Иван-Купала да Золотой Гребешок

До Ивана Купалы оставалось ещё два дня, поэтому берега речушки пока пустовали, и деревня мирно спала, набираясь сил перед днём и ночью гуляний, празднеств и запрещённых, но тем более желанных оргий. Но златошёрстый пернатый дракон любил тихие ночи и сторонился больших толп. Поэтому он ночью солнцестояния, в ту пору, когда праздник отмечали при язычниках, тихо покинул родительскую избу и отправился на собственный праздник. Долетев до берега, он сел на поваленное поперёк течения толстое дерево и окунул задние лапы в тёплую, прогретую за день воду. Сидеть здесь в одиночестве было чрезвычайно приятно. Златой наслаждался покоем и единением с рекой, изредка загребая воду задними, но в целом стараясь сидеть потише. Настроение его было таким же умиротворённым, как и вся сегодняшняя ночь - с её тёмными силуэтами и мерцающими в небесах яркими звёздами. Стояла приятная живая, не безмолвная тишина - плескалась рыба над омутом и ухали совы вдалеке. Парень словно растворялся в природе, терял границы между собой и всем миром, лишённым тревог, которые часто приносил день. Сложенные крылья отдыхали, стопы расслаблялись в воде с неспешным, почти неощутимым течением. По поверхности, близнецу звёздного неба, проплыл влекомый рекой венок, а потом ещё несколько кружились за ним в медленном танце. Странно, ведь праздник не сегодня, или некто празднует раньше, как и сам Мирдал? Возможно, что кто-то придерживается старых традиций, но интересно, кто же? Дракон осторожно сошёл на берег и расправил крылья, но затем передумал - и, опустившись на четыре лапы, крадучись зашагал по берегу за кустами, чтобы не выдать себя, вытягивал голову, наблюдая через просветы. Но прежде он услышал таинственных незнакомцев - протяжную, но весёлую девичью песню. Первым желанием Мирдала было повернуть назад - к чему приглядывать за обрядами? Но песня обволакивала его, словно принуждая сделать сначала один шаг, затем второй - ветки кустов стегнули по золотой шерсти, а он не таясь шёл через них, прямо к звонкому смеху и прекрасным голосам. Что сильнее всего бросалось в глаза - это отсутствие костров, обычных для совместных ночных походов в лес, даже если это не было празднество. Это делало самого Мирдала заметнее в отсутствии перебивающего света, а собравшихся - темнее и таинственнее. - Ой, взгляните! - вдруг оборвав песню, воскликнула одна из самочек. - Явился, любопытный! И хоть бы просто подошёл, а не крался во тьме! - А что ты вообще делаешь в лесу, златарик? - спросила другая самка, голосом постарше, но во мраке выглядевшая лишь тёмным силуэтом. - Следил за нами? Скрываться уже смысла не было, поэтому дракон вышел на берег. Помимо стыда за то, что его обнаружили, уши заставляла опускать и внешность драконесс. Таких красивых девушек в его деревне, и даже в соседних не водилось. Правильные фигуры, ровные коготки длинные гривы и выразительные, чуть светящиеся глаза пробуждали в Мирдале уже не детские инстинкты и отключали его рассудок, так что он даже слова вымолвить не мог. - А вы посмотрите, какой у нас сегодня улов! Рыбка золотая, теперь ты должна исполнить три наших желания! - третья и последняя драконесса зашла Мирдалу за спину и тот поспешно встал перед ней на задние. - Кто вы? - Дрожащим голосом спросил самчик самое умное, что только приходило сейчас в голову. Уши не только запустились, но и задрожали, крылья распахнулись. Нервно крутящийся хвост поймаза одна из девушек сзади, прогладив по нему: - Ты нас не бойся, худого не попросим! Мирдал не стал одёргивать хвост, но смущение ясно читалось по его мордашке. Тем не менее, он судорожно кивнул, готовясь слушать. - Задание потребует от тебя ловкости и прыти, но мне кажется, у тебя это есть, - старшая подошла ближе и Мирдал увидел своё отражение в червонной чешуе. - Но учти, не выполнишь или попробуешь улизнуть... Её коготки опустились на животик дракону. Мохнатые драконы были нежнее чешуйчатых, поэтому Мирдал содрогнулся и фыркнул от касания. Дёрнувшись, он согнулся на и фыркнул, топнув задней. В этот же миг одна из самочек схватила его за передние и свела локти вместе. Смех Мирдала сменился на страх, когда он увидел зловещий оскал чёрной самки, наступавшей на него. - Ты слишком светлый, христианец, чтобы тебя зажарить прямо сейчас, зато можешь сделать то, на что мы неспособны, - прошипела она страшно изменившимся голосом. - Принесёшь мне мой гребешок, который я случайно уронила в эту проклятую реку - и мы сможем уйти из этого леса в наше любимое озеро! А не принесёшь - съедим не съедим, а до смерти защекочем! Встретиться с нечистью лично - не то, что слушать рассказы, сидя на