Burn It to the Ground

Всё повторяется из раза в раз. Бакуго стучит в хилую дверь, чуть не срывая её с петель. И после того, как он слышит звук трёх поворотов в замке, тут же вваливается внутрь без особого приглашения, шуруя прямиком на кухню. За ним неторопливо следуют. И Бакуго знает, что всегда пойдут. Поэтому каждый раз не оборачивается, покуда не падает на диван, ставя очередную бутылку крепительного на стол, и покуда на этот стол не приземляются два стакана, а диван рядом не проседает под весом ещё одного человека. Когда распивается первая, Бакуго откидывается на спинку из потрёпанных подушек, и старая рухлядь натужно воет под весом двадцатитрехлетнего детины. После третьей он начинает говорить, и слова льются потоком, выплёвываются изо рта сумбурным водоворотом. Его слушают, не перебивают, не спрашивают. Бакуго этого всего не надо, и об этом — да, знают. Поэтому после пятой или шестой он поворачивает голову и секундой позже встречается с ярко-синими глазами. Тогда же его валят на спину и застёгивают по паре наручников на запястьях. Наручники крепятся в разные углы дивана, и Бакуго оказывается распятым перед человеческим Содомом. У того взгляд горячий, раскалённо-холодный с манящими, распутными искринками внутри. Бакуго вспоминает их первую встречу. Поездка, лагерь, горящие синим огнём деревья, стенки сжимающей его капсулы, холодный пол, кандалы и бесконечные уговоры. Тогда Даби кажется безусловным ублюдком из непримечательной шайки злодюг, на которых размениваться не стоит. Но тот всё время сидел в углу и задумчиво молчал, глядя на яро протестующего заключённого. К которому потом неожиданно приходит в один из вечеров. Оба понимают, что жалкие куски металла нихуя не могут сдержать про-героя из первой пятёрки рейтинга. Стоит тому лишь слегка шевельнуть рукой, и половину кухни нужно будет отстраивать заново. Его убойной силы теперь для такого вполне достаточно. Но Бакуго ничего не делает. Не протестует ни одним мускулом. Только рычит или сыплет едкими ругательствами, или то и другое вместе. Тихим он быть попросту не умеет. И не хочет. Не здесь. Поэтому Даби запускает ему руки под измятую рубашку и ведёт по бугристым мышцам. В нос ударяет такой особенный запах Бакуго, что на секунду спирает дух. Но если и топиться в нём, то с головой. Даби рвёт к чертям рубашку, выпуская сладковатый аромат наружу. Его любимый, сносящий голову, как предельно точный взрыв. В тот вечер к шестнадцатилетнему юнцу заглядывает змей-искуситель. И пусть Даби всего на два года старше, но Бакуго до этого нет дела абсолютно, потому что он готовится сломать себе обе руки к херам, только чтобы этот штопанный говнюк не тянул к нему свои уродские лапы. Он напрягает каждую жилку в теле, лишь бы чем-то да ударить отморозка, но от последующего шока Кацуки неожиданно парализует напрочь. Потому что Даби с непрошибаемым похуем просто отсасывает ему и валит восвояси, даже не удосужившись застегнуть ему штаны обратно. И больше ничего. Встаёт, утирает губы и спокойно выходит из комнаты. Всего-навсего. Тогда ещё детская психика Кацуки с удовольствием рвалась мочить поганцев направо и налево без какой-то жалости или сомнений. Но. К сожалению, его в академии, блять, не учили, как относиться к первому в своей жизни минету от лидера ударного отряда бандитской группировки. Теперь Даби лезет пальцами ему под пояс, справляется с молнией и, оттянув бельё, зарывается носом в пучок светлых волос. Бакуго всегда хереет, как эти перетянутые скобами щёки не царапают ему член, а железки не пытаются продепилировать лобок, когда Даби уходит в глубокий заглот. Потому что Даби всегда берёт в рот до основания, вплотную, плоско скользя языком вдоль длины. И маленький шарик пирсинга слишком остро ощущается, когда перебирает венки на своём пути. Даби вылизывает так старательно, так тщательно, что после даже не особо хочется в душ, будь