Чёрные Розы (книга 2)

Мы держимся за ручки и снова идём в ванную. Нужно сполоснуть наши тела от смазки и помады. Я впервые в жизни реально натрахалась, такого со мной ещё никогда не было. Смотрю на Вику, вижу её тело и не хочу его. Хочу об институте думать, о друзьях, об учёбе, но не о ней. Да ладно, неужели?.. Реально странное чувство: как будто я шла, шла по пустыне и мечтала только об одном: напиться, а вот я нашла оазис с системой «олл инклюзив» и запрыгнула в бассейн с питьевой водой. Водичка журчит, пей – не хочу, но я уже замерзла в этом бассейне и теперь хочу согреться и с наслаждением вспоминаю пустыню. Знаю, тупая аналогия, но мне почему-то только это приходит в голову. Вика давно уже на кухне, жарит яичницу для меня (она сама, оказывается, по утрам никогда не ест), а я всё ещё мокну в ванной. Она открывает дверь и, стоя на пороге, смотрит на меня. – Только об этом – ни-ни! – говорит она. – Ага, – заговорщически улыбаюсь я. – Чтобы никто, ни одна живая душа. Она подходит ко мне, стоящей под душем, и начинает мылить мне «киску». Её пальчик как бы случайно проскальзывает внутрь, и я снова хочу её. Чувства, как джин из лампы, появляются, стоит только потереть в правильном месте. – Ах! – на выходе шепчу я. Она достаёт из меня пальчик и кладёт мне его в рот, вместо того чтобы помыть. А я стою и не знаю, что делать; беру её за руку и целую. Я люблю её – искренне, по-настоящему, как никого никогда не любила, и мне почему-то хочется растрындеть об этом целому Свету. – Я люблю тебя, – шепчу я. – Ты уже говорила. – Она моет руку гелем для интимной гигиены и выходит из ванной. Я вытираюсь махровым полотенцем, надеваю вчерашние трусики (свежих-то у меня нет) и выхожу следом. Яичница готова. Стоит на столе ждёт меня и остывает. Рядом дымится смородиновый чай. Какой приятный запах! Я принюхиваюсь и делаю первый глоток. – Без сахара? – спрашиваю я. – Ой, прости, я забыла, что ты сладкоежка! – Вика протягивает мне коробочку рафинада кубиками. – А ты что, всегда без сахара пьёшь? – Не люблю сладкого. – Странно, а ты такая сладенькая. – Я прикасаюсь пальчиком к её губам, отчего она резко отстраняется. – Не делай больше так, – шипит на меня Вика. – Прости. – Я опускаю глаза. – И не вздумай исполнять такое при других! – звучит сталь в её голосе. Я никогда её такой не видела. – Прости, – снова шепчу я и вдруг начинаю плакать. Мне так больно и так обидно! – Юлька, Юлечка, извини меня, – смягчается Вика. – Не плачь. – Она гладит меня по руке и смотрит мне в глаза. – Не знаю, что со мной. – Я пытаюсь справиться со слезами. – Извини за резкость… ну… ты чего? Чуть что – и сразу в слёзы. – Соринка в глаз попала, – пытаюсь улыбнуться. – Ну, вот так гораздо лучше! Достаю телефон и смотрю: на первую пару мы не успеваем, это однозначно, но это же не повод прогуливать весь день. – Мы на третью пару можем успеть, – нерешительно говорю я. – Иди одна, – безразлично отвечает Вика. – Скажешь, что я есть, пусть не ставят «энку». – Хорошо. – Я допиваю несладкий чай, доедаю яичницу и начинаю одеваться. Вика выходит меня провожать к дверям. Снова заботливо поправляет воротник, убирает волосы с лица, улыбается мне. Значит, всё хорошо. Так люблю, когда всё хорошо, когда все друг друга любят и никто не ссорится! – До встречи вечером, – говорю я и скромненько целую её в щёчку. – Не знаю, у меня дела будут… – Снова чувствую этот холодок в животе чуть пониже сердца. – Ну, как освободишься… – говорю я, а у самой трясутся руки. «Неужели это всё?» Пытаюсь убедить себя, что всё в порядке, выхожу на улицу, там жарит весеннее солнце и хоть всё ещё немного прохладно, я улыбаюсь первым тёплым лучам. Иду на маршрутку и всю дорогу до института улыбаюсь сама себе. Надеваю наушники и слушаю радио. В голову западает какая-то дурацкая песенка. – Присаживайтесь. – Мне уступает место симпатичный парень. Он сверлит меня глазами. – Спасибо! – Присаживаюсь возле окна и смотрю на улицу. Во всём уже чувствуется весна: в грязных дорогах, прошлогодних листьях, первых почках на деревьях. Невыносимая свежесть в воздухе. Я счастлива! Я реально счастлива! Выхожу за две