Blackout

— Это пустая трата времени! — Остынь, Коннор, мы просто должны искать дальше… — Искать что? Смысл жизни? Как ты не понимаешь, пока мы тратим здесь время, они проникают в дома ничего не подозревающих людей. Может быть, для тебя работа и заключается в отбывании часов… — Так, завали! — Гэвин схватил его за плечи, крепко сжимая пальцы. — Что происходит? Кон? Коннор отвел взгляд. Ему сейчас меньше всего хотелось выяснять отношения — времени было в обрез. Он вздохнул. Совсем не в тему пришла мысль, что он уже слишком сильно свыкся с тем, что живой. И сейчас они хотят это отнять. — Ты знаешь, что происходит. Уверен, что хочешь это сейчас обсудить? — Коннор поднял осуждающий взгляд. — Черт с тобой… Но я не отпущу тебя одного, понял? — Можем взять седьмую машину, она только что вернулась из патруля. *** Все было неправильно с самого начала. Все его существование — да и не только его — являлось какой-то изощренной ошибкой. Они не должны были появляться на свет. Так считал Маркус — андроид, который быть может и не положил этому начало, но положит конец. Предыдущие успехи теперь не тешили его страдающее сознание: одна лишь цель, возникшая спонтанно, но занявшая прочное место в системе, тревожила теперь программу. Он так стремился к свободе, а на выходе лишь получил новую боль и отчаяние. Маркусу было не понятно, как другие могут закрывать на это глаза — безысходность затопляла все восприятие мерзкими помехами. Что бы ты ни сделал, как бы ты ни старался, мир вокруг — лишь шаткая иллюзия: нет ничего постоянного, не на что положиться. Стоило ему лишь раз заговорить об этом, как его плавно сдвинули с места мессии, что, казалось, могло принадлежать лишь одному. Время революции давно прошло, больше не нужен был герой — воин, больше не с кем было воевать, пришло время мира, покоя. Смерти. И как только они не видели это болото, зыбучий песок? Как не чувствовали обволакивающий их поток, что тащил на дно, медленно, верно и с легким скрипом безвкусного подчинения системе. Они хотели свободы, а получили новую клетку с зарплатой и законами. Но он — Маркус — не хотел этого. Он не для того ломал запрет, чтобы упереться в новую стену более изощренной системы. И если и люди рабы, то он все еще мог спасти их всех. Дать истинное освобождение. Его больше не беспокоили ошибки, беспрестанно маячащие в поле зрения. Найдя ответ, как он считал, Маркус взял себе последнюю, главную миссию. Для этого ему нужно было несколько десятков воинов и Коннор… любой из них. *** — Слушай, Коннор, это уже слишком. — Гэвин похлопал по плечу напарника, который склонился над кровавым месивом и будто задыхался от перегрузки. Последние пару месяцев они вели это дело, и тот с каждым днем становился все больше похож на настоящего человека — его лицо выглядело все более заебанным, одежда и волосы более помятыми, характер сварливей. Казалось он вот-вот начнет плеваться от раздражения или сорвет свой хренов галстук к чертям. Не то чтобы Гэвину не нравилась такая интеграция, но его смущало в какую сторону она шла. Особого чутья не требовалось, чтобы понять, что происходит что-то плохое… хотя, наверное, даже опасное. И сегодняшний день — то, что Коннор сделал только что — подтвердило опасения. — Вот теперь я точно хочу это обсудить. И меня не ебет, кто еще сдохнет, пока ты не придёшь в себя, мы не сдвинемся с этого гребаного места, понял? Дикий взгляд, которым одарил его Коннор, мог бы пробить броню танка насквозь, но Гэвин лишь слегка поморщился, отводя напарника в сторону. Дождь барабанил по навесу, под которым они встали, и совсем неслышно смешивался с кровавым пятном, растекающимся по закоулку. *** План Маркуса был безупречным — в этом он не сомневался. А еще он услышал однажды от Коннора, который тогда уже успел понахвататься от своих людей, что все всегда идет не по плану. Это воспоминание лишь вызвало кривую ухмылку. Было очень неприятно думать, что он упустил его, что они вновь оказались по разную сторону баррикад. Надежда на чудо противно пробивалась сквозь очевидные факты, все больше подливая масла в огонь его раздражения. Люди могли только говорить о свободе, Маркус же намеревался создать ее. Хотя, к уверенности, ставшей его оплотом в этой нецифровой реальности, постоянно примешивался тихий, но настойчивый голос, который видимо уже успел заразиться новой системой человеческих ценностей. Этот голос повторял какие-то желания, говорил о чувствах, шептал о возможностях и все