печи! В теплоте дома и посмеяться, и похрабриться можно, а если тебя за лапы схватила холодная чешуя - обо всём от страха забудешь! Вжав голову в плечи, Мирдал попробовал выгнуться и вытянуть руки - если не для побега, то хоть для исполнения работы: - Но тут темно, не увижу я его под водой! - Увидишь. А я пойду с тобой, - оставшаяся драконесса подошла к Мирдалу и взяла его под локоть, пока две другие отступили. - Ты проведёшь меня туда, куда русалкам ныне хода нет. От прикосновения и лёгкого, нежного и уверенного сжатия внутренней стороны предплечья по телу самчика пробежала короткая мелкая дрожь от странной смеси страха и возбуждения. Мирдала так ещё никто не трогал, но... Учитывая то, что происходило сейчас, могло быть лучшей судьбой, если бы оно так и оставалось. - Куда же?.. Самочка вместо ответа повела Мирдала к реке. - Ты либо плохо слушал, либо слишком перепугался, - произнесла она по дороге. - Не бойся. Причинять тебе вред нам непозволительно, а для более тесного знакомства у нас нет времени. Много лет назад моя сестра потеряла в водах этой реки свой гребешок, который позволял нам возвращаться на берег в том виде, в каком ты нас видишь. И хотя мы теперь можем находиться на земле сколько угодно, зов воды для нас недоступен. Но ты можешь помочь нам, потому что старые силы уступают новому богу... Выйдя на лунный свет, высветивший серебристую чешую и такие же локоны, она действительно остановилась у кромки, когда Мирдал вошёл в воду, и отпустила его. Золотой мог бы бежать теперь, но, сам себе не веря, остался стоять, ожидая, чем ему помогут в исполнении собственной просьбы водные духи. Самочка провела лапой над водой, и она вдруг потеряла чёрную зеркальность, став невероятно прозрачной. Колыхавшиеся в ней водоросли и снующие между них рыбёшки стали даже виднее травы на берегу. - Будь осторожен там, на глубине. Эта река старее и опаснее, чем кажется, - драконесса положила свою лапу на плечо дракона. - Как только найдёшь гребешок - плыви к поверхности, но ни в коем случае не задерживайся. - А без находки не возвращайся! - Добавила чёрная, тоже подступая к кромке речки. - Догоним и назад вернём - с камнем на шее! Унять участившееся дыхание было непросто, но всё же Мирдал, постаравшись надышаться, погрузился и сразу нырнул ко дну. Оказавшись в воде, он сразу почувствовал себя спокойнее. Вернулась и способность мыслить спокойно - что они ему на суше говорили? Кажется, о том, что навредить ему не смогут... Делая широкие гребки, дракон силился вспомнить весь разговор в подробностях. Возможно, что русалки и вправду не могут причинить ему вред - как раз из-за христианской веры... Потому и грозили защекотать до смерти? А от щекотки разве можно умереть? Когда Мирдал представлял, как его держат самки и пытаются извести его лёгкими касаниями, тело его реагировало совсем не по христиански. Рассудок отчаянно протестовал против таких греховных мыслей, но растревоженное нутро уже не могло успокоиться - тем более в тёплых объятиях воды, колыхавшей шерсть под животом. Ладно, выполнит он их просьбу - быть может, ничего худого из этого и не будет. И всё равно выбора у него маловато - наверняка они сейчас за рекой наблюдают, так что и вправду возвращаться без гребешка не следовало. Вот только где он? Плавание в столь прозрачной воде походило на полёт в плотном и тугом воздухе - но всё же этим "воздухом" нельзя было дышать, об этом напоминали маленькие пузырьки из ноздрей, иногда прогоняемые из лёгких жарко бьющимся сердцем. Да и дно было ближе, чем обычно земля при полёте, а водоросли в ипостаси растений выглядели диковинно и непривычно. В некоторых местах через них приходилось продираться,и они водили по телу и конечностям, словно большая трава. Как только можно отыскать что-то в столь заросшей реке. Дракон покрутил головой - куда плыть, вперёд или назад? Или вверх, обновить запас воздуха, чтобы сначала нырнуть? Ну, уж точно не стоять на месте - так подумал он и погрёб ещё немного вперёд. Вода приятно омывала дракона, словно поглаживая его тело... Водоросли водили по брюшку, часто трогая так и не потерявшую твёрдость часть... Не стерпев искушения, Мирдал дёрнул лапками и выпустил через открытую пасть пузырьки покрупнее, но снова захлопнул челюсть, сжав губы. Его лапы подрагивали, но пока не осмеливались направиться к той части тела, которая словно захотела пожить своей жизнью, словно бы сейчас её не волновала судьба владельца. Дракон снова и снова грёб вперёд, но чувствовал, что чем больше усилий он прилагает, тем ему становится... Приятнее... И перед глазами словно появилась соблазнительная щёлка одной из русалок... Стоило только