Кофе, сигарета и мимоза

Это была какая-то хуйня. Таким отнюдь не поэтическим выражением Эрик характеризовал все проблемы в своей жизни, начиная с убитого отца и заканчивая работой в глубоко секретной правительственной службе. Мэтт тяжело вздохнул и поставил на журнальный столик две кружки кофе. Их соседство с грязными ботинками Эрика слегка нервировало, но Мэтт верил, что напиток не пострадает. Если судить поверхностно, у них двоих не было общего. Мэтт казался тихим и вежливым блюстителем законов, Эрик — любителем крови, ада и трэша, отмечающим на теле каждую жертву. С их точки зрения… С их точки зрения всё выглядело иначе. Мэтт — адреналиновый маньяк, отчаянно пытающийся отстоять справедливость своими кулаками, Эрик — маленький мальчик, брошенный своей страной, который не признавал, сколь отчаянно желает иметь семью. Об этом они не говорили вслух. Просто знали. Эрик заваливался в его квартиру, когда хотел, клал грязные ноги на его стол и пил удивительно хороший кофе. Такого больше нигде не было, только здесь, у Мэтта. — Куда дальше? — А хуй его знает. Звякнули застёжки на костюме, зашуршала упаковка, чиркнуло колёсико зажигалки. Запахло дымом, горчащим на языке. — Я просил не курить у меня дома. — Монахини тоже просили, и чё? Мэтт вздохнул. Эрик курил даже в детстве, в приюте. Отучить его никто не смог. — Слышал, ты паркуром по ночам занимаешься. — Мало ли что ты слышал? — Грубо. Горжусь. Их дружба вытекала из внешних различий и, одновременно, схожести. Брошенные дети, которые пытались отомстить за смерть отца, как могли. Как умели. Как знали. Только от Эрика резко пахло чужой застарелой кровью, порохом и смертью, а Мэтт ещё ни разу не убивал, пусть крови было не меньше. — Я пойду. — А кофе? — Забей. Эрик встал, поднял свой автомат и пошёл к выходу на крыше. Уходить через дверь было неразумно. Он не хотел подставить единственного друга. *** Всё началось с драки. Простой, банальной и прямолинейной, как бита. Мальчишки задирали Эрика из-за его цвета кожи, говорили валить с Адской кухни к чёрту в Гарлем, а он не сдержал бойкой хулиганской натуры и дал ближайшему в нос. То, что они были старше и крупнее, его не остановило. А Мэтт просто проходил мимо в школу. В результате фингалы были симметричными, у одного разбита губа, у второго текла кровь из носа, но противник был повержен. — Ну и какого хуя ты вмешался, белый? — это были первые слова, сказанные Мэтту лично. — Трое на одного — нечестно, — буркнул он в ответ, утирая губу и принюхиваясь. Остро пахло кровью и чем-то тонким, цветочным. — Да хуйня. Со мной так не считается. — Ты что, особенный? — А ты сам не видишь? — Нет. Тишина. Удивление. Осознание. Движение воздуха перед лицом и ставший чуть сильнее аромат крови, перепад температур, характерный для границ человеческого тела. — Ты помахал у меня рукой перед лицом? — осторожно предположил Мэтт, поворачиваясь примерно туда, где должна была быть голова собеседника. — Ага. Как ты понял? — Просто почувствовал. — Чума. — Не слишком. Они снова молчали. Мэтт остро ощущал, как любопытный взгляд обшаривает его лицо, острые плечи, тонкие ключницы, сбитые костяшки — словно оценивает. Зашуршала одежда, источник запаха отдалился, горячий тепловой силуэт изменил своё положение — собеседник встал. Тихо захрустел асфальт под подошвами — два шага вправо. Шорох одежды, слабо уловимый звук движения суставов, стук хитиновой ногтевой пластины о пластмассу — наклонился и что-то взял. Хруст асфальта под подошвой, шуршание одежды — приблизился и сел рядом. — Эрик Стивенс, — представился собеседник, беря руку Мэтта и вкладывая в неё очки. — Мэтт Мёрдок, — вежливо кивнул слепой, раскрывая дужки и прикрывая глаза стёклами. — Приятно, блядь, познакомиться. — Широкая ухмылка отразилась в голосе. — Взаимно, — кивнул Мэтт и улыбнулся. Так они и подружились. *** — Ебаная хрень, как меня заебало. На улицах так не избивают, как уёбок «тренирует», сука, — поток ругательств был практически нескончаем. Эрик всегда матерился — после драки или когда просто был возмущён. Мэтт вздохнул и обмакнул ватную палочку в йод. Резкий запах отбивал обоняние, и ужасно хотелось зажать нос. — Стик уже столько раз пытался выгнать тебя с тренировок, — вздохнул Мэтт, аккуратно проводя кончиками пальцев по горячей, опухшей коже на чужой щеке, чтоб понять, как её обработать. Эрик