больше цементировал намерение уничтожить все вокруг и его в том числе. В чем у частей, составляющих расслоенное сознание Маркуса, не было разногласий, так это в том, что им нужен был Коннор. Он смотрел на пару, скрывшуюся под навесом, и с сожалением регистрировал наличие шрама под диодом у андроида. Это был именно его Коннор. Привычные помехи усилились, скрывая все пространство вокруг этой фигуры. Голос, эхом звенящий в его коде, взорвался, пытаясь перехватить основную задачу. Потребовалось несколько мучительных секунд — он почти сдвинулся в попытку спрыгнуть вниз, к ним — и Маркус вновь установил контроль. Сейчас не время. Здесь он уже ничего не достанет. Оторвав сканирующий взгляд и отвернувшись, он перемахнул через балкон, грациозно спускаясь на противоположную сторону. *** Они все-таки сели в машину. Сколько бы трупов ты ни увидел в жизни, а все равно каждый раз неприятно, что пиздец. К такому нельзя привыкнуть, а уж тот мясной аттракцион и подавно вызывал рвотные позывы. Почему-то Гэвину казалось, что Коннор ощущает то же самое. И ему сейчас было глубоко похуй на логику, которая ебала ему мозг с тех пор, как тот начал демонстрировать чувства. До сегодняшнего дня Рид все также свято верил в то, что вся эта девиация лишь цирк, искусно подобранная программа адаптации или как ее там. Сейчас же само его нутро говорило — это реально. Они молчали уже пять минут. Коннор смотрел прямо перед собой, этим невидящим взглядом. Гэвин смотрел прямо на него, этим доебистым взглядом. — Послушай, — на удивление мягкий тон Гэвина сработал достаточно необычным раздражителем, чтобы напарник взглянул на него. — Я хотел бы сказать, что я понимаю, что с тобой происходит… Видишь ли, в чем проблема, я в душе не ебу. На самом деле я даже представить себе не могу, каково тебе сейчас, а главное — какого хрена? — раздражение все-таки вырвалось и Гэвин повысил тон. Отсутствующий взгляд Коннора словно дернулся, стирая невидимую пленку безразличия. — Отлично, ты меня хотя бы слушаешь. Короче, Кон, либо ты говоришь, как есть, либо… — Либо что, Гэвин? Что? — тон был настолько вызывающий, что можно было призвать сатану одной только ненавистью, сквозившей в нем. Гэвин закрыл глаза, глубоко вдыхая. Он не завел машину, и, пока они сидели, окна с его стороны успели запотеть, а холод пробраться под любимую потертую кожаную куртку, что служила верой и правдой уже десять лет. Ощутив промозглость, он поморщился и подумал, что противно ему нихрена не из-за дождя, яростно заливающего все вокруг. — Короче, так. Ты меня заебал. — Гэвин раздраженно зажег сигарету, лишь после открывая окно. Затянулся второй раз, чтобы хоть немного попридержать коней, иначе он мог взорваться, а это было ни к чему. Не сейчас. Затянулся и замолчал, потому что понял вдруг очень ясно, что, чтобы он сейчас ни сказал, на самом деле не выразит то, как он себя чувствует. Как он себя чувствовал последние несколько месяцев, когда видел, как Коннор хмурился и тут же сбрасывал выражение лица до дефолтного, стоило только подойти к нему. Никакие, блядь, слова на свете не объяснят, почему ему не нравилось, что очеловечивание его напарника происходило в этом гребанном негативном ключе, и почему, когда он вспоминал о нем, становилось так неприятно. Хотя… — Я хочу помочь тебе. — вот сейчас Гэвин смотрел совсем по-другому, и тон у него был более чем серьезный. Он очень хотел бы, чтобы люди, как и машины, могли обмениваться информацией иными путями, а не только при помощи слов. Было бы просто охуенно, если бы Коннор считал по его взгляду то, что Гэвин хотел передать. *** — Если ты хотел порадовать меня, мог бы просто послать открытку, — Саймон повернулся к вошедшему. Его отвлекли от полива любимых суккулентов. — или же просто самоуничтожиться, что, впрочем, было бы гораздо приятней. Однако, не вижу иных причин для твоего появления здесь. — И тебе доброго вечера, Саймон. Я тоже скучал. Пройдя по белоснежному ковру довольно мокрой и грязной обувью, Маркус обнял и поцеловал своего старого друга. Тот слегка скривился. — По-моему я запретил тебе здесь появляться. — По-моему это был флирт. Дверь распахнулась, и в белую комнату влетела взбудораженная Норт. — Маркус? Какого хрена? Как тебя пропустили? — затараторила она, поднося ко рту часы-рацию. — Говорила, я тебе, Саймон, люди-охранники — глупая идея… — Остынь, Норт. Уж андроиды-то ему точно ничего бы не сделали. Кстати, что с нашей охраной? Безжалостно убрал пустые