остановки до института. Мне нужно прогуляться пешком. Да, на каблучках и после очередной бессонной ночи, но мне нужно пройтись. Мне нужно немного помёрзнуть, мне хочется почувствовать эту весну. Мне хочется дрожать. Я такая счастливая сейчас, что мне нужно вернуться в реальность. Почувствовать себя живой, уязвимой, слабой, чтобы хоть как-то стереть эту самодовольную ухмылочку со своего лица. Достаю зеркальце и вновь подрисовываю брови, поправляю макияж. «Зачем? Она же видела меня без макияжа и всё равно считала красавицей. Зачем я постоянно это делаю? Кому ещё мне надо понравиться? Ради чего это всё?» Эти вопросы лезут в голову. Мне кажется, моя жизнь, наконец, обрела смысл, только я никак не могу понять, в чём он состоит. Смысл моей жизни в том, чтобы трахаться с другой девушкой? Да нет же, какая глупость! Точно такая же, как и «смысл жизнь в том чтобы заниматься сексом с мужчиной, выскочить за него замуж, нарожать детей и до поздней старости вспоминать вашу первую с ним встречу». Смысл жизни – в любви, в какой бы то ни было: в странной, в кривой или в запретной. Я чувствую это, но не могу объяснить, что такое любовь и для чего она нужна. Но главное – теперь я абсолютно счастлива. Слишком умные мысли моей дурной головы, но я их не головой думаю. Даже звучит глупо: голова – чтобы придумывать мысли. Нет, это щебечет моё сердце. Оно говорит за меня. Я, наконец, расслабилась и полностью отдалась своим чувствам, своему настроению. «Нужно к семинару подготовиться». Пытаюсь хоть что-то вспомнить, но не могу. В голове только эта дурацкая любовь. Сама над собой смеюсь, потому что назвала любовь дурацкой. А в груди всё цветёт и щебечет, в ушах стоит дикий звон. Я не могу взять себя в руки. Может, следовало у Вики остаться или домой пойти? Чёрт как же мне учиться?! Мне же сейчас двояк влепят или, того хуже, четвёрку. Так как я отличница, то для меня четвёрка хуже двойки: двойка пересдаётся, а четвёрка – нет. «Я влюбилась в девушку, и это для меня куда важнее всех оценок в жизни. Важнее вообще всего! Мне хочется об этом кричать, хочется петь. А вдруг меня на уроке не спросят?» – уже размышляю как двоечница. Точно, сяду с Катькой: она отличница, она подскажет. Странно, Катька ведь тоже девушка, но почему меня к ней меня совсем не тянет? Я только с Викой лесбиянка или с другими тоже? Ничего не понимаю. Моих скромных интеллектуальных (фух, слово-то какое сложное!) способностей вряд ли хватит это осознать. Захожу в корпус, навстречу Маринка. – Юлька, тебя чего на первой паре не было? – Мне что, «энку» влепили? – наконец, испугалась я. Хоть что-то заставляет меня снова думать об учёбе, а не только об этом непрекращающемся зуде под сердцем. – Нет, но препод четыре раза спросил, где ты. – А Вике? – А что Вике? – «Энку» Вике влепили? – Нет, ты ж меня за вас двоих попросила. – Она понижает голос. – Тебя на лекции Сашка искал. – Я знаю, он написал мне. – А где ты была? – Маринка такая любопытная! Упаси Бог, она что-то узнает. – Проспала. – Да ладно! – не верит она; я и сама в свою брехню не верю. – С утра плохо себя чувствовала, думала вообще не пойти, а потом выпила таблетку, и полегчало. – А Вика? – Я даже вздрагиваю при упоминании её имени. – А что Вика… – Хочется сказать: «Откуда же я знаю?» Но это будет такая откровенная ложь! Лучше что-то другое придумать, лишь бы никто не узнал. Только что я готова была кричать о нашей любви, а теперь и сама всё скрываю. – Она тоже себя неважно чувствовала… ещё со вчера. Маринка отводит меня в сторону и полушёпотом спрашивает: – Вы же вчера были на даче у Сашки. – Её глаза горят. – И что там было? Рассказывай. «А откуда ты знаешь?» – звучит в моей голове вопрос, ответ на который очевиден. Всё же ясно: инстаграмм, контакт... да мало ли где наши фотки могли засветиться? А может Сашка что рассказал: он же искал меня. – Да, – говорю, – нормально так посидели. Я выпила три кокосовых шейка, чуть стриптиз там не полезла танцевать. Кальян покурили. – Это я уже сочиняю. Чем больше подробностей, тем более правдивым кажется рассказ. Но не буду же я рассказывать Маринке, как делала Вике кунилингус. Это реально