фыркнул. Смешной звук. — Я тебе чё, дебил, что ли, отказываться от халявной учёбы? Это очень поможет, когда я наконец вырасту и доберусь до убийцы отца, — последнюю фразу он буквально прорычал. Мэтт осязал кончиками пальцев зарождающиеся в его горле колебания и слабую дрожь языка. — Ему нужны солдаты. Тебя не беспокоит, что ты слишком быстро становишься таким, каким он хочет тебя видеть? — вздохнул Мэтт, находя пластырь и аккуратно разрывая гладкий целлофановый пакетик. — Ни капли, — фыркнул Эрик. — Мне плевать, чем я становлюсь, пока это позволяет достигнуть цели. Мэтт вздохнул ещё тяжелее и осторожно приклеил пластырь на рану. — Не уверен, что цель оправдывает средства. — Не бойся, святоша. Своего не отдам. Мэтт покачал головой и опустил руку на плечо безголового друга. Как он мог не волноваться? Как мог избавиться от этого страха, что однажды Эрик вляпается так серьёзно, что никогда не вернётся? *** Сладковатый мягкий запах мимозы смешивался с свежестью снега и горечью выхлопных газов, оседая на языке причудливым сочетанием. Мэтт лежал на своей постели, свернувшись в клубок. Колючее шерстяное одеяло раздражало кожу, словно наждачка, поэтому он старался не двигаться, чтоб было менее неприятно, но тело всё равно подрагивало в бесплодной попытке согреться. От открытого окна тянуло сквозняком и противным дымом от сигареты. Эрик опять курил. Скорее всего, даже не потому что ему нравилось, а потому что делать это запрещено. Видимо, бунтовать хоть против чего-то было важно для Эрика. Мэтт не был уверен. Он ни в чём не был уверен. Противное состояние апатии и безразличия навалилось душным одеялом, парализуя мысли, чувства, желания. Сигарету с едва слышным мимолётным шипением погасили о металл банки из-под кофе, с тихим присвистом выдохнули струйку дыма и замерли, только сердце билось медленно и тревожно. Створкой громко стукнули о косяк, под аккомпанемент лязга петель и звонкой дрожи стекла. Босые ноги прошлёпали по холодному деревянному полу. Мэтт ещё сильнее свернулся в клубок, досадливо поморщившись от неприятного ощущения колючести шерсти. — У тебя хоть какой-то материал кожу не раздражает? — фыркнул Эрик. Кровать, с противным скрипом, прогнулась, когда он сел рядом. — Шёлк, — выдохнул Мэтт, открывая слепые глаза. Эрик хмыкнул, и грубая ладонь коснулась волос Мэтта, погладила неловко. — Да ладно тебе, чёртик из табакерки, нахуй тебе страдать? Ты же сам говорил, что ему солдаты нужны. Естественно, он не годится для замены отца или как там заёбисто это называется? Мэтт улыбнулся. Он и так это знал, но слышать эти слова от Эрика, который вместо становления ассасином решил остаться с ним, с Мэттом, странным образом помогало смириться с тем, что Стик ушёл, бросил их. Помогало справиться с противной детской обидой на выжившего из ума старика. — Почитай, — тихо попросил Мэтт. Эрик снова фыркнул. Это был его любимый звук, которым он мог высказать своё мнение почти по любому поводу. — Я буду первым, кто отключится от чтения этих учебников. — Пожалуйста, — это слово звучало жалобно, на грани просьбы и мольбы. И каждый раз было страшно, что Эрик посмеется над ним, над его желанием быть нужным. Эрик не смеялся. Он послушно вставал, находил учебник, садился рядом, позволяя уложить голову себе на колени, и читал, путаясь в словах и произношении. Это было похоже на спокойствие. Это было похоже на семью. Это было похоже на дом. *** Осенний ветер пах прелыми листьями и свежестью дождя. Температура воздуха упала. Ветер уже стал промозглым и неуютным. Раньше начали жужжать, зажигаясь, фонари. В общежитии Мэтта использовали как индикатор погоды. Если он кутается, значит будет холодно, если выходит в кожаной куртке — к дождю. Это было по-своему забавно и даже мило. В общежитии жили хорошие ребята. Но они не были Эриком, не переходили на дивный диалект Ваканды, не пытались устроить революцию для всех чернокожих, не курили по ночам, пуская в комнату ледяной воздух. Мэтт пытался сблизиться с кем-то ещё, у него даже были хорошие отношения с соседом по комнате — Фогги Нельсоном, — грозящие перейти в дружеские, но… Фогги был плюшевым мишкой, он никогда, скорее всего, не узнает, насколько особенным может быть человек, потерявший зрение. Он не был Эриком, и Мэтт почему-то не мог до конца ему довериться. *** Кофе остывал. Шаги затихали вдали. Сердцебиение стало