Веселый папочка

      — Доброе утро, — нежно сказали у меня над ухом.       Я только чудом не освоил мгновенную телепортацию отсюда подальше — голос принадлежал герцогу Герину Верти, самой злоязычной и паскудной сволочи, какую только видывал за последние несколько сотен лет наш королевский двор. И, если он раздается у меня в спальне, это ничего хорошего однозначно не сулит.       — Оно уже перестало таковым быть, — пробубнил я.       — И с какого же момента, позволь узнать? — нет, эта сволочь еще и издевается.       — С того самого, как ты возник возле моей постели.       Я, не открывая глаз, нащупал тельце дрыхнувшего рядом очередного то ли пажа, то ли мелкопоместного дворянчика — в упор не помню, кого же я затащил в постель вечером, помню только, что он чем-то мне напомнил Герина, за что и поплатился — и легонько толкнул его, намекая, что пора бы и убираться.       — И что ты там ищешь? Что, так надрался с вечера, что не помнишь, сколько человек перебывало за ночь в твоей постели?       Так, этого мне еще не хватало. Я все же приоткрыл один глаз. И застонал — Герин. Обалдеть, я затащил в постель своего собственного мужа, который супружеский долг отдавать предпочитал деньгами. Понятия не имею, чем уж так я его не устраивал, но после первой брачной ночи он больше ни разу не показался в моей спальне иначе, чем помогая раздеваться после особо бурной пьянки. Аж целых две недели уже не показывается. Обидно мне было… В Герина я был влюблен. Нет, я догадывался, что брать в мужья вампира — не то, что стоило бы проворачивать. Холодность данной расы была всем известна. Но все равно. Обидно.       Я таскал в постель все, что около меня шевелилось. Герцог на это взирал стоически с видом: «Ах, когда же ты нагуляешься», а на расспросы отшучивался, мол, принц, особа избалованная, сравнивает всех подряд с супругом. Причем в пользу последнего. Я не возражал, кивал, пил, трахался, потом снова пил. Вот так и разбиваются сказки о реальность. Хотел красавца-вампира в мужья, получи. Только вот сказки заканчиваются, а брак остается.       — Это стон счастья? — герцог улыбался.       — Разумеется, — кисло буркнул я.       Герин прекратил улыбаться. Я вздохнул и привычно забормотал, как уже наловчился за время недолгой супружеской жизни, катившейся к разводу:       — Извини, я был пьян и не соображал, что делаю. И почему ты меня не остановил?       — А что, если я не хотел тебя останавливать?       Это было что-то новенькое. Я даже не сразу нашелся с ответом. Герин не торопил, ухмылялся во все двадцать восемь зубов и четыре острых клыка.       — Я хоть не особо облажался? — тоскливо спросил я.       — Ну что ты, ты был великолепен. Особенно, когда стонал мое имя, — герцог хищно облизнулся.       — Ничего такого не помню.       — Еще бы. Ты был потрясающе пьян, потрясающе развратен и совершенно потрясающе ласков, мой принц.       Я прикрылся подушкой, чувствуя, что мне начинает грозить самовозгорание:       — Какого хрена ты тогда после первой брачной ночи ни разу ко мне не явился?       — Мне пообещали откусить голову, — вздохнул Герин. — Знаешь, просыпаться от того, что в грудь упирается когтистая лапа, а на тебя пристально смотрит волк, размерами мало уступающий дракону — не самое приятное в жизни. Твой отец почему-то против нашего брака.       — Отец просто шутит, — прошипел я. — Это у него такая традиция проверять брак своих детей — запугивать до полусмерти их супругов и смотреть, как те себя поведут.       Так, где тут этот старый облезлый коврик-интриган, который вечно путает корону короля и колпак шута? Сейчас я ему уши пооткусываю, а потом обратно приклею, поменяв местами… Ну ладно-ладно, ничего я ему не откушу. Но все же надо бы отцу прочесть лекцию о том, что запугивать оборотней, привыкших к выходкам своего короля, и пугать бедного нервного вампира — вещи разные.       Ну, это потом. У меня тут пока и без того есть, чем заняться.