Фредерико

У каждого писателя, вероятно, есть свои заморочки, с которыми он ничего не может сделать. Кто-то верит в форнитов* и сыпет на клавиатуру хлебные крошки, в надежде, что это поможет ему родить долгожданную новую главу, кто-то делает двойную работу, пишет сначала от руки, а потом перепечатывает на компьютер, кто-то смотрит сериалы и занимается графоманством. А кто-то живет письмом. Ты — то, что ты пишешь. Творческий кризис может быть выражен по-разному: кто-то не пишет, потому что слова упорно не складываются в предложения, а те, что складываются фактически насильно, выглядят бутафоской корявой отпиской, и от осознания, что это не его уровень, впадает в депрессию. Теряет какое-либо желание вообще что-то делать. Из-за того, что не выходит написать то, что хочешь, кажется, что ты никчёмный. Ни на что не способный. И постепенно теряется интерес ко всему: вставать, идти, смотреть, изучать. Писатель в творческом кризисе становится уставшим, озлобленным на весь мир и самого себя. Могут появиться признаки психоза: непонятное состояние тревоги на ровном месте, желание пойти спать в 8-9 часов вечера или вообще не просыпаться, лежать в кровати сутки напролёт. Могут появиться панические атаки, ныть сердце. Могут сниться кошмары, сложенные из волнующих внутри проблем. Может охватить озноб во время таких вот состояний или наоборот может казаться, что везде душно. Это все творческий кризис писателя. От этого все спасаются по-разному: кто выходит на улицу тёмной холодной ночью и бродит во дворе, кто-то, пытаясь отвлечься, проветрить мозги, пойдёт вымоет голову в очередной раз. А кто-то, как я, отправится в другую страну, в другой город, с закрытыми глазами ткнув пальцем в карту, и будет писать. Неважно что: дневник, рассказ, роман или статью. Главное — сконцентрировать внимание, чтобы мозг, который и является эпицентром и генератором состояния опустошения, истощения, переключился на сбор информации. Неважно совершенно, как писать: от руки или на компьютере, важен сам процесс письма. В этом процессе ты продумываешь своих героев, ситуации, в которые они попадут и как, соотвественно характеру, они будут себя вести. «Такой образ, он кому подойдёт?» Незаметно, а мозг родит новую работу. Всё, абсолютно все написанное, все изложенные на бумаге мысли обретут очертания произведения. Ведь в каждом персонаже каждого произведения есть пережитое автором, обязательно есть. И это, пережитое, обретает в произведении плоть... Криштиану отложил в сторону позолоченную перьевую ручку и захлопнул еженедельник «Молескин», в котором строчил. Обвёл равнодушным взглядом тихий уютный бар, в котором сидел последние тридцать минут, а может быть час, (за письмом время всегда пролетает быстро) заметил краем глаза неуверенно направляющегося к нему молодого человека и вновь опустил глаза. У Криштиану Роналду было всего две скорости: ноль и максимум. Он либо одержим, либо ему похер. Причём от первого до второго меньше чем шаг. Именно поэтому Криштиану часто бросал начатое на середине, отвлекаясь на что-то другое. Именно поэтому, Марсело, верный друг и по совместительству литературный агент Роналду, никогда не рекомендовал своему подопечному писать романы. А ведь у Криштиану было миллион самых амбициозных и невероятно перспективных, порой даже гениальных идей. Но в данный момент не было ни одной. Собственно, это и было причиной его пребывания здесь, в Италии, в Туринском баре, выполненном в чёрном и белом тонах. Необычное сочетание. Такое простое, безумно красивое в своей строгой простоте. Такое холодное, отталкивающее, одновременно пугающее и привлекательное. Грациозное. Прямо как душа Роналду. Как его глаза, цвета янтарного виски, плещущегося в хрустале стакана. Виски. — Я не заказывал скотч, — Криштиану перевёл взгляд со стакана на бесшумно