Один раз

5 — pyrokinesis знаешь, мэри — найтивыход

      Один раз, — думает Антон. Перетерпеть, перенервничать, пересходить с ума, перебеситься, пережить, перепсиховать. Топчется на месте, курит третью сигарету и не слышит успокаивающие слова Димы, потому что все равно не помогут.       Понимает — бояться нечего. Просто люди из Питера. Просто очередные импровизаторы. Просто будущие коллеги. Просто два человека с неплохим — по крайней мере, на это вся надежда — чувством юмора. Просто два характера, с которыми придется мириться ближайшие пару лет, если шоу зайдет зрителям.       Когда видит две фигуры, слишком глубоко вдыхает горький дым и задыхается. Часто моргает, отбрасывает сигарету, кусает сухие потрескавшиеся губы и надеется, что пять ударов сердца в ритм не выдадут его с головой. Он ведь уже не мальчишка, и похуй, что ему всего двадцать три.       Один день, — проносится в голове Арсения. Держаться, улыбаться, шутить, кутаться в тонкое пальто, щуриться от сильного ветра, жадно впитывать взглядом все вокруг. Он с наслаждением посасывает мятный леденец, фотографирует глазами виды Москвы и потешается над недовольным Серегой.       Верит — все получится. Он наслышан об этих двух комиках и даже не сомневается — справятся. Наладят контакт, подружатся, станут семьей и порвут всю страну. Просто нужно улыбаться и верить в хорошее.       Замечает двух потенциальных друзей и за пять секунд преодолевает разделяющее их расстояние, не боясь сделать шаг. За тридцать лет он немало повидал, а тут всего лишь два таланта, с которыми ему не терпится познакомиться.       Одна проверка, — уговаривает себя Антон. Довериться, привыкнуть, сблизиться, пообщаться, выдохнуть. Он боится материться и смущенно опускает взгляд, когда Дима укалывает его этим. Фыркает и следит за реакцией — один ехидно хмыкает, второй слепит улыбкой.       Осознает — не страшно. Справятся. Мужчины ему нравятся — веселые, открытые, дружелюбные. Подтрунивают над его любовью к браслетам и кольцам, скрывают заметный нервяк и предлагают напиться этим же вечером, чтобы сразу со всем разобраться.       Второй — Арсений — шутить не перестает ни на минуту. Причем большинство шуток — сложные, запутанные, полные каламбуров и выкрутасов, от которых голова болит. Как и лицо, потому что не улыбаться невозможно. Антон сыпется снова и снова, забыв о смущении, и надеется, что не порвет себе щеки. Наслаждается своими пятью секундами, чтобы дышать, когда Арсений замолкает, а потом снова утыкается лицом в руки, согнувшись от смеха.       Один вечер, — твердо решает Арсений. Разобраться, уладить, расставить точки над «ё», разложить по полочкам. Он внимательно слушает Диму, и ему хватает часа, чтобы сделать вывод о том, что это человек большого ума. Он искренне наслаждается обществом Антона, потому что это первый человек в его жизни, который так ярко реагирует на его шутки.       Расслабляется — полностью. Опрокидывает парочку лишних рюмок, не боясь поймать такой привычный матвиенковский взгляд «считай-бухло-пьянчуга», потому что новые друзья присоединяются к нему с явным удовольствием.       Краем глаза, а порой и в открытую следит за Антоном, который что-то восторженно и гипер-эмоционально рассказывает — только браслеты да кольца поблескивают в свете ламп бара. Пять секунд, чтобы ослепнуть, потому что в зеленых глазах лампочки на пару сотен вольт.       Одна техничка, — размышляет Антон. Пообщаться, поработать, поменяться партнерами, поиграть, опробовать, пошутить. Он убеждается в том, что тандем Арсения и Сереги слажен так же хорошо, как и его с Димой. И немного напрягается, даже не пытаясь скрыть напряжение, когда Стас предлагает ему встать в пару с Арсением.       Задыхается — потому что близко. Вливается быстро, пусть и неловко, едва-едва поспевает за мыслями Арсения, сыпется с его шуток, сожалеет, что недостаточно хорош, и безумно хочет быть таким же.       Пять минут, что они играют, отпечатываются в памяти, как десять лет, и на свои места они возвращаются лучшими друзьями. Арсений улыбается широко и слишком тепло, хлопает мягко по плечу и садится на соседний пуфик, выглядя донельзя довольным.       