Погладь Кота. Если осмелишься

Стив проснулся в незнакомом номере отеля. Пахло неправильно: чистым постельным бельем, немного – дезинфекцией из санузла, чужими людьми и совсем чуть – Баки. В голове стоял туман, будто Стив все еще спал. Запах должен быть другим – тяжелым, пряным, родным. Теплым. Земляным даже. Впаянным в самую суть. Стив сел и спустил ноги на пушистый коврик у кровати, только сейчас осознав, что абсолютно обнажен. Бестолково пошарив по груди, он встал, чуть пошатываясь, подошел к ростовому зеркалу и осмотрел себя. Утренняя щетина, чуть отросшие волосы, утренний же стояк и острое, какое-то глубинное ощущение неправильности окружающей действительности. Как из теплой постели на сквозняк вытолкнули, толком не разбудив. Страстно хотелось забраться обратно, потереться о теплого и уютного рядом, лизнуть вкусную шею… Стив потряс головой, скорее почувствовав, чем услышав, как на шее что-то тихо звякнуло. Ошейник. Обычный. Мягкий, черный, с большим блестящим кольцом, явно не декоративный, а способный удержать… Заупрямившегося ЗУ-морфа. Память возвращалась толчками: перманентное раздражение, обострение нюха, зуд вдоль позвоночника, боль в копчике, слух, плавающий от звериной остроты до почти полной глухоты, ломота в теле, как во время лихорадки. Его накрыло. Он «провалился». Он провел один бог знает сколько времени черт-те где, с кем и как, но точно не с Баки, потому что его запах начал раздражать одним из первых. Рядом был кто-то другой: теплый, надежный и ласковый. От его рук вкусно пахло едой и домом, он был горячим, твердым и правильным. Он был своим. Безопасным и близким. Принюхавшись, Стив со стоном уткнулся в собственное запястье, провел все еще чувствительным носом по предплечью, пытаясь поймать нотки ускользающего, растворяющегося в неприятной чужой действительности запаха. – Черт, – только и сказал он, едва не лизнув пахнущую другим, теплым человеком кожу. – Проснулся? – дверь открылась, и на пороге показался преувеличенно бодрый Баки с подносом, нагруженным едой. – Давай, мыться и завтракать, к вечеру нас ждут в Вашингтоне, мы и так загулялись. Стив подавил желание прижать к голове фантомные пока уши и зарычать – он не хотел в Вашингтон. Он хотел… черт-те куда черт-те к кому. – Рассказывай, – бросил он, направляясь к шкафу, чтобы натянуть штаны. Оттуда на него выпала темно-коричневая смутно знакомая простыня (Баки никогда не отличался особой аккуратностью в быту), и Стива накрыло так, что очнулся он от того, что Баки трясет его за плечо, пытаясь выдрать из рук чертову тряпку, пахнущую домом, а он вцепляется в нее когтями и зло верещит. – Ладно, – Баки плюхнулся рядом и прижал его голову к своему плечу. – Ладно, Стив. Оставь себе. Ошейник ты тоже не дал снять. Пиздец какой-то. Только не ори, хорошо? У меня от твоего тоскливого воя кишки смерзаются. – Рассказывай, – потребовал Стив, тряхнув головой, отчего большие уши смешно хлопнули, и чихнул от слишком острого, слишком приятного запаха, идущего от простыни. Не в силах с собой справиться, он снова уткнулся в нее лицом и жадно вдохнул несколько раз, почти стесняясь Баки, хотя друг от друга у них не было тайн никогда. Даже в питомнике, в котором оба выросли, они были друг за друга, а не каждый против всех, как остальные. – Ты провалился, едва мы прилетели в Яблоко, – начал Баки. – Хоть не в аэропорту, спасибо тебе большое. – Аэропорт я помню. И гостиницу. Не эту. А дальше – нет. Отодвинься, от тебя несет. – Ты тоже не тюльпанами пахнешь, сопляк. Не хочу озвучивать, чем именно. – Домом, – невнятно выговорил Стив, снова утыкаясь в простыню. – Домом, которого у меня никогда не было. – Мелочь, – осторожно произнес Баки и провел ладонью по загривку. Раздражающе неправильно, будто против шерсти. – Прости. – Бак, не трогай меня, я как будто... – Стив еще раз глубоко вдохнул и с усилием оторвался от своего фетиша, – без кожи. С кем я был? – С профессиональным хэндлером. Он ссал тебя брать, пришлось надавить, но мужиком оказался неплохим, когда я тебя забирал, ты не походил на жертву жестокого обращения, аж лоснился весь. Стив вспомнил горячую руку на загривке, рокот низкого голоса, без слов, только тональность, и как сквозь толщу воды – темные волосы, одуряющий запах от шеи и мест за ушами, жадное желание прижаться, тереться всем собой, радость, удовольствие, острое чувство принадлежности. – Вранье, – хрипло перебил он. – Он не профи. Я знаю, как работают профи, это не оно. Все было… не так. Баки молча достал из кармана распечатку списания средств с их банковского счета. – Пятьдесят штук. Очень своеобразный хэндлер, с расширенными полномочиями, – Баки надавил кончиками пальцев на стык шеи с плечом, и у Стива в животе будто разлилось теплое молоко, возбуждение стало невыносимым. – Он привел тебя в чувство. Это главное. – Кто он? – Стив, – Баки переместился так, чтобы Стив видел его лицо, и поиграл желваками, прежде чем продолжить. – Он не хочет ничего знать о тебе как о человеке. Это было его условием. Он выставил тебя, завернув в эту тряпку, как свежий труп, едва появились первые признаки выхода из кризиса. И настоял на том, что ты ничего не должен знать. Стив с трудом отбросил от себя простыню и потащился в ванную – подниматься после очередного нокаута ему было не привыкать. Мысли буксовали, постоянно возвращаясь к смутным, смазанным воспоминаниям, фантомно проходившимся по спине жесткой мочалкой и крепкой ладонью, прокатывавшимся по телу волной возбуждения, стекавшего в пах. Чертова шерсть знакомо намокла, хвост бесконтрольно бил по ногам и стенам кабинки, раздражая и без того оголенные нервы, и некому было подать огромное полотенце, согнать воду с хвоста, попутно касаясь то ягодиц, то чувствительных сейчас бедер, то члена. Страшно хотелось секса. Такого, чтобы до отупения, до полной обессиленности, жесткого до сладости, после которого только спать, свернувшись клубком в теплой постели лучшего на свете человека. Вообще страшно хотелось секса, вкусной еды и сна, обязательно рядом с горячим, вкусно пахнущим, теплым человеком. Стив, сосредоточившись, попытался вспомнить лицо, но не смог. Его эйдетическая память была бессильна против «провала». Животные не запоминают лиц, только запах, и вот его-то он помнил так отчетливо, будто им пропитался мозг. Вся суть, нутро, казалось, было соткано из остро-пряного запаха свежего пота, мускуса, специй и еще чего-то, от чего лезли клыки, живот голодно подводило, член тек, а в груди увеличивался ком огненно-красной ярости хищника, лишенного добычи. Он хотел своего человека. Тот был его, кот, в которого превратился Стив, ощущал это так же отчетливо, как запах мокрой псины – острый, чуть неприятный, но знакомый до последней ноты запах Баки. Он кончил, сжав ладонью плечо, имитируя прикус тупых человеческих зубов, едва коснувшись члена, но вместо облегчения и радости ощутил давящие изнутри на ребра тоску, раздражение и злость. Наскоро вытеревшись, Стив натянул шорты, предварительно провертев в них дыру для хвоста. Тот ужасно раздражал, ощущался тяжелым и лишним, но обратную трансформу ему было сейчас не потянуть – ни опыта, ни