Абсолютный холод

      Муу холоден.       Любой шиноби, знакомый с самим Нидайме Цучикаге, предельно честно скажет что-то вроде: «Он не холоден, это совершенно другое, я даже… не могу подобрать слов». «Он просто… абсолютен, понимаете?» «Он — это вечный лёд». А после этот шиноби воровато обернется, нервно подожмет губы и резко сменит тему разговора.       У Муу бледное лицо и нечеловечески холодные руки. И взгляд точно такой же. Нечеловеческий. Холодный.       Этим взглядом Муу смотрит на великолепно одетых, бросающих в его сторону любопытные хитрые взгляды гражданских дам.       Точно так же он смотрит и на закалённых в боях, резких и совершенно подкованных, словно безупречная сталь острых клинков, куноичи своей деревни.       И таким же взглядом он одаривает любого мужчину Ивы, будь то худощавый и тонкий гениальнейший стратег и тактик либо сильнейший подрывник, под чьей кожей бугрятся крепкие мышцы.       И на стоящих перед ним на коленях предателей — неудачливых отступников деревни, что не успели сбежать даже за пределы страны Земли, ведь каждый ивовец знает: от «всевидящего ока» Муу невозможно уйти; и на высокомерных, отчаянно ухмыляющихся нукенинов высшего ранга S, такие никогда не становятся на колени, хоть в их безумных глазах явственно читается ожидание смерти; и на глупых молодых шиноби, что так рьяно рвутся в бой с ним, но даже не успевают осознать собственную гибель; и на излишне добрых сухих старушек, медленно тянущих куда-то огромные сумки; и на скромных и невинных детей всех возрастов; и на упрямых, притворно слабых и немощных старейшин; и на своих же учеников; и на самого феодала страны Земли — на всех их он смотрит одинаково. Одинаково холодно.       И так же одинаково холодно он с ними говорит. Ведь его голос точно такой же, и ни одной лишней ноты, ни одной интонации или особого тона не мелькнет в нем, он ровен и абсолютен. Собственно, как и сам Муу.       И на каждом международном Совете или собрании Муу начинает свою заранее подготовленную и совершенно отрепетированную речь своим абсолютным холодным голосом, оглядывая своим абсолютным холодным взглядом участников мероприятия.       Вот только в тот момент, когда его глаза наконец всё же натыкаются на Нидайме Мизукаге, что-то идёт не так.       Хозуки прикрывает веки, и его синяя радужка вспыхивает знакомыми Муу эмоциями, ведь они предназначены лично ему, и какие-то, — о Ками! — какие-то чувства разгораются на дне темных зрачков Муу.       Хозуки открыто и тепло слегка усмехается именно ему — Муу это знает, — и какая-то совсем незапланированная интонация проскальзывает в его голос.       Хозуки только для него медленно приклоняет голову к плечу, оголяя белую шею, и тонкая улыбка сменяется острой, насмешливой, и Муу на мгновенье — всего лишь на одно мгновенье — забывает, какое слово он должен говорить дальше. И никто, конечно же, не замечает этой мизерной запинки, кроме одного человека, который улыбается ещё шире и чьи глаза начинают сверкать яростным азартом.       В отличие от его собственных, глаза проклятого Мизукаге никогда не бывают холодными, и Муу научился читать каждую эмоцию в них за доли секунды. И на каждом таком Совете и собрании он видит в них одно и то же: азарт, удовлетворение, самоуверенность, но при этом и надежду, и тщательно скрываемый маленький страх — страх того, что в этот раз Муу будет таким же холодным для него, как и для всех остальных. Но каждый раз этот страх быстро сменяется облегчением и детской наивной радостью. И в такие моменты что-то слишком теплое для такого холодного человека, как Муу, болезненно сворачивается клубочком в его груди, что-то очень непривычное и непонятное. И это единственное чувство, которое Муу так и не сумел трактовать в себе.       Но Муу знает, что Хозуки всегда читает его глаза в ответ, знает, что Хозуки тоже видит это странное нечто в нем, и он уверен: Мизукаге точно знает, что это за чувство.       Потому что Муу видит его в глазах Хозуки Генгецу каждую их встречу.