Потери

Кусланд, за редким исключением, предпочитал держаться особняком от отряда – Алистер знал это. Бывало, их командир вёл разговоры о дальнейших передвижениях или расспрашивал спутников об их проблемах, которые могли помешать их ответственной миссии. Затем он эти же проблемы, тянущиеся за его соратниками довольно долго, иногда чуть ли не пол жизни, решал будто по щелчку пальцев: быстро и безболезненно для всех. При этом он оставался – Кусландом. Именно так, не Айдан, как он когда-то давно представился – а Кусланд. Дистанция, на которой он держал окружающих, просто не давала даже допустить мысль о том, чтобы сойтись с ним ближе. По мнению Алистера, в некоторых случаях это было даже хорошо, потому что задушевных разговоров именно с этим человеком он, скорее всего, не выдержал бы. Уж лучше он будет продолжать вариться в собственном соку душевных мучений, чем покажет свою слабость командиру. Он не жаловался, не плакался тому в жилетку и собирался продолжать отшучиваться и сворачивать разговор на повседневные темы, когда Кусланд обращал на него внимание. Вот только кого это волновало кроме самого Алистера? Кусланд всё же подошёл однажды вечером в лагере к нему и присел рядом на поваленное дерево. Он хотел поговорить о Дункане. Что ж Алистер уже готовился растерять остатки своего достоинства. – …отослав тебя в башню, он спас тебе жизнь. Ты не смог бы сохранить ему жизнь, будучи на поле боя, тогда погибли бы вы оба. Если единственное, о чём ты жалеешь, это твоя несостоявшаяся смерть, то это быстро можно исправить… – Хватит, – Алистер ещё ниже склонил голову и обхватил её руками. Он уже жалел, что вообще разоткровенничался с Кусландом. – … просто в следующий раз, когда встретим толпу порождений тьмы, не стесняйся – они все твои, – Кусланд говорил жёстко, язвительно, так что у Алистера возникло желание ударить кулаком прямо в этот ядовитый рот, чтобы заткнуть его хоть ненадолго. – Тебе никогда не понять, каково это: горевать обутрате единственного близкого человека! – взорвался Алистер. На мгновение лицо Кусланда превратилось в непробиваемую маску: все эмоции схлынули, оставив только горькие складки у губ и печальную пустоту во взгляде. Но вскоре, словно мираж, всё исчезло – Кусланд вновь едко улыбался и смотрел на Алистера с каким-то болезненным вызовом. Такие резкие перемены в нём всегда вызывали у бывшего храмовника непонятную внутреннюю дрожь. – Да, пожалуй, что не понять. Сложно понять, каково потерять единственного близкого, когда теряешь всю семью в одну ночь. И знаешь, что… – Кусланд посмотрел прямо в глаза Алистеру. Уже без насмешки или пугающего одиночества во взгляде, а просто: прямо и честно, – я не жалею, что выжил. Кусланд тот час же поднялся с дерева, на котором они сидели, при этом сделав, кажется, самую невероятную вещь, которая не могла привидиться никому из отряда и во сне. Айдан мягко провёл подушечками пальцев по алистеровой щеке, а затем, как ни в чём ни бывало, отправился к костру. Алистер же так и остался сидеть на месте. Весь разговор был странным и должен был оставить неприятный осадок на душе, тем не менее, его не было. Как не было и того сильного давящего чувства в груди Алистера, из-за которого ему порой хотелось остановиться посреди дороги и просто орать от несправедливости мира. Грусть не ушла, нет, но теперь она была спокойной и лежала внутри, как меч в ножнах, вместо того, чтобы кромсать его внутренности. А щека всё так же горела, словно запечатлев на себе отпечатки чужих пальцев.