душевного равновесия, ни правильного человека рядом, ради которого…. Вот что произошло. Ради своего хэндлера он стал человеком. Воспоминания накатили снова, в этот раз накрывая с головой: сильное тело под ним, тугое, горячее и вкусное, остро пахнущее любовью и радостью. Слепое, жадное желание пометить, вылизать всего, защитить, сберечь. Не навредить. – Мр-рок, – из горла вырвался почти вой, Стив, извернувшись, вкогтился в спинку антикварного кресла и непривычно, но смутно знакомо прогнулся в спине, закладывая хвост набок, будто… – Да кончится это или нет? – рявкнул он, втягивая когти. Беспомощность перед собственными желаниями злила его – он был уверен большую часть жизни, что сильнее этого. Да, у него признаки ЗУ-мутации появились после тридцати, до этого он считался «модификантом с пассивным ЗУ-геном». Если проще – эксперимент по насильной подсадке ему генов пумы провалился. Так считалось тогда, больше двадцати лет назад. Пока недавно его не накрыло с такой силой, что Баки пришлось за шкирку уволочь его в Нью-Йорк, где никто не узнал бы в обезумевшем от желаний второй природы звере начальника Департамента криминальных расследований, реагирования и кибернетики ФБР. Да в Вашингтоне Стива каждая собака знала. И по всем штатам – как минимум начальники отделов, подотделов, групп и смежных ведомств. Вряд ли потеря разума благотворно сказалась бы на его карьере. Надо было срочно брать себя в руки, искать якорь, триггер – что угодно, потому что жить с постоянно перехлестывающими через край инстинктами невозможно. Что он за руководитель, если вместо того, чтобы думать, каких пределов достигла анархия в его отделе за неделю вот такого незапланированного отпуска, он мог только вспоминать хватку горячих ладоней на заднице и горячечное желание трахаться, насаживаясь до упора на крепкий член. Баки обнаружился в гостиной их люкса – непривычно серьезный и будто немного потерянный. Стив опустился рядом с ним на пол, оперся спиной о мягкий диван и прижался всем боком, от плеча до лодыжки, как когда-то в детстве, когда вокруг то и дело умирали или калечились такие, как они – сироты, попавшие в Систему. Те, о ком никто не заплачет, если эксперимент по насильственному мутированию провалится, и новое поколение ловких, сильных и агрессивных защитников лучшего мира вывести не удастся. – Прости, – произнес он, раздраженно наблюдая за своим истерично мечущимся хвостом. – Ты же знаешь, что я с тобой до конца. И спасибо, Бак. Они обнялись, Стив с усилием вдохнул его не слишком приятный для пробудившейся природы запах, вспоминая, как они спали, свернувшись в один клубок – перекинувшийся после первой же инъекции Баки и он, которого не взяла ни первая, ни вторая, ни десятая. В конце концов, на него махнули рукой – не помер и ладно. – Ты тоже кошаком пахнешь, – сказал Баки, проводя чувствительным носом по шее. – Но все равно собой тоже. – Доставил я тебе? – Несказанно. Такого злого кота еще поискать. – Пумы, – поправил его Стив. – Мне подсаживали пуму. – Я знаю, – Баки сжал его до хруста и отпустил, заглядывая в глаза. – Ты чуть не сдох, мелкий, никогда еще не видел такой тяжелой трансформы, а я всякого повидал, пока в третьем отделе работал. Мог тебя потерять. – Но я здесь, – Стив снова обнял его, чувствуя, как успокаивается. – Я всегда буду с тобой. Баки похлопал его по спине и отпустил. – Уши ты спрятать не можешь, как я понимаю? Нам придется объявить о перемене статуса. – Рецессент от полного мутанта отличается мало, – усмехнулся Стив. – Я пройду тесты на контроль, обещаю. Просто мне нужно… привыкнуть. Баки с прищуром посмотрел на него и приподнял уголок губ, пытаясь улыбнуться. – У тебя остаток дня и ночь на это. Завтра утром вылетаем – в понедельник Фьюри нас с собаками будет искать. Стив кивнул и потянул носом, четко улавливая вкусный запах любимых сэндвичей. В животе заурчало, и улыбка Баки стала настоящей. – Хоть что-то в этой жизни остается без изменений. Стив Роджерс и его зверский аппетит. *** Он не справлялся. Его едва хватало на то, чтобы не рвать в клочья подчиненных и не перекидываться каждый раз, когда хотелось вскарабкаться под потолок на специальную полку, накрыть голову подушкой и пролежать так весь день, никого и ничего не слыша. Обострившийся нюх доводил до его сведения совершенно лишнюю информацию: Сэм и Наташа вместе, и в обеденный перерыв у них был секс. Тони довольствуется случайными связями, притом исключительно с людьми: запахи были каждый день разные. Фьюри одинок и периодически расслабляется, покуривая ароматные сигареты со всякими интересными добавками – Стив знать не хотел, какими именно. Баки в ответ на его недовольство только скалился, обещая, что органы чувств адаптируются. В ЗУ-форме Стив был неуклюж, особенно если задумывался над тем, что собирается делать, не доверяя инстинктам. Он привык все контролировать, но в ЗУ-форме от этого было только хуже. Скинув перчатки, Стив присел на возвышение ринга и устало опустил голову. Восемь вечера, он измотан до самого последнего предела, а возбуждение, постоянно тлеющее внутри, никуда не делось. Дело было даже не в желании заниматься сексом, хотя оно и сводило с ума, выкручивая внутренности и отключая мозг в самые неподходящие для этого моменты, а в остром ощущении бесприютности. Одиночества. Ничейности. Даже Баки, постоянно находившийся рядом, рассеивал это ощущение неправильности окружающего мира лишь отчасти. На службе, когда проблемы, рутина, бесконечный водоворот привычных дел занимали все свободное время, даже перерыв на ланч не всегда получалось сделать, было легче. Дом же казался пустым и холодным. Стив переехал бы на службу, если бы мог, но, к сожалению, его присутствие в последнее время действовало на подчиненных, как укол парализатора. Они забывали простейшие вещи и путались в словах. – Сидишь? – спросил Баки, появляясь как всегда бесшумно. Будто это он был котом, а не вечно все ронявший Стив. – Спарринг? Стив посмотрел на его острые белые уши, торчавшие из темных волос, как пушистые паруса, и невольно улыбнулся. Он любил ЗУ-форму Баки. Полярные волки были красивыми. Они даже выгадали как-то несколько дней и махнули в Арктику, чтобы посмотреть на них в естественной, так сказать, среде. Баки тогда носился по снегу, пока не замерз, и со смехом согласился, что ЗУ-волк, даже упакованный в термобелье и самую навороченную термокуртку – это как приезжий в поселке золотоискателей, которого видно за милю, в том числе и по неподготовленности к суровой жизни. Стив привычно поймал толстый хвост, покрытый удивительно пушистой мягкой шерстью, провел по нему ладонью и признался: – У меня ничего не выходит, Бак. Баки некоторое время молчал, разглядывая свои руки и изредка потряхивая ушами, будто отгоняя насекомых, а потом со вздохом признал: – Не думал, что тебя так накроет. Ты сам на себя не похож, Стив. Я еще раз предлагаю тебе с кем-нибудь потрахаться. Перебивает на раз. – Я не хочу, Бак. Дело ведь не в сексе. Дело в ощущении… принадлежности. Я лица его не помню, а вот как терся об него, как сворачивался под боком, дурея от запаха – да. Я с ума схожу от того, что не помню