Не мне, так никому

Хайд с растерянным видом стоял перед Аттерсоном. Никаких резких движений, а только нервное подёргивание рукава рубахи. Только что Эдвард признался нотариусу в своих пылающих чувствах. Волнение накрывало его с головой, ведь он очень хотел, чтобы Аттерсон ответил ему взаимностью. Но он молчал. По мнению карлика, (я любя) он не отвечал уже целую вечность! - Габриель, ты ответишь что-нибудь? – Уже не вытерпливая, переспросил Хайд Аттерсона. Немного смутившись, Джон томно вздохнул, и решил всё-таки ответить на волнующий Эдварда вопрос: - Слушай, Эдвард… Я не имею понятия, как тебе сказать о том, что твои чувства… не взаимны… Что? Дикое непонимание возникло на лице Хайда. Его глаза быстро забегали из стороны в сторону. Руки стали нервно подёргиваться. Аттерсон заметил это, но оставить свой ответ без объяснений он не мог, поэтому решил продолжить: - Понимаешь? Как нотариус, который чтит закон, я не могу просто так взять и полюбить преступника. Ты рушишь устои мирной жизни людей, грубишь. Разве так можно? Это не укладывается в моей голове, Эдвард… В тебе нет чувств морали. Творишь много отвратительных, по моему мнению, преступных деяний. Мало того, ты убил человека и причастен к смерти нашего дорогого Лэньона. Пожалуйста, Эдвард… Ты должен понять меня и постараться как-то затушить свои чувства ко мне. Я буду общаться с тобой, но принять романтическую сторону твоих чувств я не в силах… - Меня отвергли? – С ноткой безумства пробубнил Хайд. – Ах-ха-ха-ха-ха-ха, МЕНЯ ОТВЕРГЛИ! Глаза карлика налились кровью, и в них загорелся нездоровый огонёк. Дрожь была настолько сильна, что невозможно было её не заметить! Габриель, боясь дальнейших действий Эдварда, стал медленно отходить от него, но потом понял, что сделал ему больно. Его сердце разрывалось от этого… Он медленно подошёл к нему и положил руку на плечо. - Эдвард, с тобой всё хорошо? – Спросил обеспокоенно Джон. В ответ были лишь надрывистые всхлипы и нездоровые смешки. Резко развернувшись, Хайд ударил Аттерсона по голове… *** Габриель очнулся от сильной головной боли. В помещении, в котором он находился было темно и влажно. С потолка капала вода, а в другом конце комнаты всё-таки виднелся какой никакой свет. Проморгавшись, нотариус увидел металлические столы, на которых лежали разные предметы. Они были странными, и такие он видел только в хирургическом отделении больницы города. От размышлений его отвлекло громкое цоканье каблуков. Приступ паники стал наплывать на Джона. Он прежде редко чувствовал такое, а если и чувствовал, то не так сильно! В свете показалась знакомая фигура. - Мистер Хайд!? Что происходит? – Спросил Аттерсон у карлика. Он сделал попытки встать с того предмета, на котором сидел, но ничего не вышло, так как руки, ноги и корпус были привязаны. Хайд копался в инструментах, что лежали на столе. Их металлический звон громким эхом разносился по помещению. Видимо, это из-за его каменной кладки. Внезапно, звон резко утих. Голова Хайда медленно повернулась в сторону нотариуса, у которого заледенела душа от этого ужасного взгляда! Здравый смысл полностью отсутствовал в нем! Ярко-красные зрачки светились в этой кромешной темноте, они так и жаждали насладиться кровью. А зловещая улыбка, можно сказать, оскал любого бросит в холодный пот. Аттерсон сглотнул. Страх, ужас от неопределённости так и захлёстывали. Чего Хайд, мать его, хочет? - Эдвард, пожалуйста, объясните! Ч-что происходит!? – В словах Габриеля можно было чётко услышать дикую животную панику. Медленно подойдя к нотариусу в плотную, Хайд начал говорить ровно и спокойно, попутно похлопывая металлическими ножницами по руке: - Аттерсон… Я открыл вам своё сердце и душу! Я считаю, что то, что я делаю, это ни что иное, как справедливость! Мне нравится моя справедливость! Я… Я полюбил вас, и это чувство сжигает меня… Вы понимаете? Я хотел ответной любви! Я хотел вашей любви, дорогой