Все звери боятся огня

— Откажись от контракта с моим братом. Выбери меня, — рычит Девятый ему на ухо, не особенно удерживая свое звериное начало в узде. — Я лучше его. Во всем. Если приглядеться, то можно заметить, как трескается, расходится в некоторых местах кожа, обнажая покрытую густой черной шерстью шкуру. Хэнк не пытается освободиться, хотя сжечь веревки и атаковать ему по силам и прямо сейчас, потому что он знает — Девятый почует магию, уйдет от атаки, может, даже ударит сам. Именно поэтому Хэнк будет до последнего пытаться заставить его перекинуться — контролировать волков куда проще, человеческая их форма поддается меньшему количеству заклинаний. — О нет, ты никогда с ним не сравнишься. Только он достоин того, чтобы носить настоящее имя, — спокойно отвечает Хэнк, зная, как больно ударят эти слова по самолюбию Девятого. Имя у волка само по себе беспрецедентное явление, обычно маги дают своим помощникам номера и только, а Хэнк сделал шаг еще более революционный — позволил Коннору самому выбрать себе имя, тем самым обозначив его как равного себе. Девятый рычит, кривится, будто от боли: — Он тебя никогда не полюбит, как люблю я! — его еще человеческие зубы щелкают в опасной близости от шеи Хэнка. Это правда. Коннор любит другого — заносчивого юного мага, присланного Академией полгода назад. Коннор любит Гэвина всей душой, и тот отвечает ему взаимностью. — Мне не нужно его сердце, — почти честно отвечает Хэнк. — А твое мне не нужно и подавно. Но, кажется, Девятый уже ничего не слышит. Его лицо изуродовано болью, трещины на коже становятся все шире, все заметнее, череп и скелет начинают вытягиваться. Хэнк впервые видит, чтобы волк так терял контроль над своей звериной формой, чтобы трансформация начиналась сама собой, без необходимости перекидываться через нож. Грудь сдавливает позабытое чувство вины. — Разорви контракт, — хрипит Девятый. Если бы это было просто, Хэнк бы уже давно так сделал — и у Гэвина еще нет своего волка, и Коннор стал бы с ним счастливее. Конечно, есть одно средство, но он не станет к нему прибегать, разве что... Перед внутренним взором Хэнка вдруг проносится яркая картинка: сквозь высокие травы знакомой долины, раскинувшейся у подножия башни, к нему навстречу несется черный волк с карими глазами. «Я приду. Держись. Я сейчас. Еще чуть-чуть». Хэнк мысленно благодарит Гэвина за ментальное изображение. Оно помогает ему принять решение — правильное или нет. Хэнк знает, что, если Коннор успеет прийти к нему на помощь, это не закончится ничем хорошим. Силы Девятого и Коннора равны — если они сойдутся в схватке, то ни один не выйдет из нее живым, даже если он попытается вмешаться. Хэнк не может допустить братоубийства. — Все звери боятся огня, — бормочет он себе под нос заклинание. — Все звери боятся огня. Коннор все ближе — вот он уже взбегает по длинной каменной лестнице, — времени все меньше. Пламя сжигает веревки. Если бы требовалось только это, то стоило бы остановиться, но Хэнку нужно уже нечто совсем другое, и поэтому он продолжает повторять всю ту же фразу, не дает волшебству угаснуть, вливает все больше собственной силы в огонь. У договора и магии есть своя цена, и это не секрет, не тайна, просто мало кто об этом говорит вслух. И теперь они оба заплатят столько, сколько нужно, чтобы добиться своих целей. Коннор с рыком врывается в башню, но слишком поздно. Хэнк уже тянется объятой в лепестки пламени рукой к стремительно меняющемуся лицу Девятого, и огонь слизывает с его предплечья метку договора. Хэнк теряет сознание, когда его пылающая ладонь вжимается Девятому в правый глаз. В воздухе пахнет паленой шерстью и плотью. *** Его правая рука — мертвая рука. Он, конечно, может выполнять ей почти все действия, что и раньше, но силу через нее направить больше не выйдет. Да и выглядит она теперь не лучшим образом, ведь огонь от души украсил ее своим несмываемым узором. Коннор тяжело переживает разрыв договора и увечье Хэнка. Боясь, что это может плохо отразиться на нем, Хэнк собирает всю волю в кулак и заставляет себя прогнать и его, и Гэвина, пытаясь выставить себя в самом ужасном свете. Кажется, ему это удается. Коннор не один. Он сможет это пережить. Хэнк тешит себя надеждой, что в новом своем договоре он даже будет счастлив. Но, когда Коннор бросает на него последний взгляд, в его глазах Хэнку мерещится печаль. Неужели догадался? Нет, едва ли. Если бы он понял, то не оставил бы этого просто так. Упрямец, как и брат. Девятый приходит только через месяц после того, как Хэнк остается один. Ему тоже досталось: правый глаз его слеп, а сам он стал уродлив не только в человеческом, но и в своем истинном волчьем обличье — толстые нити шрамов, отдаленно напоминающие по форме пальцы, тянутся по морде, еще и проявляются проплешины там, где сильнее всего обгорела шерсть. — Ты добился того, чего хотел, — с горечью произносит Хэнк. — Почему же не пришел раньше? Девятый не говорит, скулит только. Будто бы набравшись смелости, он подходит к Хэнку, вжимая хвост между лап, тычется холодным носом в правую руку. Это значит «мне очень жаль». Это на него не похоже. Никогда он не извинялся перед Хэнком, взявшим когда-то их с братом на попечение, даже когда был совсем мальчишкой. Тяжело вздохнув, Хэнк кладет ладонь между ушей и осторожно поглаживает. — Ты тоже меня прости.