едва слышным. Мэтт вынырнул из мысленного перебирания истории их с Эриком отношений и вздохнул, откидываясь на спинку дивана. Каждый раз, когда друг появляется в его доме, воспоминания оживают и кусочками стекла впиваются в сердце. Мэтт нащупал телефон. Сразу после поступления на службу Эрик сообщил, что вписал на место единственного родственника Мэтта. И теперь каждый раз, когда телефон сообщал о звонке с неизвестного номера, Мэтт вздрагивал от страха, что это могут быть с военной базы. Или ещё откуда. Звонят, чтоб сообщить, что Эрик Стивенс мёртв. Как же его заебал этот безумный идиот. Адская кухня считает, что Сорвиголова ничего не боится. И каждый, кто так думает, очень сильно ошибается. Дьявол ужасно боится потерять родных людей. Особенно когда они идиоты и сами нарываются на проблемы. *** Ёбаный Танос, ёбаные Мстители, ёбаные любители разрушений. Мэтт устало прислонился к уцелевшему куску сбитой энергетической атакой трубы и вслушался в город. Атака Таноса уже завершилась, но преступность Адской кухни воспользовалась неразберихой и под шумок начала вылезать. Мэтту пришлось знатно побегать по улицам, чтоб остановить стихийно возникающие беспорядки. Мелькающие то тут, то там Защитники очень помогали в этом. Мэтт стоял, восстанавливая дыхание, и слушал, как пробуждается город. Чужое сердцебиение он услышал, лишь когда оно оказалось рядом, на этой же крыше. — Мэтт Мёрдок? — раздался мужской голос с мягким горловым акцентом. Мэтт не вздрогнул, только крепче сжал в руках оружие. Этот человек почти не оставлял следа в окружающем мире. Приходилось напрягать все чувства, чтоб как-то его вычислить. — Не нужно оружия, я пришёл поговорить, — произнёс тот же голос. — Меня зовут Т’Чалла, я король Ваканды. Ваканда… Сказочная страна, в которую отчаянно верил Эрик, невероятно развитая технологически, сохранившая древние традиции, невозможная. И молодой король, недавно открывший её миру. От плохого предчувствия засосало под ложечкой. — Я Сорвиголова. — Мне не нужен Дьявол Адской кухни. Мне нужен друг Эрика Стивенса. У меня от него послание. Мэтт всё же вздрогнул. И похолодел. Он смутно догадывался, что услышит, но не хотел в это верить. — Что за послание? — голос внезапно охрип. Смутное сердцебиение приблизилось. Мэтт не слышал ни шагов, ни шороха ткани, ни движения суставов. Ему в руку вложили какой-то прямоугольный предмет с резким запахом металла. — Кнопочный проигрыватель. Там всего одна запись, — мягкий голос сорвался, дыхание стало прерывистым. — Мне жаль, что я не смог найти иного выхода. Слушайте это в одиночестве, оно очень личное. И у моря. Прощайте. Сердцебиение метнулось прочь и исчезло между двумя ударами пульса. Мэтт не мог дышать. Он просто не мог. «Если меня всё же достанут, похорони меня в море, Мэтт». Чёртов уёбок. *** — Эй, чёртик, я прощаюсь. — Голос у Эрика был хриплым и слегка булькал. — Это, блядь, правильно. Хуёво, но я вижу это грёбаное солнце, садящееся за саванной, и это красиво. Намного красивее твоих адских каменных джунглей. Не думал, что заслужил это видеть после всего… Наконец-то всё пришло к логическому концу. Я… Ёбаный век героев, план же был продуман, всё должно было получиться. Как они вообще?.. Как можно быть таким… Слишком добрый для короля… ты такой же… Мысли путаются. Чертёнок, выполни последнее желание. Забудь. Забудь меня. Не молись своему богу, не плачь над морем, не надо… Помнишь, что я сказал тебе перед первым военным контрактом. Ты был… Семья, которая меня не бросила, хотя я ублюдок. Несмотря ни на что. — его голос оборвался, прозвучал страшный булькающий звук. Кровь? — Прости. Пока, — последнее тихое хрипение. Запись оборвалась. Морская соль осела на губах горечью. Ветер бешено метался и завывал, бросая капли в лицо. С ними было почти не заметно, как по щекам текут слёзы. — Ненавижу, — прошептал Мэтт, сгибаясь над чёртовым диктофоном. — Ненавижу… — горький всхлип. Руки дрожали. Мэтт сжал стальной корпус. Короткая вспышка ярости. Он почти замахнулся, почти кинул его в море, но не смог. — Эгоистичная тварь… Не могу я забыть. Ты тоже моя семья, слышишь? И ты мудак. Сам ведь знаешь… каково… когда так бросают. Это того не стоило, слышишь?! Не стоило! — Он всё же разрыдался, подвывая вместе с ветром. Равнодушное море мерно плескалось о холодный бетон. Оно не возвращало тех, кто искал в нём свободы.