***
— Я убью её, — проговорил Джонс и зарядил барабан револьвера целиком. — Я не был бы в этом так уверен, Ал, — скептически хмыкнул Кёркленд, но лихорадочные движения выдавали его тревогу. — Она такая же сверхдержава как и ты. Тем более её арсенал ядерного оружия… — Плевать я на него хотел. Я — Герой! — он аккуратно поддел пояс армейских штанов, пряча оружие и тут же проверяя его сохранность. — Если она нажмёт на кнопку, то я нажму в ответ. Количество ничего не решает, Арти. — А если ты нажмёшь первым, то она ответит тем же. И вы умрёте в любом случае. — Ха-ха, Арти, я никогда не проиграю этой коммунистической шавке. — Альфред напоследок сверкнул белыми зубами и быстрым шагом покинул комнату. — Если любой из вас нажмёт на кнопку, то погибнем все мы. У многих даже нет подобного оружия, но всё, что нам остаётся делать — сидеть на пороховой бочке и ждать, взорвётся она или нет. Сейчас от нас уже ничего не зависит… — высказал Англия вслух все свои тревоги и опасения и устало потёр переносицу. Умирать ему, как и всем, не хотелось, но он ничего не мог поделать с двумя непримиримыми врагами. — Боже, храни Королеву! — выдохнул Артур и опрокинул шот виски. Но военных действий не последовало ни через час, ни через два, ни через день. Ничего. Абсолютная тишина. Однако страны Европы понимали, что это лишь обезоруживающее затишье перед чем-то неминуемым. — Поговори с ним, Артюр, — голос Франции звучал потеряно. — вы же братья. — Неродные. — горько усмехнулся Англия в трубку телефона и добавил: — Ты же знаешь, что я пытался уже сотню раз, но Альфред упрямый как осёл. Проще зимой договориться с бобрами. — Неужели мы совсем ничего не можем сделать? — вздохнул Бонфуа и пригубил Бордо из бокала. — Мы же великие империи, в конце концов. — Бывшие империи, ты хотел сказать. Сейчас эти двое неуправляемы. Никто из нас никогда не поймёт, что у них на уме. — Странное. — заключил Франциск. — Странное соперничество.***
С той поры миновало почти полвека. Но ни Англия, ни Франция, ни, тем паче, другие государства так и не узнали, чем закончилась та загадочная встреча двух сверхдержав. Америка всегда натянуто улыбался, уходя от темы, а Россия упорно молчала. Их отношения то улучшались, время от времени, то снова охлаждались до температуры бесконечной холодной Пустоты. Это не было похоже ни на один вид взаимоотношений: ни на вечное шуточное (или не совсем) соперничество Артура и Франциска, ни на холодную отрешённость между Японией и Китаем, ни на постоянную конфронтацию Пруссии и Венгрии. Они либо не говорили вовсе, метая искры в сторону друг друга, либо ругались так, что уши бедного Австрии заворачивались в трубочку, а Италия, внимательно слушая их дискуссию, записывал каждое слово в блокнот, то и дело прося Германию перевести какое-нибудь нецензурное слово сурового русского мата (чего последний, естественно, не делал). Но чаще всего Альфред заводил шарманку о своем геройстве, даже не обращая внимание на присутствие Брагинской, а та молча, подобно тигрице, выслеживающей добычу, наблюдала за Джонсом. Америка шутил, давился гамбургерами на собраниях, часто путал Швецию и Швейцарию, смеялся громче всех, да и вообще всегда вёл себя чересчур. Франция говорил, что Альфред на 90% состоит из бургеров. Но Анна прекрасно знала, что Америка — это смесь яда и пороха. Его улыбка — приторно-сладкий дурман. Он, улыбаясь, сотый раз заклинает, что они всего лишь соперники. Россия кивает, но в голове всё так же отчаянно: — Расслабься, милая, это всего лишь притворство.***