всего, что не знаю, кто он, какой, что не могу посмотреть ему в глаза и убедиться, что у нас с ним ничего личного, понимаешь? Я помню другое. Баки молча провернул на его запястье ошейник, обернутый вдвое, и хмыкнул. От этого куска кожи все еще пахло тем человеком, которого Стив, будучи котом, счел хозяином, и по вечерам это помогало не лезть на стену, сходя с ума от желания выскочить на крышу и тоскливо заорать во всю глотку – соседи бы не оценили. – Поехали домой, – наконец, решил Баки. – Вычешем друг друга, как две престарелые обезьяны, отдохнем и завтра с новыми силами… Конечно, коммутаторы никогда не срабатывают вовремя, но момент, когда Стив уже представил себе, как они с Баки, наевшись до отвала, устроят настоящие гонки за мячом, а может, и в сквош сыграют, был особенно неподходящим для очередного требовательного рывка за поводок от никогда не спавшего мира. – Хорошо, что домой не уехали, – прежде чем ответить на вызов, произнес Стив. – На работе проще. Баки странно на него посмотрел, будто что-то решая для себя, но уже через мгновение тоже встряхнулся, пряча уши и настраиваясь на рабочую волну. Конечно, Баки дернули на очередной труп, Стив вернулся в отдел, радуясь, что комбинезон-трансформер позволял не мучиться каждый раз, как он перетекал в ЗУ-форму и обратно, то пытаясь пристроить куда-то вылезший хвост, то прикрывая дыру на заднице, если он исчезал. У Баки, впервые перекинувшегося в восемь, не было таких проблем – он не проваливался в своего зверя и всегда полностью себя контролировал, даже весной и даже в присутствии очень интересных для него в сексуальном плане женщин. Стива же мотало из одной формы в другую, хорошо, что подчиненные, в первый раз услышавшие его рев, оказались достаточно толерантными и закаленными психически, чтобы не просить о переводе в другой отдел. Наташа так вообще выпустила длинный лисий хвост и помахала им у Стива перед носом, без слов давая понять, куда он может засунуть свое неконтролируемое раздражение. Домой он попал только под утро, оставив экспертному отделу черновую работу и рассчитывая снова быть на службе к десяти. Небо подергивалось предрассветной серостью, но еще не начало алеть на востоке, Стив погладил по голове задремавшего на заднем сиденье Баки, отказавшегося ехать домой без него, и завел мотор. Жили они недалеко – в получасе езды, а по пустому еще не до конца проснувшемся городу – в пятнадцати минутах, и Стив не стал будить вымотавшегося друга. Когда Баки не проснулся и от шелеста опустившегося роллета гаража, Стив молча подхватил его на руки, как делал, когда они были студентами, и Баки перебирал на одной из вечеринок, и отнес в дом. Уложив на кровать, стянул с него ботинки, ослабил ремень и накрыл пледом, зная, что Баки крепко проспит несколько часов, даже не шелохнувшись, чувствуя, что Стив рядом. Сам же Стив не был уверен в том, что вообще заснет – тоскливая бессонница ныла внутри, как ушибленные ребра, грозя испортить ему следующий день еще больше, чем тот до сих пор не опознанный труп молодой девушки, обнаруженный на берегу прошлой ночью. Если бы Пегги не вышла на пенсию всего несколько недель назад, Стиву было бы спокойнее – при ней он мог быть уверен в том, что все отчеты и предварительные экспертные заключения будут у него на столе в срок, и им можно будет верить, как если бы вскрытие проводила сама Пегги. Теперь же отдел криминалистики остался обезглавленным, и ни одна из кандидатур, предложенных Ником, Стива не устраивала. Баки говорил ему, что никто не сможет заменить Пегги, но Стив на это и не рассчитывал. Он лишь хотел быть уверенным, что ему не придется каждый раз запрашивать уточняющие экспертизы и лично перепроверять каждое заключение, потому что кто-то что-то напутал. Где взять человека, достаточно жесткого и умеющего найти к каждому подход, ответственного и готового работать по ненормированному графику, Стив не знал, а потому сел у окна и закурил. Вообще-то он был за здоровый образ жизни, но с того самого момента, как очнулся после срыва в отеле, запах сигарет его успокаивал. Наверняка ОН, тот, которого Стив про себя звал теплым человеком, курил, иначе с чего у него выработалась четкая ассоциация запаха сигарет с покоем? Надышавшись уютным дымом «Captain Black», Стив все-таки разделся и, забив на душ, вытянулся на постели, моментально провалившись в душный липкий кошмар, в котором он шел за широкой спиной своего человека, но не мог ни прикоснуться, ни догнать, потому что тот не хотел. Не хотел его – таким. Наверное, он кричал или даже плакал во сне, по-кошачьи тоскливо, потому что очнулся в обнимку с Баки и несколько секунд жадно вдыхал его резкий знакомый запах, в корне не похожий на запах его человека. – Который час? – спросил Стив, чувствуя, как неохотно разлепляются мокрые ресницы. Он плакал единственный раз – в ночь первой трансформации Баки, когда того выламывало и выкручивало, старшие гнали Стива от его бьющегося в агонии тела, сетуя на то, что «вряд ли выживет». Теперь же и вовсе не было решительно никаких причин так расклеиваться, но Баки вдруг правильно потрепал его по загривку и ответил: – Восемь. Как раз хватит времени вымыться и позавтракать. – Как его звали? – спросил Стив раньше, чем успел прикусить язык. Баки не стал уточнять, кого, и так все было понятно. – Стив, ну зачем? Что это изменит? Во сне ты, кстати, звал меня. Смешно так, жалобно: «Мр-ряки! Мр-р-р-я-аки!» – А его «Мр-рок». Марк? Мрок? – Тогда уж я Мраки. – Бок, – сердце ухнуло куда-то в желудок, заколотилось там, как в припадке, и Стив поправился: – Брок. – Брок, – не стал спорить Баки, но по тому, как он произнес короткое имя человека Стива, стало понятно, насколько тот ему не по душе. – Встаем? – спросил Стив, и Баки, слабо махнув хвостом, пошевелился рядом. – Встаем, котяра. Мне нравится твой хвост. Просто чтобы ты знал. Стив невольно улыбнулся, потрогал пушистые уши Баки и пригладил белую шерстяную дорожку, идущую вдоль носа – интересное проявление мутации, редкое. Баки в ЗУ-форме был очаровательным, даже немного смешным, но ровно до того момента, как, оскалившись, выдавал низкий рык, от которого кровь стыла в жилах. – Мне тоже нравится твой хвост, Бак. Но без своего я бы предпочел обойтись. – Самая большая глупость, что я от тебя слышал, Стивен Грант Роджерс, прозвучала только что. Потому что ты, как освоишься, поймешь, почему военные так хотели получить ЗУ-солдат. Как вскарабкаешься этаж на двадцатый без оборудования, так и поймешь. Или как унюхаешь что-нибудь эдакое. – Проект закрыли, – напомнил ему Стив. – И не в последнюю очередь – из-за невозможности до конца контролировать ЗУ-морфов. Нам просто повезло, Бак. Мы попали в одну приемную семью, выучились и выросли как все остальные. Нас могли утилизировать, и никто никогда бы ничего не узнал. Это не должно повториться. Эксперименты на людях запрещены. Пусть так и остается. – Это не означает, что мы должны забить на плюсы двойной природы, Стив. От нас отказались сразу после рождения, но мы не замерзли на улице, не пропали в детдоме и пережили мутацию. Мы даже из полностью засекреченной программы выбрались с малыми