опустившегося в кресло напротив молодого человека. — Зато я заказывал, — с чётким итальянским акцентом ответил молодой человек. Из-за приглушённого света в баре невозможно было понять, какого цвета у него глаза, они казались чёрными, как беззвездная ночь, однако Роналду предположил, что они на самом деле имеют серебристый оттенок. — И зачем же? — португалец закинул ногу на ногу и откинулся на спинку кресла, подперев подбородок изящной рукой. Молодой человек напротив скользнул взглядом по тонким пальцам, и вновь взглянул в непроницаемые глаза. «Ищет кольцо на пальце» — усмехнулся Роналду про себя. Уголки губ, до этого, так плотно сомкнутых, что представляли из себя тоненькую ниточку, невольно приподнялись. Чёрные, как космос зрачки сузились, как у кошки на охоте. — Мне показалось, что вы нуждаетесь в нём и в хорошей компании, — парень положил руки себе на бёдра, в любой момент готовый подняться и уйти, и внимательно смотрел в глаза Криштиану. Внимательно, будто пытался разглядеть через них душу. Бедолага, он даже не подозревал о том, какую ошибку совершал. А когда понял, было уже слишком поздно: его собственную душу безжалостно вытащили, распотрошили, раскрасили и выставили на всеобщее обозрение нагую и израненную, истерзанную и беззащитную перед тысячами глаз. Но пока он лишь сидел напротив этого загадочного иностранца, всего окутанного тенями, и виной тому вовсе не специальное освещение бара. Федерико Бернардески, а именно так звали подсевшего к Криштиану итальянца, наблюдал за сидящим в отчуждении португальцем весь вечер, буквально с момента его появления в баре. Он вошёл, принеся с собой холод и отталкивающее одиночество безлюдной улицы, и Федерико, обернувшийся на хлопок двери, сам не понимая почему, вздрогнул и не смог отвести взгляда от этого ночного гостя. Словно Ночь из детской сказки о Синей птице или Кошмар из Хранителей Снов, одетый в иссиня-чёрный костюм-тройку и чёрный плащ, Роналду бесшумно прошёл внутрь, неся с собой холод и загадочность. Глядя на то, как португалец грациозно опускается в кресло, достает из черного же кожаного портфеля чёрный блокнот «Молескин» с чёрной перьевой ручкой, Федерико ощутил внезапный порыв встать со своего места и подойти к нему, завязать разговор, отвлечь от дум и тревог, что нависли над ним, словно чёрный шлейф плаща. Бессмысленно проборовшись с собой с час, молодой человек дождался, когда Ночь — так он назвал пока незнакомого ему иностранца, закончит выводить на позолоченных страницах «Молескина» ровные, буквально каллиграфические буквы, и поднимет голову. Нет, Федерико ни в коем случае не смел прочесть написанное. Ночь, судя по всему, был человеком творческим, при условии, что творческих людей, созданий не от мира сего, вообще можно относить к людям, а значит все написанное было личным, его детищем, ещё не родившимся ребёнком, которого он будет оберегать, как хищник детенышей. Бернардески понимал, что добровольно вступает на очень тернистую дорожку, но ничего не мог поделать с собой. Он чувствовал себя чёртовой Беллой из Сумерек: сердце часто билось, по телу бегали мурашки, а взгляд ни на секунду не отрывался от таинственной фигуры. — Возможно, вам показалось правильно, — голос у Криштиану был шелестящий бархатный, обволакивающий, как ночной ветерок, шуршащий в кронах ночных дерев в парке. — Федерико Бернардески, — выдохнул итальянец, внезапно осознав, что все время, пока ждал ответа на свой вопрос, не дышал. — Криштиану Роналду. — его собеседник сверкал глазами совершенно по-кошачьи, и от этого пристального изучающего взгляда любому на месте Федерико сделалось бы не по себе. — Не может быть! — Может, — Роналду протянул руку к столу, зажимая изящными пальцами массивный стакан и поднося его к не менее изящным губам, делая первый глоток крепкого душистого напитка, — Может