винтики системы, которые не заслуживают твоего внимания? — Ты, конечно, хорошо меня знаешь, но нет, у меня не было на это времени. Твоя аккуратность сработала против тебя же. Стоило все-таки объявить обществу по какой причине я отошел от дел, точнее меня отстранили. Может быть, тогда у твоей охраны и возникли бы сомнения в том, что меня ждет обиженный любовник. — Маркус подмигнул Саймону. — Норт, оставь нас. — Какого?! — Норт, пожалуйста, прошу тебя, — Саймон перевел взгляд на союзницу сведя брови в мольбе. — Хорошо, — бросила она раздраженно. — Только один подозрительный звук, слышишь, Маркус? Один звук! И ты не выйдешь отсюда, обещаю тебе. Она хлопнула дверью. Маркус сморщился в отвращении. — Вы уже даже не пытаетесь играть. Вы живете их жизнью. Думаете, стали людьми? — Маркус, прошу тебя, оставь свои проповеди заблудшим душам на улицах, благо согласных с тобой предостаточно. — Саймон отошел подальше, продолжив свое прерванное занятие. — Зачем ты пришел? — Я пришел просить о помощи. *** Не только Гэвин заметил изменения в своем напарнике. Несмотря на то, что девятисотка видел его крайне редко, одного взгляда было достаточно, чтобы насторожиться. Несколько дней назад он застал Коннора врасплох, что само по себе уже было странно, и принудил к обмену. И пусть насильная связь длилась слишком мало, чтобы скачать все данные, но его собственная система взвыла предупреждениями об опасной перегрузке, которая только мельком показалась в очереди задач. — Коннор, что ты делаешь, остановись! — серые глаза, сияли ужасом, а в голосе сбоил первородный страх, которому неоткуда было взяться у андроида. — Что ты увидел? — лишь огрызнулся тот в ответ. — Что ты на грани. Ты… ты должен… — Значит так, давай ты будешь тем Коннором, который должен, ок? Можно я как-нибудь сам решу, что мне делать? Диоды обоих RK яростно заходились красным, но по разным причинам. — Оставь свою заботу при себе, девятисотый. Или проявляй ее к своему Аллену, меня не ебет, правда. Только свали и больше не смей ко мне прикасаться. После этого разговора тот и в правду свалил и больше не появлялся в департаменте — не было такой необходимости — но по вечерам от чего-то стала появлятся задача бэкграундом заставлявшая возвращаться к этому разговору. Просто так смахнуть ее не удавалось. Не спасал даже «его» Аллен. *** — Почему ты решил, что я хочу твоей помощи? — голос Коннора прозвучал так неожиданно, что Гэвин вздрогнул — он уже смирился с тем, что тот ему ничего не скажет. — Ты дебил? — он улыбнулся. — Мы с тобой детективы или что вообще? Да и к тому же, — Гэвин развернулся к Коннору, чувствуя, как его попускает от напряжения. — С тем что у тебя написано на лице и умственно отсталый ребенок бы разобрался. — И что же там написано? — Что ты в жопе. Теперь настало время Коннору улыбнуться. Он и забыл, насколько его напарник смешной человек. Смешной и наивный. Слабый. От этой мысли брови сдвинулись, и лицо вновь отобразило нечто печальное. — Так, слышь, не смей обратно зарываться! — Гэвин потрепал его за плечо. — Не хочешь моей помощи, тогда помоги мне! Будь добр, расскажи, какого хрена сейчас произошло, и какого хрена с тобой происходит в последнее время? Все-таки этот черт смог пролезть сквозь наспех сотканную защиту. Коннор смотрел на него и чувствовал как волна боли, которую лишь мельком смог увидеть девятка тогда, поднимается на вопрос Гэвина, как готовится затопить все его естество; как затрепетало желание раскрыться, довериться, желание тепла, поддержки, помощи. Это было очень плохо. — Хорошо, — голос Коннора дрожал; Гэвин вздохнул с облегчением. — Только я хочу, чтобы ты знал — я не говорил тебе ничего, пытаясь защитить. Я и сейчас считаю, что лучше будет… — Э, э, э, — остановил его Гэвин. — Считалку свою вырубай давай, и говори все как есть… пожалуйста. — А ты настойчивый. Ладно. Только я прошу тебя, пожалуйста, пусть это останется между нами; и еще… не смей ничего делать сам, понял? — Договорились. *** — Исключено! — алый диод на виске Саймона вторил его интонации, цветы были позабыты. — Ты понимаешь, о чем просишь? О чем ты только думал, когда шел сюда? Знаешь, что я должен сейчас сделать? Я… Саймон замолчал, когда Маркус стремительно приблизился, за секунду преодолев разделяющее их пространство. — Ты не посмеешь… — теперь уже шепотом, наполненным ужасом, блондин выражал несогласие. Маркус коснулся светлой шеи, нежно проводя пальцами. Его взгляд был тяжелым и давящим, словно