зашквар (насколько я знаю блатные понятия, это именно зашквар, в правильном понимании этого слова)! Случись такое «на тюрьме»… Словечко ещё какое – «на тюрьме»! Всё, хватит смотреть по ютубчику всяких блогеров из зоны. Лучше и дальше буду смотреть бьюти-блогеров: как правильно краситься; хотя, похоже, я уже почти всё об этом знаю, мне бы впору и самой блог вести. Семинар тянется жутко медленно. Я трижды успеваю весь конспект отштудировать и теперь не боюсь никаких вопросов. Если меня сейчас спросят, пятёрка гарантирована. Может, даже руку поднять? Хотя мне лень, мне реально лень. Постоянно верчу в руках свой телефон. Сашка периодически пишет, спрашивает, почему меня на первой лекции не было. Отписываюсь ему. Пишу ещё мамке, что всё у меня хорошо и я сижу на парах – в общем отвлекаю её от работы. Но жду я другого, я жду хоть какого-то месседжа от Викули. Сижу, разглядываю её фотки на её страничке и жду. А она как будто забыла обо мне. Выкладывает на своей страничке репосты диетологов. Хоть бы что мне написала. Обидно даже! К концу пары я окончательно устаю ждать и, как только звенит звонок, спешу в коридор и набираю её. Захожу в туалет, пока идут гудки, забиваюсь в крайнюю кабинку и с трясущимися руками жду, когда в трубке прозвучит её голос. – Да-а-а, – устало отвечает Вика. – Ну как ты там? («Сладенькая», – добавляю про себя). А меня реально опять трясёт. У меня уже зависимость от её имени и её голоса. Мне нужно знать, что она обо мне тоже думает. Нужно, чтобы она была рядом, хотя бы в своих мыслях. И чего я в этот институт пошла? Сидела бы там с ней. Чёрт, как же мне не хочется от неё отдаляться! – Да, Юль, что ты хотела? «Тебя», – мгновенно нахожу ответ, но не хочу показаться навязчивой и быстро ищу другой. – Да просто позвонила, – говорю. – На парах скука смертная. Тебя нет. Я сказала! Я всё-таки это сказала! – Ладно… – Чувствую тепло в её словах. – После пар приходи ко мне, я печенек испеку. – Правда? – выпаливаю я и слишком поздно понимаю, что напрашиваюсь. – Ну конечно, Мелкая! Кто же тебя печеньками накормит, если не я? – Ну, мамочка ещё и Сашка… – начинаю перечислять и понимаю, что больше никто. – Сашка! – влюблённо повторяет она. – Можешь называть меня мамочкой, если тебе так нравится. – Мне всё в тебе нравится. – Наконец, я перестаю притворяться и говорю как есть. – Я заметила… – Вика затихает, и в эти секунды я слышу удары собственного сердца. Жду, что она дальше скажет. – Расскажи мне об этом. – О чём рассказать? – буквально пою я, сидя в туалете, чтобы нас никто не слышал. – О том, что ты чувствуешь. Мне так нравится твой голос! Он успокаивает. Я бегло смотрю на часы в телефоне. – У нас уже пара скоро, как бы не опоздать. Я тебе потом ещё позвоню, – тараторю я. – А после пар заскочу. – Я буду ждать, – томным голосом произносит Вика, но не кладёт трубку. Я тоже не кладу. Мы висим на связи ещё несколько секунд. – Ты всё ещё там? – спрашиваю. – Ага, – отвечает. – Мы что, играем в«кто первый положит трубку»? – догадываюсь я. – Ага. – Я слышу, как смеётся Вика. А я не могу положить первая. Я знаю, что опоздаю на семинар и не успею к нему подготовиться, но не могу положить трубку первой. – Я хочу тебя, – признаюсь я. – Я знаю, – отвечает она. Что бы это значило: что она в курсе, что она знает и ей это нравится или что? – Я думаю всё время только о тебе. – Из меня это реально щипцами надо доставать, хотя мне самой приятно раскрыть перед ней свою душу – так надоело врать. – Похоже, я влюбилась в тебя по-настоящему. – Как в Сашку? – Вика всё слышит и понимает. – Да, как в Сашку, – говорю, а сама про себя добавляю: «И даже сильнее, во сто крат сильнее. Вас не сравнить между собой. Если без него я буду просто страдать, то без тебя я умру». – Можно, я сейчас приеду? – наконец, говорю я. – А как же пары? – Не понимаю, чего она добивается. Какие, к чёрту, пары? – Я возьму такси, – говорю я и выхожу из туалета, спускаюсь по лестнице. – Не спеши, я только ставлю печенья в духовку. Можешь чуточку задержаться… – Это она приглашает меня или же она просто не против того, что я зайду? Расцениваю это как приглашение.