потерями. Подумаешь, кошмары. Все в прошлом. А хвост твой хорош. И бонусы, прилагающиеся к нему, ты скоро оценишь. И Стив оценил. Когда смог удержать Баки на краю обрыва, куда снесло их машину во время погони, потому что опергруппа запаздывала, и им, выехавшим на ничем не примечательное место преступления, пришлось оказаться (вместе с криминалистами) в центре заварушки со стрельбой и преследованиями. Баки спас Стив, а Стива – костюм-трансформер, увеличившиеся сила, скорость реакции и отросшие на ногах когти. Когда они оба оказались в безопасности, Стив, тяжело дыша, упал рядом с Баки на перепаханную, раздавленную колесами их канувшего в пропасть джипа траву, уставился в ночное небо, усыпанное в этой глуши огромными звездами, отметил улучшившееся в темноте зрение и впервые поблагодарил бога, в которого не верил, за то, что ЗУ-ген в нем все-таки активировался. Рядом, отдышавшись, рассмеялся Баки, растирая исполосованные когтями запястья, и стало совсем хорошо. В этот момент он был счастлив. Гнев и страх за Баки пришли минутой позже, полностью заглушив мутную тоску, плескавшуюся на самом дне души. Поднявшись, Стив подал Баки руку, вызвал вертушку и методично, по кирпичикам разнес сначала координационный центр, потом местных копов, задержавших прикрытие, а потом, прилетев на всех парах в Вашингтон, совсем уж собирался приняться за свой отдел криминалистики, работники которого вели себя, как куры с отрубленными головами, стоило им услышать выстрелы, но на подходе к их офису услышал его. Крепкий, теплый запах из чертовых снов. Стиву не нужно было сверяться с ошейником, превратившимся в браслет, чтобы убедиться – пахнет ИМ. Запах ускользал, дразнил, не давая ухватить, рассеивался, перебивался крепким ароматом кофе и амбрэ женских духов, от которого чесалось в носу. Стив беспокойно повел головой из стороны в сторону, принюхиваясь, но навстречу уже спешила Летиция, его секретарь, и через секунду вокруг было уже не унюхать ничего, кроме густого шлейфа жасмина и розы. – Мистер Роджерс, как долетели? Раздражение, тлевшее внутри, снова вспыхнуло ослепляющим, жарким пламенем, и Стив почувствовал, как заныли десны, грозя выпустить клыки. Баки моментально оказался еще ближе, окутывая знакомым запахом, напоминая, что он жив, все обошлось, и Стив нашел в себе выдержку ответить: – Прекрасно. Никогда не летал лучше. Третья группа? – На выходном. Сегодня суббота, мистер Роджерс. Отчеты… Аккуратно забрав у секретаря папку, Стив медленно обошел ее и рванул в общий зал, набирая скорость. В носу чесалось от чертова жасмина. Неудовлетворенность жизнью, происходящим вокруг, работой подконтрольного отдела, все еще клубящийся внутри страх за Баки – все это кипело в нем, как кислота в наглухо закрытом котле, грозя вот-вот учинить экологическую катастрофу. Сотрудники вскакивали, как нашкодившие школьники, едва его увидев. Стив обычно был предельно корректен с подчиненными, всегда старался войти в их положение и прикрыть при разборках между отделами. Его любили и уважали, не в последнюю очередь потому, что он крайне редко позволял раздражению выйти наружу. Но у всех есть предел прочности, и Стив своего, похоже, вот-вот достигнет. Он открыл стеклянную дверь в большой зал, заставленный оргтехникой, письменными столами стажеров, креслами-диванами для кофебрейков, и обвел взглядом присутствующих. – Утро, – коротко поздоровался он. – Лоуренс и Мастерс ко мне в кабинет с первичной экспертизой. Тайк, почему вы не в лаборатории? Я хочу предварительное заключение по волокнам и баллистику сегодня до конца дня. Вызовите Рида и приступайте. Здесь ФБР, а не… Пряная теплая волна запаха ударила его в спину, подхваченная сквозняком из открывшейся двери. Двери, ведшей в пустовавший вот уже несколько недель кабинет Пегги. Он еще помнил, как обернулся, сразу всем корпусом, жадно вдыхая знакомый аромат, ощутил, как затих мир вокруг, заглушенный звучанием смутно знакомой клички, как моментально улеглось грызшее изнутри раздражение, будто засыпанный песком костер, поймал взгляд насмешливых темных глаз и рванулся всем существом к своему человеку. Как с обрыва – быстро и страшно, моментально теряя себя, на мгновение выпадая из реальности. Он пил вкусный запах, пропитывался им, жадно лизал вкусную шею, прямо около родинки, оказавшейся точно там, где нужно – на рельефно выступившем сухожилии, у самого плеча. Как раз под налившемся багрянцем следом от его зубов. От зубов. Он рывком пришел в себя и лишь огромным усилием воли подавил желание моментально провалиться сквозь землю: он повис на незнакомом крепком мужике средних лет, как обезьяна на пальме, крепко обхватив его ногами и руками. Он жадно терся о его шею лицом, как ополоумевший кот, которому намазали угол валерьянкой. А мужик лишь с готовностью склонял голову к плечу и крепко держал его обеими руками за задницу. Привычно. И удивленным не выглядел. Будто это уже сто раз было. А может, оно и было. Ступни коснулись холодной стены за спиной его человека. Тот, чуть отстранившись, внимательно посмотрел на Стива, будто начальник одного из крупнейших отделов ФБР только что не запрыгнул на него, как заскучавший в одиночестве кот. При подчиненных. Будто так и надо – жаться к нему, босым и хвостатым, и зализывать на шее собственнический укус. – Кхм, – смог выдавить Стив, как никогда благодарный Баки за закрытую с той стороны дверь и за оперативную эвакуацию подчиненных из зоны поражения. – Злюка, – мягко произнес человек. – Я тоже рад встрече, но ты тяжелый, парень. Стив расцепил ноги, встал на удлинившиеся лапы, враз оказываясь выше на голову, и нервно мотнул хвостом из стороны в сторону, не в силах убрать руки с крепкой загорелой шеи. Он чувствовал, как ладони пропитываются знакомым запахом, как тот оседает на форменном комбинезоне, будто волшебная пыльца, и не мог заставить себя сделать шаг назад. Просто не мог. Человек положил тяжелые крупные ладони ему на загривок и потянул к себе – неумолимо и властно, медленно, продолжая смотреть в глаза. И Стив жадно подался навстречу, прижимая его всем телом к стене, распахивая губы, впуская гладкий вкусный язык и снова теряя себя. Человек был его. Стив не знал его имени, не понимал, как тот оказался в кабинете Пегги, но тот был его. Он пришел. Он здесь. – Ну, все, все, сладкий, – человек в последний раз мягко коснулся его губ и вжал лицом в плечо, давая надышаться собой. Стива трясло. Он упирался руками в стену по обе стороны от его головы, покусывал остро пахнущую блаженством шею и не мог взять все это дело под контроль. Не мог. Он так извелся, так устал, и только-только нашелся. – Ч-ш-ш, чего ты? Хороший кот. Кто рассердил моего мальчика? Стиву стало смешно от этой смутно знакомой, но все равно глупой с человеческой точки зрения манеры общения, и он фыркнул, наконец приходя в себя достаточно, чтобы чуть отстраниться и хотя бы рассмотреть его. – Прости, – произнес он, чувствуя себя ужасно глупо, как всегда чувствовал себя в ситуациях, когда приходилось переступать грань рабочих отношений с кем-то, кто не Баки. Касаться кого-то чужого и испытывать при этом желание его раздеть. – Давай не здесь? Я тоже не ожидал тебя увидеть, когда переводился в Вашингтон с повышением. У Стива реальность встала на место с тихим щелчком. – Б.