При прочих равных

Старку хочется кричать. Питер смертельно бледен, сидит прямо на земле среди обломков непонятно чего, словно в куче помоев (запах так точно соответствующий), баюкая левую руку, и смотрит на Старка так, словно видит как минимум архангела. И молчит. Пожалуй, именно от этого хуже всего: если Питер молчит, дело совсем плохо. Старк деактивирует броню, одним прыжком оказывается подле Питера, опускается на колени, осторожно пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Немного даже получается: в переулке темно, но со стороны ближайших высоток пробивается какой-никакой свет. Старк даже осторожно тянется к оберегаемой Питером руке, и от того, с каким безграничным доверием тот позволяет ее даже коснуться, перехватывает дыхание. Рука выглядит хреново. Сочащаяся из раны кровь толком не дает ничего разглядеть, даже когда Старк подсвечивает себе фонариком старкофона, но совершенно неестественный выворот запястья и торчащий наружу обломок белоснежной кости уже говорят достаточно. Они говорят, а Питер по-прежнему молчит, и это почти наверняка болевой шок вкупе с потерей крови. Что может привести к потере и сознания. — Паучок, смотри на меня, — Старк не без труда сглатывает подкативший к горлу кислый ком, смотрит Питеру в глаза. — Что еще болит? — Ничего, мистер Старк, — Питер отзывается не сразу, речь его заторможена, часть звуков он проглатывает, а часть растягивает, как если бы был под действием алкоголя или чего-то другого. — Даже рука не болит. Все хорошо. Точно шок. Помноженный на привычку храбриться, не без этого, понимает Старк, сам такой. Придется самому. Он прикрывает фонарик рукой, чтобы не светить Питеру в глаза, и осторожно, но быстро его оглядывает. Костюм не просто поврежден — он выведен из строя и почти превращен в нанотехнологичные лохмотья. Черт бы с ним, но значит, быстрой информации о состоянии Питера не получить. Впрочем, будь это не так, она бы у Старка уже была, пока он мчался в это богом забытое место на краю Бергена. Чудо вообще, что Карен успела передать Пятнице более-менее точные координаты. Похоже, самое серьезное — все же рука. Спина, грудь и живот на первый взгляд не кажутся поврежденными, ощупывать же Старк не рискует, да и не поймет ни черта, потому возвращается к руке. Вид раны устрашающ даже для него, несмотря на то, что кровотечение мешает рассмотреть ее внимательно. И он не уверен, что рассматривать на самом деле стоит, но точно видит забившуюся в рану, кажется, аж под осколок кости, грязь, которую не может вымыть даже весьма сильное кровотечение. Видит еще один осколок, совсем маленький и, похоже, ни с чем не соединенный, но вонзившийся в распоротую руку изнутри, и догадывается, что таких осколков в ране наверняка несколько. А помимо перелома запросто могут быть повреждены и сухожилия, или что там еще бывает… Старк заставляет себя не паниковать, дышать под давно существующий в голове отдельной программой мысленный счет, негромко напоминает Питеру о необходимости не закрывать глаза и продолжает осмотр. На все той же руке, помимо перелома, обнаруживаются следы… Укусов? Не человеческих, кажется, даже не собачьих, но сложно назвать симметричные точки, сочащиеся кровью, чем-то другим. Такие же следы обнаруживаются и на второй руке — давая ее Старку и временно из-за этого оставляя левую без опоры, Питер бледнеет еще больше, хотя всего минуту назад казалось, что это невозможно. И на ноге тоже, на одной, но следов еще больше. Чуть выше колена, не прикрытого остатками костюма, Старк обнаруживает не просто точки, а рваную рану, словно Питера пытались тащить, вцепившись зубами в его ногу, но не рассчитали захвата и вместо этого вырвали кусок плоти. Рана грязная и на удивление почти не кровоточит, и Старку кажется, что он видит даже мышечную ткань. На этом осмотр приходится прекратить. Если он рухнет сейчас прямо здесь, Пятница, конечно, вызовет кого-нибудь (хотя все мыслимые и немыслимые службы она и так уже вызвала, пока Тони летел в Берген), но для Питера это точно станет последней каплей. Старк делает несколько глубоких вдохов, стаскивает свой кардиган, к сожалению, слишком тонкий, чтобы согреть, накрывает им Питера. — Паучок, все хорошо. Эй, не закрывай глаза! Питер, успевший наказ нарушить, глаза все же открывает, но так медленно, что сердце Старка делает кульбит где-то в горле. Он едва слышно окликает Пятницу и морщится, слушая через микронаушник ее предположения касаемо состояния Питера. Парамедики и прочие бравые товарищи будут не раньше, чем через четверть часа. В городе пробки, почти все вертолеты заняты в ликвидации последствий того крупного пожара, что Старк помогал тушить, когда получил сигнал о помощи от Карен, а вызывать с базы квинджет просто бессмысленно, любая транспортировка без первой медицинской помощи Питера просто убьет. Да, у него супермегакрутая регенерация, но тот, кто это с ним сделал, словно (да не словно, а почти наверняка) знал об этом — и постарался нанести как можно больше повреждений, чтобы эту регенерацию если не вывести из строя, то хотя бы сильно