Бакуго брезгливым немного меньше. Тогда ему руки оттягивали железы, рот закрывал намордник, и всё это перевязывалось цепями. Тогда Даби просто откинул паренька назад, приложив затылком об деревянный пол, и переставил металлический блок ему за голову. И Бакуго уебал бы этого засранца им по черепушке, если б тот не закрепил конструкцию так предварительно-основательно. Сейчас же жалкие крепления наручников служили чисто для страховки, так, чтобы не спалить штопанному что-либо ещё из оставшихся сорока процентов кожи. Даби тянется наверх, и Бакуго прикусывает ему губу. Сильно, практически до крови. Грызётся, не целуется, пока Даби покорно подставляет ему язык и губы. И хрен его знает, что тому приспичит сегодня — вставить или оседлать самому. Бакуго не хочет признаваться, что не против обоих вариантов. Клацает крышка смазки, и прохладная жидкость касается его у входа. Пальцы растирают, скользят по кругу и только после всего этого проталкиваются внутрь. Осторожно, медленно. Даби не щадит ни смазки, ни времени, постепенно погружая по фаланге, по пальцу один за другим. Бакуго не стонет. Нет, нихуя подобного, вам послышалось. И Даби тоже тот ещё фантазёр. Потому что давит на стенки усерднее, разрабатывает всё отвыкшее и тугое, но не задевает простату. Нет, не сейчас. На сладенькое. Основательно мир Бакуго рушится, когда в его восемнадцать лет мир пополняется ещё одним сюрпризом. Теперь помимо причуд в нём поселяется ебучая ванильная хуйня, которая задела и существование Бакуго. Которая выводит его настолько, что он впервые в жизни отпускает злодеев, ибо не хочет по неосторожности кого-то угробить. И после не может принять данность в течении ещё нескольких грёбаных лет. Вокруг все щебечут и пляшут, поздравляя очередную парочку, а его — утешают, приговаривая, что ему уж точно достанется. Он же Граунд Зеро. Они наивно полагают, что он не знает. За это время Даби нигде не появляется, целомудренно засев в подполье. И его больше не ловят, не застают за нападениями, даже за мелкими кражами не замечают. Будто помер, откинувшись на очередном задании Лиги. Но Бакуго знает, что нихуя. Решает, что сам его найдёт. И находит. Даби входит столь неторопливо, что Бакуго подмывает сорвать наручники и протолкнуть в себя этот член самому, зажав его владельца между мощных бёдер, параллельно вцепившись тому в волосы руками. Ибо нехуй его дразнить, когда он уже на взводе. Но он слышит предупредительное "Кацуки" и расслабляет напрягшиеся предплечья. Даби успокоительно проводит языком ему по грудной ложбинке. Он настолько худой, что практически теряется на фоне крепкого телосложения Кацуки. Но ебёт так сильно-сладко, что высекает искры из раскинутых ладоней. И от такого контраста оба окончательно сгорают дотла. В первый раз дверь в квартиру на окраине соседней префектуры он выбивает с ноги. И, особо не церемонясь, заходит внутрь. Увы, но его эпичное появление не оценивают, и Даби просто возвращается к просмотру какого-то всратого тв-шоу. Попутно говоря, что чинить дверь Бакуго будет сам. Тогда психика уже совершеннолетнего по всем статьям героя номер четыре не выдерживает во второй раз, и он совершает, наверное, самую большую в мире глупость, когда не сдаёт этого обмудка в полицию. И начинает к тому иногда заглядывать. И даже таскать с собой дорогую алкашку, что подгоняли ему фанаты или коллеги с работы в честь праздников. Бакуго чувствует, что его грандиозно наебали. Потому что с Даби оказывается на удивление легко, если можно назвать молчание или специфичное чувство юмора таковым. Бакуго не пилят по поводу мата вместо нормальной речи, по поводу извечного запаха гари вперемешку с нитроглицерином и того, что если он и является раз в месяц, то остальное время каждый тратит сам на себя. Без каких-либо претензий. И что Бакуго за последние полгода стал приходить чуть ли не вдвое чаще — абсолютно ничего не