Два бокала над потоком

― Здесь и правда живописно, Шей. Вино и лучший сыр, который удалось уберечь в каюте, немного вяленого мяса ― теперь обязательное угощение от Матери Рода, когда бы они ни прибыли. Последнее Шей обычно оставлял для какого-нибудь новенького юнги, а отъевшаяся команда вечно считала это проверкой на прочность: съел положенный ему кусок, не скривившись, ― значит терпеливый, свой. Сейчас эти же матросы сновали на берегу: кто-то уже ловил рыбу, кто-то даже разживался зайчатиной, но так и не проходили сюда, к воде. ― Не лучше ли показать, что я с ними заодно, полковник? ― Когда они увидят, что ты приходишь от водопада лишь с распитой бутылкой вина и небольшим угощением, они не станут особо выпытывать, что за добыча водится за этими скалами, Шей. ― Но... ― Прекрасный урожай. Удивительно, как его не выпили в этом полном французских офицеров форте. Те вылакают за неделю целый погреб. ― Хорошо. Вы же ещё будете здесь, когда я вынырну у этого водопада? ― Конечно, Шей. Не тоскуй по мне слишком долго. Эти скалы ― самое лучшее место для встреч. Хотел бы я плавать как ты. ― Постойте... ― Просто любуйся этим местом, Шей. Ещё не время. Закат слишком быстро оборачивается сумерками. В них всё ярче видны янтарные точки тлеющих костров, и одна из них, самая большая, сияет среди всех, словно самая крупная бусина в ожерелье. Именно от этого места раскатывается звүк между скал, разрывается на отголоски ударов бубна и ритуальных песен. Сегодня особый вечер. ― А кто часто навещает вас, полковник? Кто поёт, играет сюиты? Вам ведь явно не по душе эти звуки. ― О нет, Шей, я порой забываю о гостях. Но пару раз мне зачитывали письма. А по поводу этого племени... Я люблю изящные скрипки, но у здешних женщин самые тёплые колыбельные. От них я порой... успокаивался, если можно так сказать. — Успокаивались? Но вы же были дале... ― Для тебя я всегда рядом, Шей. Просто я должен был сказать тебе всё раньше, но ты тогда ничего не понимал. Ты мне дорог как и прежде. Заканчивается время бубна и просьб защиты или помощи. Выравнивается и не чадит пламя от самого большого костра. Тихо, трепеща перед гневом духов, разбредается поселение, не тревожа даже взглядом пугающе яркий свет Луны. Хижины накрывает тишина. Именно тогда Шей оборачивается и видит Онату. Та кажется моложе ― возможно, в сорок все считали, что она опытна, мудра для Матери Рода, проживёт достаточно и всегда поможет своему племени. Возможно, тогда это было её лучшее время. ― Я видела, как к тебе спешили гости после заката. Моя преемница привечает тех, кто знали тебя, Шей Кормак, ― облачко пара за силуэтом Онаты преломляется под нависшей Луной. ― Думаю, в эту ночь её гостья увидит тебя. А мне же пора. Шей смотрит вверх ― и кажется себе гораздо более неопытным, чем прежняя Матерь Рода. У него и впрямь мало умения правильно показаться при посторонних. Новая и вправду примечает иных: фиалковые юбки, ещё более резкий взгляд, но всё та же привычка приходить сюда. А ведь это должен был делать он... ― Полковник, скажите, вашей горечи и правда помог порох? ― Спроси лучше у неё, Шей. Это же она сделала такое с твоей последней командой. Но всё равно приходит сюда, оставляя нам лучшее бургундское вино. Хотя белое вино... ― ... прекрасно подошло бы к проливаемым ею слезам. Я помню, полко... Джордж. ― Рядом с ней ты не держишь чинов. Это ведь всё из-за тех воспоминаний, верно? ― Пожалуй, да. Я должен был стать... ― Полно тебе, Шей. Ты же видишь, что получилось. Хоуп смотрит вверх. С такой высоты не видно её наверняка полных боли глаз, ей явно тяжело здесь бывать, но она прекрасно и легко добирается до водопада, оставляя там лишь один бокал. ― Мы ведь оба сожалеем, правда, Шей? Шей не замечает, как уже рядом нет Монро. Хоуп открывает бутылку. Шею ещё слышатся плеск штормовых волн и крики почти не уцелевшей команды, но он так и продолжает сидеть у водопада, не решаясь встать. Хоуп выливает остатки вина, которое предназначено не ей. Видимо, не считает себя вправе пить его вдвоём. Но когда она задирает голову, то Шей думает: всё тот же вопрос. Они были юными, но с тех самых пор Хоуп думает о тех же решениях. О том, как же больно поступать правильно. Ей, ему. Как ещё больнее они поплатились. С этой высоты она никак бы не услышала его шёпота, и потому Шей лишь поднимает руку: да, Хоуп. Я знаю. Ему давно известно, что луна, отражающаяся выше по реке, его силуэта рядом давно не отразит. Точно также, как уже который год не отражает силуэтов Онаты и давно дорогого ему Джорджа Монро.