Один коннект, — не верит Арсений. Удалось, сложилось, сыгралось. Он улыбается без остановки, разыгрывая сценку рядом с этим почти двухметровым дарованием, и кусает губы, потому что мучительно хочется хотя бы немного дотянуться до его уровня.       Хмыкает — смышленый. Антон шутит нечасто, но метко, четко, с тонким юмором, активно жестикулирует, до коликов смешно кривляется и не боится показаться дурачком или ошибиться.       Арсению приходится считать — один, два, три, четыре, пять, — чтобы не зависать слишком долго на упавших на лоб волосах и тонких запястьях. Сразу становится понятно, кто будет зажигалкой в их компании, потому что этот мужчина с душой ребенка заставляет смеяться даже сурового Серегу.       Один контракт, — не жалеет Антон. Подписать, согласиться, принять условия, выдохнуть, прикрыть глаза, расслабиться. С улыбкой выслушивает долгую тираду Стаса о том, что они порвут страну и станут лучшим шоу на телевидении, ловит взглядом улыбки коллег и окончательно отпускает напряжение.       Радуется — по-настоящему. Он долго готовился к этому, сильно ждал, все поставил на кон и ни о чем не жалеет. Он счастлив, он любит жизнь, он смотрит в будущее и без страха ныряет за прозрачной надеждой в завтра, даже не думая, что никак не вернуться назад теперь.       Он чувствует себя частью команды, чувствует себя нужным, смешным, интересным, его хвалят, к нему прислушиваются, его зовут с собой, о нем заботятся, ему присылают какие-то смешные картинки, ему записывают глупые голосовые сообщения, его обнимают при встрече и хлопают по плечу во время прощания.       Одна команда, — наслаждается Арсений. Держаться вместе, гулять, списываться и созваниваться, засиживаться в барах и кафе, ходить по квестам, давать интервью, принимать участие в фотосессиях. Он безумно устает, потому что шоу занимает все время, но он ни о чем не жалеет. Как и все остальные.       Наслаждается — всем. Он привыкает поздно ложиться и рано вставать, есть на ходу, учится спать в автобусах и самолетах, пытается привыкнуть к огромному числу фанатов, но все равно смущенно опускает глаза, когда ему дарят подарки, а потом обнимает крепко-крепко, чувствуя, как сердце распирает от любви.       Ему нравится вести Инстаграм, он пьян отдачей людей, он о любви к ним снова и снова сыплет эпитетами и не боится чудачить, потому что уверен — его люди поймут, догадаются и оценят.       Одна проблема, — маячит у Антона в голове. Сходить с ума, беситься, кусать губы, курить, давиться дымом, прятать взгляд, огрызаться и делать вид — безуспешно, — что все в порядке. Он не знает, когда это начинается, но с каждым днем — больше.       Чувство — странное. Он ловит себя на том, что смотрит на Арсения чаще, чем на остальных, следит за изменением мимики и движением рук, подолгу залипает на фотографии, смеется с таких глупостей, что даже неловко. Рядом с ним — сложно, но он позволяет себе только пять секунд, чтоб не дышать, а потом берет себя в руки.       И не скажешь, что Арсений старше его — порой он ведет себя, как самый настоящий ребенок, с легкостью переплевывает его детскими замашками и надутыми губами. Арсений — какое-то наваждение, чисто Билли Миллиган на минималках, который с легкостью сочетает в себе известный мем — «ваша дочь будет дома в восемь» и «она тоже зовет меня папочкой».       Одна улыбка, — пугается Арсений. Залипнуть, подавиться, задохнуться, перестать контролировать себя, думать постоянно. Он попросту не замечает, что пялится на Антона каждую свободную секунду, просто зависает, а потом ловит недовольный взгляд Сереги, который понимает, но не принимает.       Ощущения — дикие. Он знает его всего несколько месяцев, а кажется, что с рождения, тупо всю жизнь. Антон — ходячий анекдот. Он слепит, светит и поднимает настроение одним только взглядом зеленых-зеленых глаз.       Арсений смотреть не боится. Даже быть пойманным. Он боится, что не перегорит, что со временем не притупится, что будет только разгораться и тогда — конец. Каждый раз, перед встречей, он убеждает себя в том, что ему хватит пяти секунд, чтоб разлюбить, потому что «ну что в этом парне особенного». И проебывается.       