Г. Рамлоу, новый глава отдела криминалистики? – Брок Грегори Рамлоу. – Стивен Грант Роджерс, глава Департамента криминальных расследований, реагирования и кибернетики ФБР. – Привет, Стивен, – человек… Брок погладил его по шее, вспушил шерсть на загривке и ухмыльнулся. – Ты, кажется, собирался учинить разнос? – Стив, – поправил он. – И я уже забыл, что собирался делать. Как ты здесь? Впрочем, я могу догадаться. Пойдем ко мне. Он, наконец, оторвался от Брока, прошлепал босиком до высоких тактических сапог, из которых выскользнул, трансформировавшись, подхватил их, легко балансируя на удлинившихся конечностях, и пошел к двери, уверенный, что человек пойдет за ним. И человек пошел. Стив слышал его шаги, дыхание, чувствовал запах, облаком окутывавший его. Было спокойно. Изнутри будто вычистили всю муть, заменив котел с кислотой клубком мягких шерстяных ниток, и те теперь грели, чуть покалывая, где-то у сердца. В коридоре было пусто, и Стив прошествовал на виду у множества камер наблюдения, держа обувь в руках и помахивая распушившимся хвостом. Трансформы сотрудников, являвшихся носителями ЗУ-мутации, были обычным делом, но вот сам он предпочитал на люди в таком виде не появляться. Поэтому, когда Шерон, едва завидев его, тут же отступила назад в свой кабинет и закрыла дверь, он не удивился. Его все еще считали человеком и наверняка не были готовы видеть его клыки и уши. Стив их понимал. В кабинете, опечатанном на время его отсутствия, скопилось немного пыли, а потому он чихнул, едва вдохнув блаженно нейтральный кондиционированный воздух, в котором не ощущалось посторонних запахов духов, кофе и прочих резко пахнущих веществ, бросил сапоги у входа и запустил кофемашину. Брок, быстро осмотревшись, замер в позе «вольно» и со смесью чуть заметной насмешки и интереса принялся за ним наблюдать. Как за расшалившимся питомцем, которому подсунули новую игрушку. – Я не совсем понимаю, как мне себя вести, – признался Стив, потому что наверняка Брок видел его и в более глупых ситуациях. Например, перевернувшим вазу или запутавшимся в шторах. Коты же путаются в шторах? О том, что тот видел его абсолютно голым, призывно задравшим хвост и требующим секса, думать не хотелось. Дурацкое смущение, о котором он, казалось, должен был давным-давно забыть, поднялось удушливой волной, залив предательской краской скулы и уши. Уши вообще наверняка стали малиновыми изнутри, уж больно прохладным ощущался воздух, непрерывно прогоняемый через кондиционер. – Как с подчиненным, потому что мы на службе. Я ознакомился со всеми текущими делами и возьму экспертизы под контроль, не переживай. Стив размешал в стаканчике с кофе сахар, сел в кресло и указал Броку на второе. – Не знал, что у профессиональных хэндлеров остается время на что-то еще, помимо основного рода занятий. Брови Брока удивленно поползли вверх, и Стив ощутил странное облегчение, только сейчас заметив, насколько осознание факта, что он был для своего человека работой, мешало ему жить. – В душе не ебу, как обстоят дела у профессиональных хэндлеров, Роджерс, но уже лет пятнадцать занимаюсь исключительно криминалистикой и получаю за это неплохие деньги. Не пятьдесят штук в неделю, конечно, но на жизнь хватает. – То есть, ты не станешь отрицать, что… – Что твой дружок сначала взял меня за горло, заставив выволочь тебя из провала, прыгнув через голову и нагнув мое начальство, а потом всучил мне бабки, хотя я ему человеческим языком сказал, чтобы он шел нахуй? Правда в голове укладываться не хотела, но то в голове. Внутри, у сердца, все встало на свои места, наложившись на стертые воспоминания-ощущения, подкидывавшие периодически картинки, далекие от понятий профессиональной этики людей, для которых тянуть за шкирку из беспамятства – работа. Не лучше и не хуже любой другой. – И ты взял. – Упали на счет от неизвестного дарителя. Я не Иисус все бедным раздавать. Я на тебе честно отпахал пять гребанных дней, и если уж твой Баки счел нужным свести все к товарно-денежным отношениям, то чего б и нет. Я вот и повышение получил через твою койку, да? Что, все так плохо? – Баки сказал, ты не хотел ничего обо мне знать вне ЗУ-формы. Брок, прищурившись, закинул ногу на ногу и, не спрашивая разрешения, закурил. Знакомый запах крепких сигарет поплыл по кабинету, вышибая из головы все мысли о том, что они не сработаются, просто не смогут находиться в одном помещении, общаться чисто профессионально, потому что даже сейчас Стив, чувствуя недовольство Брока, его агрессию и свою глупую обиду, не мог его не хотеть. Вместо нудного разговора о том, как все было, он бы с удовольствием поддался инстинктам и вылизал его всего с ног до головы прямо на этом диване. И к чертям экспертизы – он и так третьи сутки на ногах. – Я подозревал, что ты не просто котик с проблемами контроля агрессии и недотрахом, Роджерс. И, как видишь, не ошибся. Не все брутальные мальчики, занимающие охуенно высокие должности, любят, чтобы кто-то помнил их гоняющими мяч и задирающими хвост. Я не хотел знать, кто ты. Но ты в любой момент мог спросить у своего Баки, кто я. А тебе и в голову не пришло, верно? Да, Стиву не пришло. Он был уверен, что его выставили из дома, как только он перестал быть забавным и перманентно готовым трахаться. Впрочем, второй пункт оставался под вопросом. Он хотел Брока. Даже сейчас, всей шкурой ощущая его недовольство, он его хотел до темных мушек перед глазами. Брок пристально разглядывал его, прищурившись, и вдруг поднялся, неуловимо знакомым движением раздавил сигарету в тяжелой пепельнице, и обойдя стол, по-хозяйски развернул Стива к себе вместе с креслом, навис сверху, упираясь ладонями в подлокотники, и с хриплой насмешкой приказал: – Жалуйся, сладкий. Папа тебя пожалеет. Стив рванул его на себя, жадно зарываясь носом в короткие волосы на виске, даже не пытаясь удержать рвущийся из глотки голодный вой. – Порвешь футболку – получишь газетой по заду, Злюка. Стиву стало смешно и немного неловко от того, что он представил, как стоит, распуская на ленты спинку дивана, а Брок выполняет свою угрозу. Член, давно и прочно стоящий, дернулся, и Брок, усмехнувшись, сжал его через одежду, одновременно впиваясь в губы. Стив беспомощно запрокинул голову, укладывая затылок в привычно подставленную ладонь, и выгнулся, чувствуя, как мешает одежда. Ему в ЗУ-форме она всегда мешала, но сейчас особенно, будто тело облили клеем, и тот застыл неприятной твердой коркой. Хотелось содрать с себя этот панцирь, потереться голым чувствительным телом о своего человека, отдаться ему, забывая, кто тут старше по положению, крупнее и круче. Брок был его. А с Баки он еще поговорит. Когда-нибудь потом. Когда Брок мягко высвободил его из одежды и разложил на диване, Стив убедился, что кабинет заблокирован, а камеры отключены, и прижал его к себе целиком, от лодыжек до скул, подмял, действительно стараясь ничего не порвать, и вылизывал каждый участок, освобождаемый от одежды: грудь, живот, крепкие бицепсы, шею. Ботинки