Давай сегодня без дружбы

      В пустой и большой гостиной, где когда-то велось собрание всех Мстителей, сейчас до безумия пусто: вещи по-прежнему все на тех же местах, покрытые уже десятым слоем пыли, но окно здесь давно не открывали, чтобы проветрить помещение.       Единственное, что разгоняет неутолимое чувство одиночества и отчаяния — шум телевизора, вещающего о миллионы потерях по-всему миру.       В Москве попадали мосты и музеи, некоторых людей в попытке избежать смерти, придавило каменными плитами к сырой земле.       А оставшаяся часть людей по-всему миру ведут раскопки, желая найти тех, кто растворился в прах.       Нью-Йорк снимают с высоты птичьего полёта и отчетливо виден густой серый туман, оседающий прямо на город, закрывающий от лучей солнца.       Наташа морщится, будто ощущает его вкус у себя на губах.       Такой едкий запах бензина и горящих проводов.       Город какой-то особенно тихий, будто его перенесло совсем в другую вселенную, подальше от обыденности.       Наташа лежит в кресле, даже не шевелится.       Лицо её сильно исхудало из-за накрученных нервов, и рыжие волосы с выбеленными кончиками спадают на поникшие плечи.       Она чуть ли не плачет, пока наблюдает за тем, как на экране появляется картинка висящих на столбе печатных листовок с большим заголовком «Пропавшие».       Их первая попытка была весьма глупой.       » — Это должно сработать, Стив.»       Это должно было сработать.       Романофф прикрывает глаза и горячие струйки слез змейкой стекают по бледным щекам.       Им ведь никогда не спасти мир?       Что стало с теми временами? Когда Бартон счастливый до одури вещал ей о рождении третьего ребёнка?       Когда новости о помолвке Пеппер и Тони была единственной волнующей мир новостью.       — Наташа? —  и она даже не вздрагивает от неожиданности, поднимает веки, устало глядя на возникшего из ниоткуда Роджерса.       В руках он держит кружку с дымящимся чаем, и Наташа с забавой помечает, что такой же дым окутывает сейчас пустые города по всему миру.       Прошёл год.       Чертов год.       А ничего не изменилось.       А она была уверена в их команде, как никто другой, гордая тем, что рядом люди, способные изменить всё.       И они пожертвуют всем, чтобы спасти утраченное время.       Старк вернувшийся из космоса сейчас торчит с Брюсом в мастерской, к ним присоединился Лэнг, немного поднабравшийся опыта от Хэнка Пима.       Они конструируют машину времени и у них на это от силы часов пятнадцать-двадцать.       Сегодня то самое число.       Тот самый день, когда ей ровно год назад позвонил Стив и сказал, что планете грозит опасность.       Роджерс всегда преувеличивал, но в тот раз оказался ужасающе прав.       Миру и правда пришёл конец.       И позже вещая о происходящем внезапно появившимся Скотту Лэнгу и Кэрол, она чуть ли не давилась слезами.       Что скрывать — Наташа устала казаться сильной.       Две гребаные попытки улетели в дыру, и сейчас вся надежда на то, что Старк придумает, как проскочить сквозь время, чтобы очутиться в том роковом дне.       — Расслабься, — просит её Стив, отдавая кружку со своим, как оказывается, кофе, а сам падает в кресло напротив.       — Не могу, — шепчет Наташа и снова прикрывает глаза, откидывая голову на спинку кожаного кресла. — Знаешь. Я больше не буду говорить о том, что все должно сработать. Слишком устала верить.       Она едва приоткрывает веки, потому что интересна реакция Кэпа, а тот только кивает, усмехается.       — Я с тобой согласен, — думая, что Наташа не смотрит он вздыхает, слегка усмехнувшись. — Это так странно. Я всем говорю, что нужно смириться, что все в прошлом, — он скрещивает руки на груди, поднимает опечаленный взгляд на неё и добавляет. — Но не для нас.       Наташа смотрит на него, медленно моргая немного заторможенно и с улыбкой вспоминает, как Кэп в первый месяц после катастрофы открыл клуб поддержки для тех, кто потерял близких, чтобы те могли выплакаться, а потом долгие полгода уверял всех в том, что можно начать жить заново.       Она невольно усмехается.       Даже неспособный ничего изменить, он старается помочь людям.       — Что если ничего не выйдет, Стив? — она прикасается своей похолодевшей ладонью к щеке, как-будто хочет убедиться в том, что все ещё живая и может чувствовать.       