закрыть глаза - и образ вспыхивал ещё ярче, а кожа ощущала лёгкие прикосновения. Что это был за морок? А может, это... Мирдала вдруг осенило - быть может, это гребешок русалок и вызывает такие образы? Тогда он точно должен быть где-то рядом! Уже не боясь странных мыслей, а с охотой отдаваясь им, самчик поплыл, ориентируясь не сколько по зрению, сколько по ощущениям. Отталкиваясь задними и подгребая крыльями, он двигался быстрее, и донная трава уже не просто касалась его, а гладила, словно ладонями. Рычание, довольное и радостное, сопроводил новый ворох пузырьков - стоило быть осторожнее, иначе это добром не кончится! Вот только взять себя в лапы никак не получалось - стоило чуть-чуть подняться над водорослями, и мысли о самках возвращались, а перед глазами снова мелькали их образы, их тела, и кажется, что он снова чувствовал их прикосновения. Мысль расслабиться, сбросить напряжение прямо сейчас, никуда и не девалась, образы лишь укрепляли её, водоросли - лишь подстёгивали... И дракончик едва сдерживался, чтобы не завыть от желания. Его удерживал от этого только крутящий жар в груди и духота в крови, делавшая конечности и голову ватными и подрагивающими не от страсти, а от удушья. Пора было уже всплывать, но Мирдала притягивало неземное блаженство... Притягивало к самому гребню, вдруг попавшемуся на глаза. От неожиданности он едва не вскрикнул, но вовремя зажал пастьку обеими передними лапами и загрёб задними - золотой гребень лежал на дне, ничуть не тронутый илом, лежал, будто бы упал только что... Но едва дракон взглянул на него, как золотой блеск залил его голубые глаза и сознание Мирдала помутилось - он словно оказался в переплетении сотен тонких корней, что обвивали его тело, тянули лапы и крылья в стороны - и вдруг все разом принялись тыкаться и проводиться по его шкурке, заползая за ушки и между пальчиков, щекоча бёдра и лодыжки. Запищав, забурлив, солнечношёрстый придушенно закрутился, вжав животик и дёргая лапками. Бьющиеся крылья всколыхнули водоросли и поддевали ил. Мошонку словно туго стянуло, так она раздулась от сдерживаемой и неиспользованной мощи. Остатками тонущего разума понимая, что сможет спастись, лишь пройдя путь до конца, дракончик слепо зашарил лапами по дну там, где был гребешок. Но когда лапка коснулась металла, от неё по всему телу пробежала будоражущая, сладкая волна. Несмотря на пустой воздух в груди и близость смерти, хотелось просто тереться о гребень, погружаться глубже в пучину греха. Реальность и обман слились воедино - дракон бесновался и дёргался на дне реки, но его разум видел всё в ином свете - его оплетали водоросли, и каждое их прикосновение показывало Мирдалу, что да - от щекотки можно умереть! Его словно заворачивало в кокон, стягивая передние и задние, прижимая крылья, зажимая пасть. Он не мог позвать на помощь, и именно это спасало его в реальности. Ему казалось, что призрачные чёрные листья зажали ему пасть, но на деле это крохотный кусочек сознания сопротивлялся приближающейся гибели, как не старались возобладать над ним возбуждением и морок. Но даже в бреду драконёнок отчаянно сопротивлялся гибели, рвался, барахтался, натягивал утомлённые мышцы до предела и резко грёб, борясь со зримыми лишь ему путами. Теряя последние пузырьки и невидимый в воде, прозрачный смазывающий сок, изливавшийся из переполненных чресел, светлый всплывал через толщу помутнившейся воды. Он грёб и грёб, а поверхность, казалась, не приближалась, и всё вокруг стремительно темнело... Воздуха не хватало, задние лапы золотого отчаянно и бессмысленно били воду, ничуть не ускоряя подъёма и лишь мешая. Но щекотливое ощущение отступило, лишь сжатую в кулак правую лапу начинало что-то обжигать... Но Мирдал теперь бился и дрожал даже без щекотки. Пасть его приоткрылась, чудом не всасывая воду в глотку. Пальчики на чуть подогнутых ладошках задних царапали когтями реку, отбиваясь от неё, но не нанося никакого вреда. Без внимания, в придушенном состоянии сладко ныл почти болезненно приятный кончик. Золотая грива, в которой задержались крохотные пузырёчки, застила глаза. Только свободная левая лапка вытянулась вверх, растопырив пальчики... И пробила поверхность! Последний рывок - он потянулся дальше, уже глотая воду, чувствуя, как она пробивает себе путь в его лёгкие... И тут же выкашливая её обратно. Ослеплённый, оглушенный и почти задохнувшийся, дракон забил по воде, кашляя и фыркая. За длинную гриву дёрнули, волоча на берег. Скоро о спину потёрся прибрежный песок. - Молодец, молодец... - произнесла старшая водная самка, изымая из ослабевшей лапы гребень. - Ты действительно умеешь сдерживаться, если смог это сделать.