Габриель-Джон Аттерсон! Я просто хотел существовать для вас! Немного помолчав, Эдвард присел на корточки перед нотариусом, нежно взяв его руку. Голова его была опущена, но неожиданно из-под лба снова показался этот лишённый рассудка взгляд. - П-пожалуйста…. П-прош-шу… Не нужно! – Аттерсон впервые заикался так, будто тонул в воде, а она заливалась в него, не давая дышать. Но Хайд, резким движением зацепил клещами один из ногтей на руке Джона и оторвал его. Кровь хлынула, заливая руку. Целый её поток стекал на каменный пол. Помещение заполнилось неистовым криком боли. Эта самая боль в руке Габриеля была такой сильной, что крик сдержать было невозможно, слёзы ручьём текли из глаз. - Ах-ха-ха-ха-ха! КАК МНЕ НРАВИТСЯ, КОГДА ВЫ КРИЧИТЕ, МИСТЕР АТТЕРСОН! – Проскрежетал зубами карлик, вкалывая в вену Габриеля адреналин, что бы тот не умер до времени полного наслаждения Хайда. - Ради Бога, Эдвард! Пожалуйста! Перестаньте! – Начал умолять Аттерсон, немного придя в себя. - По вашим словам, я не имею чувства морали, а значит, и веры в самого Бога! – Карлик ответил нотариусу на его мольбы. Снова присев перед своей жертвой, он вновь оторвал ещё один ноготь Джону, крики которого снова наполнили помещение. Так Эдвард оторвал у нотариуса три ногтя на левой руке, два на правой и все ногти на правой ноге. Каждый раз, он дожидался, пока Аттерсон немного придёт в себя. А потом снова и снова продолжал издеваться над ним. Немного устав от однообразия этой дискуссии, Хайд перестал выдёргивать Габриелю ногти. Встав, он направился обратно к столу, для поиска чего-то нового. Аттерсон, буквально поседел от боли, которая наполняла его всё больше. Что бы хоть как-то заглушить это, он стискивал зубы, скрежет которых был очень хорошо слышен. - Всё-таки, мистер Аттерсон… Вы же сейчас понимаете, что, ответив мне взаимностью, могли бы сейчас спокойно сидеть и пить чай перед своим камином? – Снова начал бормотать Хайд, подыскивая инструмент. – Я вас так сильно люблю, что не могу допустить того, что вы достанетесь кому-либо другому. Тут карлик развернулся с клеймом для выжигания в руках. Аттерсон увидел его, и вновь появился приступ дикого животного страха. Хотя, он и не исчезал до этого, в принципе. Но тут Эдвард развернулся и положил его на место. Он продолжал копаться в своих инструментах, а в конце остановился на клинке из стали. Аккуратно взяв его в руки, Хайд провёл по лезвию рукой, сладко глядя на него. Внезапно он повернулся к Аттерсону, которого накрыло удивление, а не страх. По щеке карлика текла слеза. В глазах было столько печали и горечи, что нотариусу стало не по себе. Ему стало жалко Эдварда…? Поникнув, карлик подходил с клинком всё ближе к Габриелю. Вот он уже стоял перед ним. Слёзы текли одна за другой, а по помещению разносились всхлипы. - Габриель-Джон Аттерсон… Знайте, что я очень сильно и эгоистично люблю вас. Если же не мне… Так никому… - Проговорил Хайд и вонзил клинок в грудную клетку нотариуса. Он попал прям в рёбра, задев лёгкие. Воздух перехватился, а изо рта захлестала кровь. Рубаха и пиджак уже были ярко-алого кровавого цвета. Аттерсон захлёбывался и не мог дышать. Даже последние слова он сказать был не в силах. Сердце билось чаще, и чаще, и чаще… пока… не остановилось… Глаза стали медленно закрываться. Их свет пропадёт, и Эдвард больше никогда не увидит их живыми… - Аттерсон? – Нервно всхлипывая забормотал Хайд, - Габриель!? Выдернув резким движением клинок с груди нотариуса, он отвязал его тело от стула и положил к себе на руки, постоянно при этом повторяя: - Что я сделал? Что же я сделал? Аттерсон, скажите! Что я наделал? Гладя лицо Габриеля, карлик сидел над его мёртвым телом. Мысли путались, и ничего адекватного в голову не приходило. Слёзы заливали глаза и не могли остановиться.

«On se retrouve de l'autre côté... Mon cher Atterson…»

Это были последние слова, что произнёс Эдвард над мёртвым телом Аттерсона…