Брок сбросил сам, потому что Стив, едва заново не провалившись, просто стянул с него брюки до колен и забыл обо всем на свете. Он снился ему. Сотканный из тепла, пропитанный волшебным ароматом, горячий, упругий, прочный и живой. Близкий. Знакомый до последнего изгиба сильного тела. Стив вспоминал его, вылизывая каждый шрам, не думая о том, как это все смотрится со стороны и что будет дальше. Мира не было. Был широкий «директорский» диван и горячий человек рядом. Стив остервенело терся об него всем телом, сходя с ума от невозможности взять прямо тут, насытиться им – самым краем короткого сейчас ума он понимал, что у них нет ни времени, ни смазки, ни достаточно комфортной обстановки. Но он хотел его. Сделать хоть что-нибудь, удовлетворить, заткнуть воющего внутри голодного зверя. – На спину, – приказал Брок, когда Стив подмял его под себя, едва не задушив, и бесконтрольно задвигал бедрами, злясь от недостаточности, неполноты их близости. Он хотел быть в нем, с ним, хоть сожрать этого вкусного человека. – И когти убрал. Ты ж в сознании уже, хватит меня драть, я не когтеточка. Стив послушно перевернул их, занимая почти весь диван, и постарался убрать когти. Не вышло. Желанная добыча могла ускользнуть, инстинкты бесполезно пытаться обмануть – на подсознательном уровне Стив знал, что Брок может уйти. Такие, как он, терпеть не могут принуждение и когда выходит не по их, а тут Баки успел наворотить дел. Конечно, исходя из интересов Стива. Брок прижал его сверху, непривычно прикасаясь к голому беззащитному животу. Захотелось перевернуться, подставить под поглаживания спину, дождаться, пока горячая ладонь обхватит основание хвоста и сдвинет его в сторону, чтобы открыть задницу. Стив жалобно мявкнул, сам стыдясь дурацкого звука, но Брок снова его поцеловал, обхватывая оба их члена, и Стив шире раскинул ноги, дурея от всего разом: от острого запаха возбуждения, разлитого в воздухе, как эфирное масло, от интенсивности ощущений. Когда, оторвавшись от его губ, Брок прикусил ТО САМОЕ место на стыке плеча и шеи, мир вокруг выцвел до белизны, а потом налился красным удовольствием, спелым, полным и сочным. Оно было как яблоко на пустой желудок – вкусным, но совершенно не удовлетворяющим голод. Их запахи знакомо смешались, и Стив, кажется, опьянел на несколько мгновений, завернулся в них, как в невесомый плед, ощущая почти эйфорию. Но реальность брала свое, поэтому он еще раз потерся лицом о смуглое плечо и взглянул на часы. Обратная трансформация прошла молниеносно, наверное, еще потому, что Брок был рядом. Ведь это к нему он выплыл самый первый раз из той бездны, в которую рухнул, игнорируя проявления второй природы, потому что страстно хотел остаться человеком. – У меня разбор полетов, – сказал Стив, наблюдая, как Брок, потянувшись, встает с дивана и по-хозяйски направляется к его столу, к пачке с салфетками. – Дело Оруэлла. Ты уже ознакомился? – Расчлененка? Да, экспертизы видел, которые по электронке пришли. – Что скажешь? – Что главе департамента не место в поле. Но это не мое дело. А если по существу, то привлек бы антрополога-реконструктора, как по мне, так голова, которую вы на болоте откопали, не может принадлежать белому мужчине. Стив резко сел, моментально переключаясь на дела, и с благодарностью принял салфетки. – У нас нет антрополога. Реконструктор есть, но пока старый Райли будет играть со всеми этими восками, маркерами и лепить руками, пройдет лет сто. А нам надо картель накрывать. – Райли – это тот историк с кафедры египтологии? – Броку попадалась эта фамилия в старых отчетах. Скрупулезный товарищ, иногда даже слишком. От него было не добиться предварительного заключения «на глазок», и это очень тормозило работу. В конце концов, его перестали привлекать. – А ты быстро входишь в курс дел, – Стив вытер живот и едва удержался от того, чтобы понюхать использованную салфетку. Брок подошел вплотную, оказываясь всего на дюйм-полтора ниже, и ткнул ему пальцем в грудь. – Не знаю, что ты там себе выдумал, Роджерс, но я профи. Наверняка мое досье вдоль и поперек перепахали, особенно твой Баки, так что можешь быть уверен, что я занимаюсь не только ублажением капризных задниц. И делаю это на отлично. Слова о других задницах, брошенные вот так, походя, снова всколыхнули со дна только-только осевшую муть, и Стив несколько раз глубоко вдохнул, удерживаясь в человеческой форме. – И много… задниц у тебя «в работе»? – срываясь на рык, все-таки спросил он. – Ни одной, Роджерс. «В работе» ни одной. Но твоя имеет хорошие шансы оказаться у меня в койке, так сказать, неофициально. – Шансы, – повторил Стив, невольно заводясь. – Хорошие шансы. – Да, неплохие. И у меня есть антрополог, работающий в цифре. Скажи своему Баки, пусть подсуетится оформить перевод, у него хорошо получается. Брок быстро оделся и вышел, хлопнув Стива по голому заду. Стив некоторое время смотрел на закрывшуюся за ним дверь, потом на свой снова вставший член и, решив, что сейчас у него есть более насущные дела, чем разбираться в своей несуществующей личной жизни, натянул комбинезон и набрал номер Баки. Антропологом-реконструктором оказалась совсем юная на вид девушка с влажными оленьими глазами, чем-то отдаленно, неуловимо похожая на Брока. Досье на нее оказалось коротким, но чистым: тридцать лет (на которые она совершенно не выглядела), университет, курсы, тренинги, благодарности, грамоты и просто фантастическая точность реконструкций, больше походивших на фотографии. Стив не стал привлекать Баки, потому что, что бы там ни говорил и ни думал Брок, а тот никогда не занимался кадровыми вопросами, Брок был первым, кого он протащил через голову вечно занятого Стива, заверив, что тот настоящий профессионал. Стив собирался с ним поговорить с глазу на глаз, чтобы вытрясти, наконец, всю правду, расставить точки над всеми буквами и уложить в голове весь тот абсурд, которым наполнилась его жизнь всего за несколько недель, но Баки ловко лавировал, до поры откладывая разборки, и реальность, полная разложившихся трупов, задержанных экспертиз и секса на диване с едва знакомым мужиком, была с ним в этом солидарна. Стив бы предпочел, конечно, чтобы трупов было меньше, а секса больше, но когда все было так, как он хотел? – Мисс Максимофф… – Ванда, – безмятежно поправила Стива тонкая девчонка, крутой эксперт, выглядящий едва ли на девятнадцать. – Если можно. Максимофф был мой брат. «Который погиб» не прозвучало, но Стив будто почувствовал это всем телом. В файле был состав семьи Ванды, вернее, файл был, а семьи не было. Сирота, брат-близнец убит в темном переулке в возрасте шестнадцати лет, убийца найден не был, и это, собственно, привело Ванду, талантливую ученицу художественной школы, в криминалистику. – Ванда, – не стал спорить Стив, – у вас отличные рекомендации и послужной список, говорящие сами за себя, но мне хотелось бы знать, почему вы согласились на перевод? Девушка посмотрела на свои пальцы, странно развела средний и указательный на правой руке, и между ними вспыхнул красный огонек пламени. – Из-за этого, – наконец, ответила она. – Когда нас с братом отобрали по Программе, группа