Взгляд Роджерса в миг становится ещё более серьёзным, каким-то чересчур суровым       — Мы не для того прошли весь этот длинный путь, чтобы сомневаться, — и Наташе хочется засмеяться, но её губа в ответ лишь нервно дергается в полуулыбке.       Роджерс пододвигает кресло ближе, скрещивает ноги под столом, и, сложив руки, с огорчением замечает, что русская плачет.       Она выглядит такой уставшей, что кажется оббежала всю землю за победой в марафоне, но так и не выиграла.       — Эй-эй, — он чувствует укол совести в груди — вскакивает со своего места, торопливо обходит рабочий стол, и на секунду замирает, возвышаясь над ней.       Наташа обычно не позволяет к себе прикасаться, очень плохо на всё реагирует, и лишь когда она разрешит тебе взглядом — можно будет поддаться навстречу в поисках ласки.       Но она сейчас такая сломленная, что опускает голову пуще прежнего, прячет искаженное лицо за ладонью и трясётся, содрагая напряженные плечи.       Стив сдаётся, будто сам себя спускает с поводка, на котором Романофф обычно всех держит на расстоянии.       И опускается на колени, ухватываясь за ручки кресла, тянет на себя, разрешая рыжей упереться коленками ему в грудь.       — Эй, — он шепчет ласково, очень тихо, так что от своих собственных всхлипов Наташа не слышит его.       Двумя пальцами цепляет за запястье, очень осторожно убирая ладонь с покрасневшего от слёз лица.       Боится, что она может резко выдернуть руку, но Наташа сегодня сама не своя.       И неудивительно.       Все потери, провалы и страдания за этот год скопились в её личной копилке так, что сегодня оболочка треснула, оголяя настоящие эмоции, которые обратились в самую настоящую апатию.       — Наташа, — он сжимает обе её руки так крепко, что кажется, может сломать пальцы, если дёрнет в сторону, а она смахивает ресницами бисеринки слёз, и смотрит сквозь влажную пелену на него. — Все выйдет. Должно выйти, слышишь меня? — сейчас она совсем не такая, как тогда, пару лет назад.       Ухмыляющаяся на все угрозы, стойкая, держащая голову высоко и гордо, пока объясняет правительству, что Мстители всегда будут им нужны.       Она тогда произвела такой фурор на президента соединенных штатов Америки, а видеоролики в интернете с заседания в Белом доме облетели весь мир, так что десятки тысяч девочек-подростков начали перекрашиваться в рыжий, скупать все комиксы с Чёрной Вдовой в поисках долгожданного плаката, которые производила компания, и после появилось столько историй о том, как очередная девчонка в средней школе дала отпор своему обидчику.       Что тут говорить?       Стив восхищается ей.       Она особенная.       Не такая, как Шэрон или Пегги (его почему-то всегда тянуло на боевых женщин).       Она чуточку мягче, хоть и до последнего держится молодцом, показывая насколько крепким орешком может быть, даже крепче, чем большинство мужчин в их команде.       Шпионка, которая произвела на него невероятное впечатление в первую встречу, оказалась на самом деле, простой душевно-раненой девушкой.       Стив с усмешкой сравнивает её со своей матерью.       Гордая, бойкая, способная дать отпор любому, а дома такая мягкая, такая открытая и любящая, что глядя на то, как она старалась угодить сыну — хотелось плакать.       — Я даю тебе слово, — Роджерс дёргает её за ладонь, достаточно неаккуратно, так что Наташа открывает глаза и смотрит на него через опухшие веки. — Мы всё вернём. Всех вернем: Фьюри, Ванду, Паркера, и ещё миллионы людей на земле, — но вот только никто об этом даже не узнает, все будут жить, как жили прежде, не предвещая беды. — Я даю тебе слово.       Его лицо становится очень серьёзным, светлые брови сходятся у переносицы, а пальцы нервно теребят её золотой браслет на руке.       — Только не вздумай умирать, — вздыхает она, улыбаясь, и лицо его разглаживается от морщин в тот же час, поддаваясь цветущей улыбке на губах.       — Капитан Америка ещё никогда не умирал, не выполнив обещания.       Стив рад, что заставил её улыбнуться, но по-прежнему считает, что это ещё очередная маска.       Романофф обхватает его ладони своими холодными пальцами, уголочек её губы тянется в полуулыбке, а ступни слегка покалывает от долго отсутствия движения.       Она хочет сказать ему спасибо, но молчит, так сильно боится, что сейчас он встанет и уйдёт, а весь этот момент, уделённый только им двоим, просто исчезнет.       Испарится, как сотни жизней в тот роковой день.       