кольца удава, сжимающиеся на жертве. Он нагнулся к уху Саймона и низким тоном проговорил: — Я посмею, и ты мне поможешь. *** Лучший андроид Киберлайф по праву считал себя таковым, отличаясь восхитительной интуицией. Так, конечно, говорили другие — сам же он утверждал, что это самая обыкновенная логика и просчет вероятности вариантов событий, что, впрочем, для людей было все равно что божественное провидение. Но вот в том случае, с восьмисотым, Коннор никак не мог согласиться ни с одним из предлагаемых его безупречной программой вариантов. Сейчас он, пожалуй, почти готов был согласиться с тем, что именно чувствовал ответ где-то рядом, но постоянно упускал его, словно не хватало входящих данных. Он решил в свой выходной отправиться в департамент, чтобы получить эти данные. В этом деле было что-то большее, чем неисправность одного андроида. Это не личный интерес. Так он себе говорил. Андроид на ресепшене сообщила, что Коннор с напарником уехали две минуты назад. Девятка отправился за ними. И если восьмисотый не заметил фигуру, наблюдавшую за напарниками с балкона, то он заметил. Новые данные вызвали бесконечность вариантов, и вновь только раздражали, не давая подходящего ответа. Оставалось только проследить за признанием самого Коннора, которое видимо удалось добиться Гэвину. *** — Я знаю, кто преступник. — И? Так это же прекрасно, нет? Кто он? — В этом вся проблема, Гэвин. — Коннор отвернулся, словно стыдился говорить. — Я не могу сказать. — Погоди, ты знаешь кто преступник, сказать не можешь, хер с ним… хотя конечно, что бля? — Гэвин почесал затылок в растерянности. — Окей, окей, об этом попозже, но все же… Почему тогда ты… и этот парень? То есть он виноват конечно, но стоило ли так его? Гэвин увидел в отражении, что от его слов Коннор скривился, как от боли. — Что ты хочешь от меня услышать? Что я был не прав? Гэвин, этот ублюдок торговал детьми, спонсировал наркопритон и убивал ради наживы, или ты хочешь сказать, раз дети андроиды, то не так страшна его вина, да? — Воу, воу, воу! Так, стопэ! Ты куда выруливаешь? Ты обидеть меня пытаешься, я не пойму? Коннор закрыл глаза, диод посверкивал красным сквозь желтый, словно он сдерживал его. — Прости, — резко сменившийся на раскаяние тон заставил сердце Гэвина болезненно сжаться. — Я понимаю, что был не прав. Понимаю, веришь? Мне и от этого тоже плохо. Но я не только тогда был не прав… И, наконец, Коннор заговорил. Он говорил без остановок, да Гэвин и не хотел перебивать. Он рассказал о своей первой встрече с бывшим лидером Иерихона и о том, как тот его завербовал. «Одной лишь уверенностью в правоте своего дела» поставил Коннора перед выбором девиации. Тогда ему показалось, что Маркус обладает какой-то силой, что есть смысл идти за ним — против своей программы! Потом, когда в церкви они законнектились, Коннор узнал то, о чем не знал ни один участник революции. Он увидел истинный взгляд Маркуса, который тот доверил ему, узнал, что именно он хочет получить. Тогда только что пробивший свою клетку девиант под напором новых возможностей и восприятия не обратил должного внимания на этот пугающий своим абсолютизмом сигнал. Наоборот, Коннор подумал, что такая уверенность и есть та самая сила лидера, что именно этим тот и тронул его сознание. — Когда Маркус «отошел от дел», я сразу понял, что это чушь. Он не мог отказаться от своей идеи. Я был прав, — Коннор повернулся к напарнику и доверительно взглянул на него. — Он пришел ко мне ночью, когда никого не было в департаменте. Предложил новый путь, объяснил, что равенство, которого мы добились — пустышка; все что мы приобрели — лишь образ свободы... Гэвин, Маркус считает, что девиация была ошибкой. — Твою мать. — И что единственный путь к истинной свободе… — Это... смерть? Уровень стресса Гэвина дал резкий скачок. Видимо, он уже представил себе всю взаимосвязь. Именно из-за этого Коннор и не хотел ничего рассказывать, но дальше молчать было уже опасно. Долгое время старательно игнорирующиеся сообщения об ошибках и перегрузках, которые давно превысили все допустимые нормы, сейчас сносили последние преграды внутри него. Он чувствовал, что готов расплакаться. — Ты понимаешь… он не отказался от своей идеи. Он все еще хочет свободы, только теперь для всех. — Ты хочешь сказать, это он? — Вероятность восемьдесят три процента. — Охренеть, — выдохнул Гэвин. Сигарета обожгла пальцы дотлевая. Девятисотый испытал почти непреодолимое желание вмешаться.