быть, Федерико. — Я... я читал ваш последний роман! Я читал все ваши книги! — Не сомневаюсь. У итальянца не было слов, перехватило дыхание, и он неосознанно схватился рукой за сердце. Роналду, Криштиану Роналду, король детективов, всемирно признанный покоритель дамских сердец и мужских умов, сидел сейчас перед ним и потягивал самый дорогой шотландский виски, который только смогли найти здесь, за деньги Федерико, обычного офисного планктона, живущего скучной жизнью по графику 5/2 и пришедшего просто расслабиться после тяжело рабочего дня, такого же как и предыдущий. — Скажи мне, Федерико, — Роналду сделал ещё глоток крепкой янтарной жидкости, — На что похожа твоя жизнь? Чем зарабатываешь на хлеб? Что привело тебя сегодня в этот бар, и, что заставило тебя подсесть ко мне? Ты сел поговорить со мной, давай поговорим. — Я... я работаю в отделе кадров, — Федерико пригубил свой виски, ни на мгновение не отрываясь от красивого лица собеседника, окутанного тенями. Криштиану будто специально сел так, чтобы половину его лица закрывала тьма. — Перекладываю бумажки с места на место... — итальянец улыбнулся, немного виновато, немного застенчиво. — Ничего интересного в общем. — Так вот что привело вас сюда? Отсутствие интереса? — Криштиану уже включил своего внутреннего психолога и теперь брал у ничего не подозревающего Бернардески интервью, делая набросок будущего персонажа, как проделывал это с тысячами людей до него. — Скорее, я просто хотел отдохнуть, расслабиться, — итальянец попробовал улыбнуться, но получилось как-то натянуто, будто виновато... или смущенно. Взгляд Роналду, такой темный, такой опасный, гипнотизировал. Бернардески даже толком не разбирал собственной сбивчивой речи. Из усталой головы разом исчезли все мысли, испарилась та обманчивая уверенность, которая и подняла его на ноги, заставила подойти к незнакомцу со стаканом виски и заговорить. Нет, Федерико не жалел о содеянном, ведь чтобы пожалеть, надо подумать, а мозг итальянца полностью отключился, оставив хозяина у руля в одиночестве и пожелав ему хорошего вечера, ибо иначе, как выключенным мозгом последовавшие далее события никак объяснить было нельзя. — А как вы посмотрите на то, чтобы поехать со мной в отель и остаток вечера расслабляться вместе? — по глазам Роналду было непонятно, в полной ли мере он осознает то, что предлагает, в их карей непроницаемой глубине ровным счетом ничего нельзя было прочесть. — Что вы имеете ввиду? — Вы не похожи на человека, любящего расслабляться в шумной компании. Вы говорите, что работаете в отделе кадров? Наверняка хорошо знаете всех коллег, ходите обедать с ними в перерыв. Это необходимо для кадровика. Но работа вам не нравится нет, — Криштиану чуть наклонил голову, изучающе глядя на собеседника, — иначе бы вы не сидели в одиночестве в баре за чертой города, не искали бы расслабления в крепком виски и компании незнакомого человека. Я прав? — Правы, — Бернардески подавленно кивает, сбитый с толку, безоружный. Ему нечего сказать под этим горящим, пронзающим самое сердце взглядом. — Тогда что же вам мешает принять мое приглашение? — Не знаю… — Федерико растерянным взглядом полупустой бар обводит, — Наверное, ничего?… — Тогда чего же мы ждем? Федерико не знал ответа на вопрос. Как и не знал, зачем и правда поднялся и последовал за Роналду к выходу, влекомый ему одному слышимым шорохом плаща Ночи. Зачем сел в такси, пассажирскую дверцу которого перед ним так услужливо распахнули. Зачем прошел в роскошный двухэтажный лофт, какой редко встретишь в Турине. Наверное затем, зачем и подходил. Криштиану, словно искуситель, притянул его сам, против его воли, потому что это было нужно Роналду. — Еще виски, Фредерико? — Федерико. — машинально поправляет итальянец, взгляд не отрывая от огромного от пола до потолка окна. Ветер треплет