— Здравствуй, Феденька. Брагинская одиноко сидела за столом дешевой американской забегаловки, когда США быстрым шагом добрался до неё. — Привет, Анна, — каким-то неожиданно серьезным тоном произнес Америка, и сердце девушки пропустило удар. Вот он — без нарочито глупой улыбки и смешков невпопад. До этого они говорили лишь по телефону, стараясь не пересекаться после войны. Анна всё ещё была недовольна бахвальством Альфреда, твердившем всем и каждому о его великой победе во Второй Мировой, поэтому сознательно избегала встреч. Америка же рвал и метал за неотданные деньги, которые СССР заняла у него по Ленд-Лизу, поэтому искал лицо Анны на каждом собрании, но девушки нигде не было. Она игнорировала и его, и всех его союзников, а меж тем занимала всё большие и большие территории. А потом и вовсе украла его чертежи и посмела насмехаться над ним. Джонс искренне боялся, что не сможет сдержаться при встрече и размажет нос по ее дивному бледному личику. Но разговоры по телефону тоже не приводили ни к чему хорошему: они всё реже общались на важные темы и всё чаще грызлись. Оба понимали, что личная встреча неизбежна, но оба не горели желанием предлагать рандеву. Однако кости были брошены, а петля затянута, и вот уже Анна сидела в пустом кафе на окраине Нью-Йорка. Альфред наотрез отказался лететь к России в Москву, а Брагинская категорически отрицала любую возможность встречи на нейтральной территории — для нее такой не существовало вовсе. Где бы они ни оказались, принимающая страна обязательно захочет сунуть нос в их дела. — Что ж, — начала Анна, цепляя на лицо маску привычной холодности с лёгким флёром флирта. — какова повестка дня, мистер Джонс? — Перестань паясничать, СССР. — прошипел Америка, сдерживая ураган эмоций, бушующий внутри. Это то самое отродье коммунизма, та шваль, позволившая бросить вызов Герою, та снежная королева, которую хочется не просто растопить, а растоптать. И она здесь, всего в паре сантиметров от него. О, какое огромное искушение! — Неожиданно слышать это от тебя. — Брагинская игриво подмигнула собеседнику, но тот сей жест проигнорировал, переходя к наболевшему: — Выведи свои войска из Афганистана, Анна. Пока что я прошу по-хорошему. Россия покачала головой: — Не ты позвал меня туда, Федя, не тебе меня оттуда выгонять. К тому же… я просила тебя не устанавливать Першинги на территории ФРГ, разве ты меня послушал? — Не заставляй меня повторять. — Джонс пропустил её слова мимо ушей. — Выведи войска, и всё закончится хорошо для нас обоих. — Для нас обоих — в смысле, для тебя? — Брагинская скучающе мешала напиток в стакане. Здешний кофе, прямо сказать, был на любителя. Любителя битого стекла и безысходности. — Что за глупая привычка — искать выгоду для себя, но выдавать это за благородство чистой воды? Альфред подорвался с места, скрипя зубами. В этом весь он — его бойкий темперамент нельзя было удержать ни одними цепями. — Как же ты бесишь меня. — Уверен? — и она подмигнула ему, не отступая от выбранной роли. — Ты в курсе, СССР, что находишься на моей территории, — звучало уже спокойнее. — я могу вынести тебе мозги в любую секунду, и… — И правда думаешь, что тебе ничего за это не будет? — девушка ухмыльнулась. — Как это наивно. Ты еще так молод, Альфред. Россия взмахнула рукой, и полусонная официантка в грязном фартуке поспешила бросить на столик пожелтевший лист с суммой заказа. — Расплатишься за даму, Федя? Или всё твоё геройство заканчивается на припрятанном револьвере? Альфред, подумав, вынул несколько купюр из кармана и вложил в счёт. Россия уже знала, что оружие при нём, так что прежняя уверенность и спокойствие куда-то улетучились. Осведомленность твоего злейшего врага о том, где ты хранишь револьвер равносильна тому, что этот же револьвер уже у него в кармане. — Ты не сможешь убить меня, Америка, — продолжала гнуть свою линию Брагинская. — ты слишком зависим. Без меня тебе просто станет скучно. Подумай, кто еще сможет без устали соревноваться с тобой, — девушка придвинулась ближе. — Англия? Ну, нет. Он слишком занудлив. Франция? Он скорее изнасилует тебя, чем всерьез будет мериться силами. Без меня ты погибнешь, ведь я даю тебе силы двигаться вперёд. Моё присутствие мотивирует тебя расти и развиваться с небывалой скоростью, Альфред. Так к чему все эти дифирамбы? Будь умницей, выложи револьвер на стол, не