Столько всего произошло и сейчас у их команды меньше, чем сутки на появления шанса для спасения мира.       А она думает о нём.       Вся голова забита правильным Роджерсом, который не курит, носит рубашки с полностью застегнутыми пуговицами и не ругается матом.       Она смотрит в его светло-голубые, такие чертовски тёплые и уже ставшие родными, глаза, и желает просто застыть в этом моменте.       Потому что другого такого может и не быть.       Потому что ей нужен Роджерс сейчас.       Нужен ей весь и полностью, без остатка.       Нужны его объятья, тёплые и бодрящие слова, ласковые прикосновения.       Она ощущает себя прогнившей насквозь, мертвой до сгнивших костей, так что про душу даже думать не хочет, но когда он сидит вот так перед ней, улыбающийся открыто, ярко, несмотря на все невзгоды, несмотря на то, что потерял лучшего друга — она так хочет раствориться в нём, чтобы стать частью его необъятной вселенной, которая вертится вокруг её пустого космоса все эти полгода.       — Стив, — он хочет приподняться с пола, но Романофф легонько давит на его плечи, заставляя остаться на месте.       Ей стыдно.       Стыдно выпрашивать у него поцелуй и от этой беспомощности слёзы накатывают.       Он смотрит на неё своим невинно-детским взглядом, в котором нет и намёка на что-то большее по отношению к ней.       — Ты бы поцеловал меня когда-нибудь? — Стив удивленно раскрывает глаза, так что они походят на два блюдца, и следом сразу же переводит взгляд на её руки, которые сжимают его предплечья.       Отвечает честно:       — Я бы не смог. Ты мой друг.       А друзей он не целует.       Наташе должно льстить, что Кэп зовёт её другом, но ей обидно, как девчонке, которую отвергли в первый раз.       — А если, — она внезапно дергает коленями, замечая как он сам неровно сидит на корточках, видимо им обоим не очень удобна эта поза для разговора. — Если отложить то, что я твой друг?       В её глазах должна блестеть капля надежды, но в них только сверкающая искра азарта, который, наверное, единственный может её сейчас растрясти из этого депрессивного состояния.       — Ты очень красивая, Наташа, — спокойно выдыхает Роджерс, и нащупав её руки, сжимает в своих ладонях. — Ты необыкновенная, я знаю, ты многим очень сильно нравишься, таких как ты очень мало…       — Просто ответь, — перебивает она, стреляя в ответ горящим взглядом.       Ей сейчас не до его лекций.       Ей нужна правда.       Стив моргает, его шок потихоньку спадает, отчего плечи тоже расслабляются.       — Да, — шёпотом слетает ответ с его губ, так воздушно и незаметно, что он надеется, она не заставит его повторять.       А Романофф, кажется, больше и не нужно.       Только он.       Наташа кладёт свою согревшуюся ладонь ему на затылок, тянет к себе, а Стив с удивительной легкостью поддаётся, позволяя их губам сплестись в лёгком поцелуе.       Наташа выдыхает, когда встаёт на ноги, и те наконец перестают дрожать.       Её руки скользят по крепкой спине Кэпа, касаются лопаток, а губами она не прекращает питать его любовь к себе.       Стив целует её очень охотно, мягко, сжимая руками такое же холодное тело, забывает о том, что стены здесь стеклянные и их могут увидеть проходящие мимо Беннер или Бартон.       У Романофф тело слабеет от чувства, что переполняет лёгкие, не даёт дышать, а она не может оторваться от него: чувствует себя самым настоящим подростком, который смог дотянуться до предмета своей влюбленности.       Стив тёплый.       Живой.       Он заставляет её чувствовать.       Хотеть жить.       — Но мы же друзья? — шепчет он между поцелуями, не желая отрываться от её губ.       Таймер на часах высчитывает шестнадцать с лишним часов, а Наташа смотрит на Стива и только сейчас понимает, что друзьями им сегодня точно не умереть.       — Давай сегодня без дружбы, — просит она, когда отрывается, чтобы убедиться, что это всё настоящее.       Не сон.       Стив едва заметно кивает, а его взгляд беспорядочно мечется с её лица на пол и обратно, весь смущенный таким поворотом событий, он чувствует, как на самом деле ему хочется сейчас целовать её.       Без всяких заумных размышлений и обсуждений.       Ему хорошо с ней.       Наташа ловит его смущенную улыбку на себе и смеётся, очень легко, с задором, припадая головой к груди.       С ним ей снова шестнадцать.       С ней всего этого ужаса будто и не было.