Случайная удача

Вокруг Ротгера Вальдеса расстилалась, как море, первая — она же торжественная, — осенняя ярмарка Хексберга. От ярмарки кисло пахло дешевым вином и яблоками, остро — свежей рыбой, последней, жирной, осенней. Кроме запахов, у ярмарки были еще и цвета, и звуки, но их было слишком много: трудно было разобрать, приглашают ли кого-то посмотреть на расписные миски или бьют за украденное яблоко, и краснеет ли кровь свежеубитой свиньи — или так же глянцево поблескивают женские бусы. Вальдес любил ярмарки: обильные людьми, они наслаивались на него чужими восклицаниями, эмоциями, жестами. Они смешивались с его собственными, словно вино с водой, постепенно растворяясь и оставляя только слабый, почти неразличимый на вкус осадок. Девочкам нравилось, когда он бывал на ярмарках: вечерами после этого они чаще смеялись, рассказывая о том, что в нем стало больше других, чем себя. Правда, даже его постепенно начало утомлять всеобщее и беспрерывное движение: миновав ряды с тонкими тканями, он прошел сквозь площадь, где уличные актеры играли уже довольно приевшуюся мистерию о блистательной победе Алвы над кагетами, свернул сквозь кожаные запахи скорнячного ряда к оружейным прилавкам и поторопился пройти их насквозь. Здесь ярмарочный шум затих. Он остался двумя рядами раньше, где случайным приезжим предлагали изукрашенные, почти игрушечные дамские кинжальчики, кухонные ножи, сомнительные рапиры со слишком уж неточными мастерскими клеймами… Этот ряд был отведен тем приезжим мастерам, цены которых вполне окупали отсутствие настойчивых зазывал и возможность изучить товар без помех. Такой, как, например, на ближайшем прилавке. Этого клейма Вальдес никогда не видел: на пятке всех выложенных клинков была проставлена стилизованная волна, вписанная в круг. Судя по скупым украшениям, оружие было дриксенское… Хотя их оружейники всегда тяготели к более затейливым подписям — в противовес скромному оружию, видимо. — Чем-то интересуетесь, благородный господин? — подмастерье тоже держался прилично. Не так, как обычно общаются с покупателями те, кто готовы продать ржавый вертел, выдав его за шпагу самого Рамиро Вешателя. — Да… Пожалуй, вот этим. — он указал на привлекшую его внимание рапиру. На первый взгляд, изящная гарда со щитком из восьми переплетенных металлических полос выглядела слишком легкомысленной для клинка, но, взвесив ее в руке, Вальдес убедился, что весила она меньше, чем казалось. — Если желаете, можете опробовать ее на чучелах. — снова вмешался подмастерье. Взвесив все за и против, Вальдес кивнул: он не собирался покупать новую рапиру, но держать в руках и пробовать хорошее оружие было всегда приятно. Его провели за палатку оружейника, где на наспех расчищенной площадке было укреплено несколько грубых чучел из соломы и мешков. Не так хорошо, как в лавке маэстро Кеведо… Но это же ярмарка, чего он ждал? Подмастерье вежливо отошел в сторону, видимо, посчитав клиента достаточно разумным, чтобы не уронить рапиру себе на ногу и не порезаться. Но, как только он сделал первый выпад, произошло что-то странное: казавшаяся раньше вполне обычной, рапира легла в руку едва ли не удобнее, чем боле привычная моряку абордажная сабля, и будто сама продолжала движение, прежде чем он успевал о нем подумать. Раньше Вальдес испытывал такое только после того, как перед битвой к нему приходили девочки… Но на этот раз он не слышал того серебристого звона, который таял где-то на краю сознания каждый раз, когда они навещали его. Когда движение лезвия замедлилось, и, завершив пируэт, Вальдес остановился. Вовремя — еще шаг, долгий выпад с упором на колено — и кончик рапиры уперся бы в горло нервно посторонившемуся от него подмастерью. Три чучела повисли на своих палках, и ветер медленно шевелил вывалившиеся соломенные кишки. — Интересная вещица. — он взвесил в руке рапиру, которая будто не желала расставаться с ладонью: даже казавшиеся неуместными выступы изнутри защитного щитка легли именно так, чтобы держать ее стало удобно. — Мы немного таких вывозим на продажу. — подмастерье оказался все же более разговорчивым, чем от него можно было ожидать, и принялся за традиционное занятие всех подмастерьев: развешивание лапши на ушах у клиента, — Их высоко ценят в Дриксен, и это первые экземпляры в Талиге… Сердечник из мягкой стали, а внешние слои — наоборот, из твердой, магнетитовой. — Как? — рассеянно переспросил Вальдес, — Разве обычно делают не наоборот? — Это новая технология, мастер только… — А как его зовут? — слово «мастер» отвлекло Вальдеса от наблюдения за тем, как скупые блики осеннего солнца играют на гранях лезвия. — Олаф Кальдмеер. — это сказал не подмастерье. Во второй раз подняв глаза, Вальдес столкнулся взглядом с мужчиной — видимо, тем самым мастером Олафом Кальдмеером. Как он выглядел, ему уже было совершенно безразлично, потому что в глазах Олафа Кальдмеера жило то ли грозовое небо, то ли море: живое, подвижное и совершенно непроницаемое. Раньше он видел такое только у Алвы, но его немыслимо было и сравнивать с безвестным дриксенским оружейником. Но, все же… — За сколько вы ее продадите? — Вальдес постарался использоваться самую обаятельную из своих улыбок, — И что ваш подмастерье говорил о стали, которую вы используете? Этим вечером девочкам достанется кое-что особо интересное: они, как обычно, оказались правы. Ярмарки и праздники могли принести интересную добычу.