значит. Даби притирается настолько близко, что животом ёрзает по члену. И своими сосками со штангами задевает его собственные. Большой палец поддевает тонкую нить смазки, что сочится у Бакуго с головки, и Даби неприкрыто любуется, как поджимаются от удовольствия у Кацуки яйца. Тот выгибает податливо спину, стараясь направить силу толчков вдоль предстательной железы. И Даби сначала подыгрывает, кладя ладони на удивительно узкую талию, двигаясь немного свободней, давая тому возможность подстроиться. Но когда Кацуки слишком забывается, Даби начинает вколачиваться жёстче, мощнее, что Бакуго шипит и несильно вырывается, пытаясь повести тазом самостоятельно в собственном ритме. Но хрен. Цепкая хватка на члене резко сковывает движения Бакуго, что тот немедля звереет. Чем Даби и пользуется. Кацуки едва не вырывает зубами у него треть трапеции, но Даби продолжает двигаться в каком-то только ему присущем, сумасшедшем темпе, доводя их двоих до пика в несколько толчков. Бакуго сдавленно стонет и обильно кончает ему в кулак, пока Даби пытается не свалиться ему на грудь в оргазменной тряске. Но на одной руке держаться долго не выходит, и он таки валится плашмя на Кацуки. По спине у Даби стекает пара струек крови. Когда Кацуки стоит над раковиной, разминая затёкшие запястья, взгляд натыкается на едва начатый флакон. Баснословное Nitro от Dior. Лимитированная серия с вытянутым позолоченным колпачком и кривой чёрной подписью от Граунд Зеро на прозрачной стекляшке. Даби, как обычно, отмахивается. Говорит, что нюхает на досуге, когда сильно прижмёт со скуки, и дрочит себе прямо этим колпачком. А потом смотрит на перекошенное лицо Бакуго и хохочет, аж слёзы в уголках глаз проступают. Кацуки подстёгивает окликнуть этого мудака по имени и после осадить, но осекается, вовремя вспоминая, что обещал никогда не называть его по настоящему. Только кличка. Даже если тот сам по собственной глупости сказал ему его пару недель назад, когда они распивали подаренное Бакуго коллегами Black Label. Потому что Бакуго плевать на его прошлое, сказал тогда Даби. И ему действительно плевать. Как всегда. И станет плевать ещё чуточку больше после одной профилактической беседы с героем-говноотцом. Поэтому Кацуки скрипит зубами и просто кричит штопанному ублюдку закрыть своё уродливое ебало, попутно продолжая собирать раскиданные шмотки. Когда все вещи собраны, а законченная бутылка покоится в мусорке, Бакуго разворачивается и уходит. Аккуратно закрывает дверь, поворачивает недавно сделанный ключ в замке. И благодарит богов, что сегодня ему не нужно в утреннюю смену и можно ещё немного доспать. Кацуки возвращается с круглосуточного магазина и заваливается в кровать даже не раздевшись. Закидывает Даби руку под голову и прижимает к боку. Тот хмыкает, но мостится удобней. Через мгновение оба уже проваливаются в сон, и Бакуго снится история примерно пятилетней давности. Он вскидывает руку, чтобы жахнуть по стенке взрывом, только вместо привычного красно-оранжевого огня та ярко вспыхивает синим пламенем. Залп получается настолько мощным, что даже привыкшее к отдаче предплечье натужно и болезненно сводит в локтевом суставе. Сила от удара разносит раза в два больше, чем надо. За секунду в щепки превратилась вся мебель, сгорели к чертям обои, обуглились стены, а большей части кладки теперь и вовсе не было. Бакуго чертыхается и ошалело смотрит на свою руку, где капли нитроглицеринового пота почему-то поблёскивают мелкими синими огоньками. Сбоку слышится сиплый смех, сухой, скрипящий. Кацуки автоматически дёргает головой на звук и натыкается на хохочущего члена Лиги. Тот заливается своим смехом, проводя по ушам словно наждачкой, пока Бакуго, абсолютно дезориентированный, пялится на сотрясающуюся фигуру Даби. Тот, отсмеявшись, переводит взгляд на свою руку и усмехается: — Мой соулмейт, ха? На его пальцах пляшут красные искры взрывов.