Один взгляд, — дрожит Антон. Потеряться, запутаться, утонуть в бессоннице, давиться мыслями, ненавидеть и боготворить одновременно. Он не знает, как это назвать, какой подобрать синоним к тому, что сидит в груди. Наваждение? Магнетизм? Притяжение? Помешательство?       Страшно — пиздец. А Арсений словно понимает, но не помогает разобраться, только изводит взглядами, легкими касаниями и неловко-крепкими объятиями. Шутит, светит, заботится, зовет гулять и всегда — рядом.       Антон пытается что-то делать. Снова и снова на ключ закрывает двери, за которыми на ржавых цепях души сидят его внутренние демоны, пытается свести общение к минимуму и проваливается, потому что идея изначально гнилая.       Одна попытка, — обещает себе Арсений. Придвинуться ближе, коснуться откровеннее, взглянуть как можно глубже, передать глазами то, что страшно озвучить. Страшно не потому, что не уверен. Страшно потерять блеск в зеленых глазах напротив.       Мутит — постоянно. Синяки все больше, головная боль не проходит, в руках телефон двадцать четыре на семь, чтобы хоть как-то отвлекаться, а из мыслей парнишка не выходит даже на такой привычный перекур.       Антон словно ничего не замечает. Продолжает ластиться, отдается работе с головой и без остатка, тянется ближе, смотрит в глаза и уверенно играет на струнах жил. То ли дурак, то ли садист, Арсений еще не разобрался.       Один срыв, — сдается Антон. Бояться, материться, дымить, проклинать, бросаться на стены, тонуть, тонуть, тонуть. Он не знает, как ему поступить и как спасти себя. Ему тепло рядом с Арсением до мурашек, но это тепло опасное — оно сжигает медленно и уверенно, не заметишь, как ничего не останется.       Внутри — ураган. Днем он улыбается, смеется, шутит и ведет себя, как обычно, а ночью его звери рвут кожу и плоть в клочья. И он задается десятками вопросов, начиная с «зачем» и заканчивая «почему он», а потом утыкается лицом в подушки, потому что понимает, что ответов не дождется.       Арсений ласковый, теплый, зовет гулять по крышам и катает на машине. Рядом с ним хочется удавиться от контраста желаний, потому что разум умоляет «беги от меня», а треклятая мышца в груди перекрывает «прижмись же ко мне теснее».       Один поцелуй, — сдается Арсений. Медлить, робеть, кусать губы, начать курить, плохо спать, думать, надеяться и бояться. Ему тревожно до такой степени, что режим сбивается ко всем чертям, потому что, стоит закрыть глаза, видит зеленые глаза и широкую улыбку.       Антон — помешательство. И Арсений уверенно сходит с ума день за днем. Сначала боится, пытается найти лечение, а потом сдается и решает — похер. Ждет подходящий момент, прячет куда подальше страхи, а потом просто стоит рядом с Антоном в курилке и не сдерживается.       Пять секунд, чтобы летать, потому что нервы сдают и он отстраняется. Смотрит в огромные зеленые глаза, видит приоткрытые губы и понимает, что летит сквозь этажи — просто в пропасть, в бездну. И выбраться не получится.       Одна слабость, — отпечатывается в мозгу Антона. Не дышать, не моргать, не думать, пялиться в одну точку и лишиться всего и сразу. Антон смотрит в упор, роняет сигарету и ощущает спиной твердую стену, радуясь, что она помогает стоять, хотя стечь по ней очень хочется.       В груди — клинит. Чужие губы лишь мгновение прижимались к его, а он уже обесточен, просто закоротило и поползло трещинами по всей программе. Страшно безумно, потому что очевидно: попробовав раз, звери, живущие в его теле, захотят ещё и ещё.       Антон поджимает губы и прячет глаза. Хочет — не то слово, но не может. Не сейчас. Трудно переступить, трудно рискнуть, трудно утонуть, потому что плавает, мягко говоря, херово. А довериться пока не готов, хотя и хочется.       Один вдох, — ломает Арсения изнутри. Задрожать, отодвинуться, уйти, скрыться, сползти по стене, задохнуться и жмуриться до кругов. Ему не больно, нет, он видел эти метания в глазах, а это уже хоть что-то. Ему обидно, потому что поспешил, что испугал.       