была экспериментальной. Выжили только мы. Нас привезли из Заковии, это маленькая страна в Восточной Европе, и возвращаться нам было особо некуда, когда Программу закрыли. Брат работал курьером. Он был очень быстрым, – ее глаза налились краснотой, а пламя между пальцами свернулось в тугой шар, – но, как оказалось, все же недостаточно быстрым, – она подняла на Стива взгляд и схлопнула свой файербол. – Я понимаю, что не очень-то умно такое говорить, особенно потенциальному начальнику и огромной шишке в ФБР, но я тогда выжгла дотла притон, из которого выполз тот отморозок, убивший Пьетро. На вызов приехали криминалисты и ничего подозрительного не обнаружили. Неосторожное обращение с огнем. Они готовили ширку на таких примусах. Один из них и перевернулся. Все сгорели. А потом меня нашел Брок, – она говорила, почти не моргая, продолжая смотреть Стиву в глаза, и даже ему, видевшему изнанку с завидной регулярностью, стало не по себе. – Я выучилась и стала экспертом. Очень хорошим экспертом. Когда появился запрос на перевод в его отдел, я долго не думала. Стив достал фотографию найденного на болоте черепа и протянул ее Ванде. – Что скажете? – Белый мужчина. Судя по зубам, не старше тридцати. Стив, усмехнувшись, поставил резолюцию на приказе о зачислении в штат антрополога-криминалиста с опытом реконструкции. Брок оказался манипулятором и вообще человеком-сюрпризом, но пока это шло на пользу делу, пусть развлекается. – С этим приказом подойдите к секретарю директора, она скажет, что делать дальше. И, Ванда? – Да? – Больше никаких выжиганий притонов. – У меня не осталось братьев, мистер Роджерс. А Брок в состоянии сам о себе позаботиться. Она ушла, а Стив, открыв ее досье на странице «Состояние здоровья», еще раз нашел строку «Мутации», в которой стоял прочерк. *** – Баки, нам нужно поговорить, – Стив нашел его в кафетерии, где тот уверенно сделал стойку на улыбавшуюся Броку Ванду. Они беседовали, пили кофе, и ладонь Ванды постоянно лежала у Брока на предплечье, как приклеенная. – Кто это? Та красотка рядом с твоим мудаком? – Он не мой мудак, – напряженно заметил Стив, на что Баки только фыркнул, рассказывай, мол, кому-то другому. – Бак. – Красивая. От нее такой жар идет, у меня внутри все переворачивается. – Это наш новый антрополог-реконструктор, перевелась из Нью-Йорка. – Они работали вместе? С твоим мудаком? Говорят, он там просто зверствовал, даже начальник отдела предпочитал с ним не связываться. А тут он сам начальник, и народ уже подвывает в курилках. – Зато у меня все экспертизы на столе ровно в срок лежали, а «на глазок» я уже все знал через полчаса. Баки хмыкнул и облизал губы, глядя на Ванду, как на какое-то чудо. – Он с ней не спит. Я бы почувствовал. От нее пахнет им, но как семьей. У такого мудья есть семья, кто бы мог… – Баки, – Стив сжал его запястье, и Баки, моргнув, наконец посмотрел на него. – О, не начинай. Я знаю дословно все, что ты скажешь, но не раскаиваюсь. Тебе нужен был Рамлоу, ты его получил. И тогда, в Яблоке, и сейчас. Да, его я спросить забыл, нет, я не жалею и снова поступил бы так же. По сути, в этой жизни мне плевать на всяких там Рамлоу и не плевать на тебя. – Ты сказал мне, что он профессиональный хэндлер. Что он взял деньги. Что он не хотел меня видеть. – У него семь удачных выводов из «провала», и это только те, о которых известно. Он взял те пятьдесят штук. И он не хотел тебя видеть. Тебя-человека. Что не так, Стив? – Акценты, Бак. И тебе прекрасно известно, что они как раз-таки играют решающую роль в таких вопросах. – Я исходил из твоих интересов. Напомнить, чья фамилия стоит в строчке «Опекун в случае потери дееспособности»? Она была, эта потеря. Я поступил, как счел нужным. Заметь, это возымело результат. – Ты меня обманул, Бак. Баки вздернул брови, поднялся из-за стола и потащил Стива в кабинет. Ну, как потащил. Стив достаточно хорошо знал Баки, чтобы верно оценить его кивок головой в сторону выхода. «Следуй за мной, это не обсуждается». – Стив, я тебя люблю, – сказал он, едва за ними закрылась дверь. – Я готов был лгать и изворачиваться, лезть к черту на рога и обхаживать Рамлоу, потому что ты без него загибался, да ты и сейчас носом в его сторону ведешь, стоит этому… человеку нарисоваться. Ты с ума по нему сходишь. И он профи, иначе я бы никогда не стал заморачиваться с переводом. Я сделал все, что мог. Сначала попытался оборвать ваш странный импринтинг, а когда ничего не вышло, привел гору к Магомеду. В чем я тебя обманул? – Ты сказал, что я был с профессиональным хэндлером, – упрямо повторил Стив. – А я чувствовал другое. Меня едва на части не разорвало от того, что я не мог себе верить. Потому что верил тебе. Я всегда верю тебе, Бак. – Прости меня, – Баки подошел ближе и сжал плечо, как в детстве, когда им очень хотелось обняться, но глупое стеснение и навязанные другими правила поведения брали верх. Сейчас Стиву было плевать на правила, и он не стал сопротивляться желанию. – Я тоже тебя люблю, Бак. Баки погладил его по спине и со вздохом спросил: – Насколько все плохо? Стив промолчал, зная что Баки поймет его правильно – все очень плохо. Все неправильно. *** Они раскрыли дело, просто показав реконструкцию лица жертвы потенциальным свидетелям. Та была настолько правдоподобна, что у опергруппы не возникло особых проблем. Стив на общем собрании группы похвалил отдел криминалистики и Ванду в частности, но та, казалось, его даже не слышала, смотрела перед собой, будто сквозь пространство, и ничего не видела. Стоило Броку коснуться ее запястья, как она, очнувшись, обвела всех задумчивым взглядом, будто не понимая, как тут оказалась, и улыбнулась Стиву. – Спасибо. Но мне нужен другой компьютер. Мощнее. Я напишу параметры. И 3D-сканнер, я бы быстрее закончила, если бы не приходилось делать половину вручную. Стив посмотрел в насмешливо прищуренные глаза Рамлоу и, кивнув, продолжил брифинг. – Рамлоу, задержитесь, – после полного разбора текущих дел приказал Стив, и Брок остался сидеть, пока он складывал бумаги. – В вашем отделе есть еще какие-то проблемы технического характера, о которых мне не известно? – Технического характера – нет. У нас проблемы с дисциплиной, распиздяйством и опозданиями, но я этот вопрос решаю. Стажеры почему-то решили, что им положено работать сорок часов в неделю, но до них понемногу начинает доходить абсурдность их желания быть дома к шести. Притом не утра, а вечера. – Трудовой кодекс с ними согласен, Рамлоу. – Трудовой кодекс меня не ебет, когда мы роем землю по горячим следам. Кто со мной не согласен – может валить, хорошего криминалиста из него не выйдет. В душе Стив, сам подчас сутками не спавший в особо «горячие» периоды, был с ним согласен, а вот подчиненных привык беречь. И Пегги поступала так же – не все в ее отделе были увлеченными своим делом энтузиастами. – Как этот вопрос решался в Нью-Йорке? – Оплатой переработки и отгулами по возможности. Там был более загруженный отдел, так что возможность такая выпадала крайне редко. Стив представил, что творилось в отделе, пока они с Броком неделю были посвящены исключительно друг другу, и остро пожалел, что