замедлить. Иными словами, этой четверти часа у Питера нет. Или не любая. — Мистер Старк?.. Слабый, едва слышный голос Питера дает Старку понять, что он, очевидно, заговорил вслух. — Или не любая, говорю, транспортировка, Паучок. Пятница, мне срочно нужен Стрэндж. Пятница откликается в микронаушник, но Старк ее не слушает, замечая, как Питер сотрясается в судороге, отчаянно пытаясь при этом как-то поберечь сломанную руку. Старк перехватывает ее, поддерживает, насколько получается, дрожащего Питера, которого начинает мучительно рвать желчью. И второпях засовывая старкофон в карман прямо с включенным фонариком, Старк вдруг понимает, что рвет Питера далеко не в первый раз. Трижды черт. Сейчас Старку совершенно не до того, чтобы думать, кто или что могло сотворить такое с Питером, но если его еще и накачали чем-то, времени у них может не быть совсем. Старк изучал вопрос и находил целый список веществ, которые смертельно опасны для паучьих и, соответственно, для Питера. Внушало, конечно, надежду то, что Питер дотянул до его прилета, но как надолго его еще хватит? Питер сотрясается в спазмах, кажется, вечность. Старк крепко держит его, следя, чтобы он не захлебнулся рвотой и хоть как-то мог дышать, и не отпускает даже тогда, когда Питер уже просто судорожно всхлипывает. Держать страшно. Страшно сделать больнее, даже если этой боли Питер пока не чувствует, страшно сделать хуже — что там есть еще, какие увечья на теле Питера Старк просто не смог обнаружить?.. Но он держит, надеясь, что помимо опоры хотя бы немного поможет еще и тепло его тела. И собирается окликнуть Пятницу, спросить, где чертов Стрэндж, когда совсем рядом вспыхивает портал. Стивен Стрэндж давно уже перестал считать сотовый телефон вещью первой необходимости. Способы связи у большинства из тех, с кем он сейчас контактирует, несколько иные, предметы-посредники для них если и требовались, то тоже другие. Но у таких людей, как Тони Старк, Пеппер Поттс, Хэппи Хоган и Питер Паркер, нет ни двойных колец, ни возможности использовать астральное тело или иные, по выражению Старка, колдовские штучки. И потому Стрэндж исправно продолжал таскать в кармане заряженный мобильник. По которому его и нашла Пятница. Стрэндж оценивает ситуацию моментально. Встречается взглядом со Старком, который открывает рот… И закрывает, не произнося ни слова. И если самого Старка напугало молчание Питера, то Стрэнджа пугает молчание обоих. Но он делает из него верные выводы, особенно вкупе с тем, что глаза Питера, едва успевшие мазнуть взглядом по лицу Стрэнджа, все же закрываются. — Стрэндж. Старк замечает это и все же подает голос, но Стрэндж уже и без того склонился над Питером и увидел достаточно, чтобы начать создавать портал в Метро Дженерал. — Все хорошо, Тони. В этих словах не больше правды, чем в аналогичных, сказанных самим Старком Питеру сколько-то минут назад, но Старк верит и крепко хватается за протянутую Стрэнджем ладонь, второй рукой крепко же обхватывая Питера. Пять минут спустя Стрэндж помогает Старку, едва держащемуся на ногах, но не отрывающему взгляда от каталки, на которой Питера увозят в операционную, опуститься на диванчик. Пятнадцать минут спустя Стрэндж извлекает из ниоткуда большой бумажный стакан горячего сладкого чая и заставляет Старка выпить все до последней капли. Сорок минут спустя Стрэндж за руку удерживает рвущегося к операционной Старка, встревоженного таким длительным ожиданием. — Тони, все нормально! Поверь, это не долго, все идет хорошо! — Это не нормально! У него регенерация! Пока они там тормозят, у него кости начнут неправильно срастаться! — горячится Старк, пугая младший медперсонал, снующий мимо них по коридорам клиники. — Тони, они знают. Поверь мне, все хорошо. Иначе меня бы уже вызвали туда, — Стрэндж устает посылать этому же медперсоналу виноватые улыбки и смотрит только на Старка. Которого последний аргумент внезапно успокаивает настолько, что возвращается способность соображать. Он достает старкофон и занимается наконец вместе с Пятницей и без вопросов подключившимся Стрэнджем анализом произошедшего с Питером. Еще полчаса спустя к ним выходит врач. Все действительно настолько хорошо, насколько может быть при прочих равных. Питер в палате, спит, и к нему пока нельзя, но учитывая его особенности, уже наутро Старк лично сможет убедиться в правдивости слов врача. Восстанавливаться, конечно, придется долго, даже учитывая эти самые особенности, но ничего непоправимого не произошло. Хотя могло — на этих словах врач переглядывается со Стрэнджем, невозмутимо его благодарящим. За обоих, потому что от наконец отпускающего напряжения Старк снова не может произнести ни слова и даже не сопротивляется, когда Стрэндж открывает портал в Санктум Санкторум. Только спрашивает, почему не к нему домой. — У меня чай лучше, — по-прежнему невозмутимо отвечает Стрэндж, старательно делая вид, что не замечает слипающихся глаз Старка. У которого мелькает некоторое подозрение на этот счет при слове «чай», но он его тоже старательно не замечает и покорно шагает в портал.