Сознание — клубок. Мешает расслабиться, сбивает, перекрывает кислород и мажет по стенке. Арсений берет себя в руки и едет домой, игнорирует звонки и сообщения от Сереги, нарочно выключает мобильный, когда приходит оповещение о том, что Антон выложил новую публикацию в Инстаграм, потому что сил нет видеть его.       Лежит и смотрит какой-то фильм, не помня названия и не вдумываясь в сюжет. Только снова и снова касается своих губ, не веря в то, что действительно рискнул и поцеловал. Его бьет озноб, и он, выпив снотворное, ложится спать, давая себе пять секунд — последний шанс — перед тем, как уснуть, чтобы забыть и перегореть.       Один страх, — бьется в воспаленном мозгу Антона. Давиться никотином, кутаться в куртку, шататься из стороны в сторону, ничего не видеть вокруг и до крови кусать губы. Антон понимает, что налажал, хотя и думал, что поступает правильно.       Дома — девушка. Целует в щеку, обнимает и ведет на кухню ужинать. В груди неприятно сосет, кусок в горло не лезет, а на губах все еще следы чужого прикосновения. От ее поцелуев уворачивается — глупо не хочет стереть его вкус.       Ночью Антон крепко прижимает к себе Иру и прячет лицо в ее волосах, надеясь, что получится забыться, а потом понимает, что пусть сегодня другой одеяло греет, его звери видят не ее в каждом сне.       Одна надежда, — не дает Арсению покоя. Долго стоять у зеркала, зачем-то выбирать особенный наряд, мяться на пороге, прятать взгляд и смотреть на других. Арсению хочется верить в то, что все не рухнет. Пусть все пошло не по плану, но ведь они все еще команда.       Напротив — глаза. Огромные, испуганные, блестящие, их рвет от эмоций, и Арсений убеждается — тоже тонет. От этого пусть и немного, но легче. И он снова улыбается. По-прежнему мягко и спокойно, как бы говоря, что волноваться не о чем и он все понимает.       Арсений вообще снова и снова задается вопросом: «Что он в нем нашел?» Ответ простой и короткий — все. Раньше он забывался в алкоголе, в случайных связях на одну ночь, в редких походах в церковь, а потом вдруг по щелчку — не то. И теперь для других истина в вине и теле, религии и постели, а Арсений отыскал ее в Антоне.       Один шаг, — не сдерживается Антон. Думать днями напролет, считать минуты, сбиваться на съемках, снова следить, снова курить, снова задыхаться, снова думать, думать, думать и хотеть. Он подозревает, что может не иметь второго шанса, потому что в первый раз поступил, как ублюдок.       В руках — сигарета. Ему нужно расслабиться, чтобы окончательно разобраться в себе и принять решение, ему нужно еще пять секунд, чтобы пожить в его старом мире, потому что все полетит к чертям и никогда не станет прежним.       Арсений не избегает его, и это успокаивает дыхание. С улыбкой останавливается по дороге к гримерке и чуть склоняет голову набок. Смотрит выжидательно, спокойно, с легким прищуром, которого хватает, чтобы лавину прорвало. И Антон целует сам — кладет вспотевшие от нервов ладони на его шею, жмется всем телом и сминает чужие губы с таким отчаянием, что глаза начинает щипать.       Одно счастье, — заполняет Арсения с головой. Сойти с ума, застыть, замереть, окаменеть, не верить до последнего и в итоге притянуть к себе ближе. Он сжимает тонкую талию, смакует мягкие губы, впускает юркий язык и дышит часто, прерывисто, отчаянно задыхаясь.       На губах — улыбки. Антон вжимает его в стену и целует более жадно, откровенно, чуть тянет темные пряди и слабо выдыхает в приоткрытые губы, когда Арсений по-собственнически обхватывает его бедра, вызывая мурашки.       Арсений мажет губами по шее, нежно трется носом о щеку, щекочет ресницами, с замиранием сердца слушает слабый смех и смотрит в блестящие глаза, чтобы убедиться окончательно, что Антон весь — до ресниц и точек — причина того, что он жив.       Одна любовь вибрирует у обоих.       Одна жизнь на двоих. Держаться за руки, обниматься до хруста, целоваться до мозолей, смеяться до слез, цепляться до последнего, шептать имя, захлебываться в стоне, говорить глупости, не отпускать никогда и дышать.       Им хватит.       Сполна.