тонкие занавески, в нежных тонах предрассветных часов, напоминающие паруса корабля, и Федерико вздрагивает, когда Криштиану бесшумно подходит сзади, кладет тяжелые, сильные ладони на плечи. — Что вам больше всего нравится в моих романах, Фредерико? — Я… — у Бернардески дыхание перехватывает, но не от злости за ошибку в своем имени, нет. Криштиану намеренно в его имени ошибается, потому что не с Бернардески уже разговаривает, нет. Перед ним уже герой его нового романа — молодой, еще совсем зеленый парень, не познавший жизни, но чересчур уверенный в себе. Сломать его для такого человека, как Криштиану Роналду, как листок бумаги запачкать. Роналду любит ставить таких вот юнцов на свое место. Неважно, какой ценой, когда на кону его профессиональная карьера. А что может быть горячее, пикантнее, чем, роман юного сотрудника отдела кадров с кумиром своего детства? Однополая любовь, запретный плод так сладок. Федерико, еще не познавший всех красок жизни, красивая послушная марионетка в умелых руках кукловода. Обрежешь нити, и кукла повиснет мертвой тряпкой, обмякнет навсегда. И именно к этому Роналду и приступает. Несчастный Фредерико… — Реальность… Реальность происходящего. Все ваши романы — живые, в чем секрет? От страха Федерико дышать не может, а останавливать происходящее не может. Не хочет. Эти глаза гипнотизируют, манят, как удав кролика. И от судьбы никуда не деться. Бернардески глаза закрывает, головой в подушках утонув, а сильные смуглые пальцы Роналду уже с пуговицами офисной рубашки справляются. Глаза блестят - в них океан плещется. И никогда не знаешь, пощадит ли он тебя, выплывешь ли к берегу, или возьмет он твое бренное тело себе, скромная жертва в масштабах мира. Федерико океан не пощадил. Шторм был безумен в ту ночь, а к утру, волны выбросили на белоснежный шелковый берег простыней истерзанное, изрезанное, израненное и больше не нужное тело. 
Океан получил, что хотел. На прикроватной тумбочке лежал полностью оплаченный счет за отель, рядом на столике остывал принесенный официантом завтрак на одного. В дверь настойчиво стучалась уборщица. 
Был и исчез. Как мимолетное видение, как игра пьяного воображения. Однако ссадины и царапины по всему телу, натертые запястья и ноющая тупая боль внутри были слишком реальны, чтобы убедить себя в том, что произошедшее — сон. На прикроватной тумбочке обнаружился белоснежный большой конверт. «Если я найду там деньги, я убью его» — промелькнула крамольная мысль в воспаленном мозгу. Денег не было. Но было распечатанное на цветном принтере глянцевое приглашение на гала-вечер: «Интервью с Криштиану Роналду. Как выйти из творческого кризиса?». «Я не пойду» — первая мысль, вспыхнувшая в голове. «А что если это намёк на продление отношений?» — вторая. И вот он летит в Мадрид. Один. Сорвавшийся с работы, вынужденный за собственные деньги взять отпуск среди рабочего года. Ради кого? Зачем? Опять без ответа. — Кто такой этот Фредерико, Криштиану? — Роналду окружен журналистами. По правую руку от него жена — прекрасная испанка Джорджина Родригез, и наследник — Криштиану Роналду-младший. По левую — литературный агент и лучший друг Марсело Вьерра. Криштиану улыбается хитро, идеально на всех кадрах выходя. — Фредерико чудесный парень, — улыбается, — вполне возможно, его черты вы найдете и в себе. Мне пришлось пережить одно милое маленькое приключение в Турине, куда я ездил в поисках самого себя, и в результате него, родился этот роман, превью к которому я сегодня представил. Криштиану смотрит куда-то поверх толпы, видит эти глаза огромные, напуганные, и Джорджину за талию обнимает. — Ради творчества приходится идти на небольшие жертвы, — заговорщицки журналистам подмигивает, — за то все мои произведения на реальных событиях основаны. Уверен, Фредерико вам понравится. Мне понравился.