нервируй меня. Помедлив, США положил оружие на гладкую поверхность. Оно действительно стало бесполезно. — Это… Это не так. Я не отношусь к этому как к глупому соревнованию. — Джонс поправил очки. — Я — Герой, я делаю добро, когда защищаю мир от тебя. — Воистину глупец! — засмеялась девушка. — Можешь лгать себе сколько угодно и поверить своим же словам. — Россия достала портсигар и, даже не удосужившись спросить разрешения, зажала в зубах сигарету. — Но я не угнетала людей по цвету их кожи, не держала силой колоний, не развязывала Мировые войны и, тем более, не уничтожала бомбами целые города. Я освободила Европу от фашизма, и она мне этого… — звучали слова вперемешку с дымом. — никогда не простит. Так отчего же именно ты под любыми предлогами ищешь со мной встречи, Альфред Джонс? — шелестел её голос. Америка и сам понимал, что это всё совершенно глупо. Он как взрослый ребёнок, играющий в далеко не детские игры. Но США совсем не замечал, что каждый раз, фантазируя как он уничтожает Анну, он всё равно ищет в толпе её лицо. Каждый раз после тяжелого дня Альфред думал о том, как ненавидит её, но в итоге Россия становилось той, с чьим именем на губах он засыпал. Он терпеть не мог её глаза, сравнивая их с замёрзшими фиалками и холодным северным сиянием, и в конце концов Франция спросил его: — Ты правда думаешь, что это звучит как оскорбление, mon cher? Все прекрасные дамы этого мира падут к твоим ногам, если ты будешь сравнивать их глаза с северным сиянием — звучит очень романтично. Это была не любовь, нет, это была зависимость. И осознание этого лихо вскружило голову. — Я уверена, Федя, что Артур проел тебе весь мозг. — девушка перегнулась через стол и тихим шёпотом продолжила. — В этом мире не договариваются только с террористами — с остальными можно найти компромисс. — Что ты предлагаешь? — напрягся Америка. — Давай не будем пугать ни твоего братца, ни остальной мир. — Россия невесомо коснулась губами скулы Джонса. — Я подумаю о том, чтобы вывести войска, но только когда добьюсь цели. Твои солдаты меня не интересуют, я не прошу выводить войска взамен, пусть остаются. — Говоришь так, будто это не ты проигрываешь войну. Ты несёшь огромные потери, Анна — 15 тысяч человек. И ради чего? — Ты смещаешь понятия, Альфред. Мои ребята делают то, что нужно; моджахеды делают то, что им позволяем мы. Я не хочу бежать из Афгана как ты когда-то из Вьетнама. Мои солдаты, если и вернутся домой, то только с поднятыми знамёнами, — Россия выдохнула клубок дыма прямо в лицо собеседнику. — а не как крысы, бегущие с корабля. — И всё же ты невыносима. — выдохнул Америка. — И всё же тебе придется принять мои правила. Так мы все хотя бы не сгорим в огне ядерной войны. — Стерва. — прошипел Джонс. — Лицемер. — послышалось в ответ. Воздух вокруг будто раскалился, и дышать стало невыносимо сложно. Америка с жадностью впился в бледные губы. Анна возражать не стала. Они сами не понимали, что творят, но не могли оторваться друг от друга — будто целая жизнь за плечами и всего полчаса впереди. — Вау, неплохо целуешься, Джонс, — отстранилась Россия. — Тебя этому Артур научил? — Куда ему. — хмыкнул в ответ Америка и снова прильнул к пухлым губам. Впереди был целый день и целая долгая ночь, и двум сверхдержавам точно было чем заняться в этих бесконечных каменных джунглях.***
По прошествии полувека изменилось многое, но неизменными оставались их отношения. Из крайности в крайность — таков девиз российско-американских отношений. Злейшие враги. Странные соперники. Худшие недруги. Но, как бы они не скандалили и не кичились обещаниями уничтожить друг друга, оба знали, что новой войны никогда не случится. У них был более эффективный метод применения сторон, чем, скажем, ядерное оружие. Проницательный взгляд голубых глаз и мягкая девичья улыбка. Два непримиримых врага точно знали, как сохранить мир на свете, да ещё и получить удовольствие. Странное. Странное соперничество.