не может этого повторить. Он с ума сходил от одного вида крепких предплечий и загорелой шеи, но держал сам себя за короткий поводок, стараясь не оставаться с Броком один на один сверх необходимого. На часах была половина шестого вечера, ничего горящего вот прямо сейчас не было (если, конечно, никто не найдет труп в каком-нибудь темном переулке или в лесополосе в ближайшие несколько часов), и желание, до этого подавляемое прорвой тяжелой работы, от которой голова шла кругом, вспыхнуло с новой силой. – Поехали, – Брок поднялся и вжикнул молнией, убирая в чехол служебный планшет. – Воздух вокруг тебя будто вибрирует, надо уметь расслабляться. Похоже, за этот месяц ты так и не научился. – Рамлоу. – Ко мне. Терпеть Барнса в интимной обстановке я не готов. Роджерс, ты сорвешься. День, два, может неделя, и опять будешь прыгать за маркером указки, снося мебель. – Я бы хотел это обсудить, раз уж зашел разговор, – Стив отошел к окну и заложил руки за спину, всем существом чувствуя присутствие Брока, от которого от загривка к пояснице то и дело прокатывалась горячая волна. – Так продолжаться не может. – Как? – Брок сел обратно и сложил руки на столе перед собой. – Я ничего не знал о переводе. Я не собирался перекраивать твою жизнь под себя и вынуждать к чему-либо. И не собираюсь. – Я знаю, – ответил Брок, и у Стива внутри что-то сладко дернулось от того, как мягко это прозвучало. – Я при переводе тоже понятия не имел, что тут ты. Давно хотел уехать из Яблока, так что Барнсу в какой-то мере даже благодарен. Какое это имеет теперь значение? – Меня тянет к тебе, – признался Стив. – Твоего кота ко мне тянет, – поправил его Брок. – Ты меня не знаешь, а он – да. – Кот – это я и есть. Баки никогда не отделяет себя от ЗУ-формы, и я воспринимаю его целиком. В этом дело, да? Брок оказался у него за спиной, и Стив скорее догадался об этом по усилившемуся запаху, чем почувствовал. Тяжелая горячая ладонь легла на загривок, и Стива выгнуло в трансформации прежде, чем он успел вспомнить, закрыта ли дверь. – Поехали, – тише повторил Брок. – Я тебя покормлю даже. Жаркое, ты любишь. Стив подался под руку, стыдясь себя в этот момент, своей жажды ласки и тепла. – Мр-ро-ок. – Я тут, сладкий. Давай, до дома терпи, нечего тут развлекать всех окрестных вуайеристов. Пойдем. Пойдем со мной. Стив? Давай, кабинет заблокируй. Стив, почти не понимая, что ему говорят, потерся лицом о крепкую шею, пьянея от запаха, от того, что можно. Он не помнил сейчас, почему было нельзя, не хотел помнить. – Ч-ш-ш, все хорошо, я здесь. Пойдем, – человек… Брок бросил в телефон несколько коротких фраз и снова успокаивающе погладил по загривку. Перед глазами чуть прояснилось, и Стив, успев напитаться запахом, выступил из мешавших сейчас ботинок и набрал на панели у входной двери длинный код блокировки. Дождавшись, пока на окна опустятся ролеты, он запер дверь, приложив к сенсору ладонь, и на короткое мгновение снова прижался к Броку, будто ища у него силы, чтобы нормально дойти до парковки. Он не помнил, как отмечался на посту охраны, отчаянно делавшей вид, что не пялится на его уши и хвост, не помнил, как сел в машину, насквозь пропитанную знакомым запахом, и как дошел до двери. Помнил только, как прижал к ней Брока, как лихорадочно терся о него, не в силах сдержаться, сгорая от неловкости и крепко держа в узде все то хищное и жадное, что рвалось из него, побуждая пометить, покрыть и наказать за сопротивление, если то будет. – Тихо, тихо, сладкий. Пойдем. Давай, на кухню. Злюка, не сучись, все будет, но не надо тут руководить. Давай, мальчик, раздевайся. Стив как в бреду позволил стащить с себя комбинезон и соскользнул в блаженное забытье – так было легче. Он бездумно терся о своего человека, выпрашивая ласку, и не испытывал при этом ни стыда, ни неловкости. Он ел, таская из его тарелки лучшие куски, едва помня, что не нужно это делать руками, млел под горячей водой, позволяя себя мыть, а потом вытирать большим полотенцем, дал высушить хвост, и только когда оказался на животе с задранным кверху задом, воя и оставляя широкие царапины на изголовье кровати, бесстыдно подставляясь под горячий язык, резко пришел в себя, будто протрезвел. – Мой кот, хороший мальчик, соскучился. Я тоже, сладкий. Я тоже. Брок, разведя его ягодицы ладонями, надавил на вход обоими большими пальцами и снова лизнул между ними так мокро и сладко, приятно обжигая щетиной нежную кожу, что Стива выгнуло от наслаждения. Умом он понимал, как это выглядит со стороны, лицо пылало от стыда – он с подчиненным, с мужчиной, почти потерявший себя, похотливо выгибающийся, как течная кошка. Желание оттолкнуть любовника, взять все под контроль, боролось в нем с потребностью притвориться, что он кот, безмозглое, жадное до члена существо. Стать им до утра. Котом, нашедшим своего человека. – Такой красивый, – сказал Брок, и член Стива дернулся, от головки к простыне потянулась вязкая паутинка смазки. Дело было даже не в словах – Стив знал, как выглядит – а в интонации, с которой они были сказаны. Будто Брок уже говорил это, и не раз. Вот так же, с искренним восхищением, только Стив отчего-то забыл. – Покажи мне себя. Молочно-белый, сладкий. Если бы только знал, какой ты сладкий, Злюка. Сознание снова заволокло, и он застонал, сильнее прогибаясь в пояснице. Задница была мокрой, яйца поджались, и стало понятно, что он готов кончить только от теплого мягкого языка в заднице, от прикосновений колючей щетины к ягодицам, ощущавшимся, как слабые разряды тока. Из горла вырвался жалобный вой, до того унизительно-просящий, что Стива опять выбросило в реальность, и он отдернулся, когда Брок мягко надавил пальцем на сжавшиеся мышцы его задницы. – Ч-ш-ш. Все хорошо. Не надо думать. Я здесь, чтобы сделать тебе хорошо. Расслабься, Стив, давай же. Стив понятия не имел, откуда Брок знает, что его мотает между двумя ипостасями, как щепку в быстрине – то притапливая до полного отключения критичности, то снова вышвыривая на поверхность. – Я, – попытался сказать он, чувствуя, как мешают клыки, – господи. Брок вытянулся рядом, перестав терзать его задницу, и поцеловал сначала в плечо, потом провел языком до самой шеи и прихватил зубами то самое чувствительное место на надплечье, от которого у Стива задница сама взмыла вверх, а член опять предательски дернулся. – Стив? – позвал Брок, и он, сгорая от неловкости, повернул к нему пылающее лицо. Огромные пушистые уши тоже ощущались горячими, как у кролика, и это никак не способствовало спокойствию. Он будто видел себя со стороны: готового подставиться, возбужденного и беспомощного. Наедине с человеком, которого почти не знал. – Послушай, – Брок провел по спине ладонью, прямо по шерсти, и Стив муркнул, задирая задницу и ненавидя себя за это, – в этом ничего такого нет. Ты зажимаешься, держишь это в себе и оттого срываешься, – он погладил ошейник на его запястье и вдруг прикоснулся губами рядом с тонкой полоской отлично выделанной кожи. – Собакам нужно играть, им нужно чужое одобрение и награда за принесенные тапки. Котам нужны ласка, отдых, сон, вкусная еда и секс. Я видел тебя всяким. Все, что тут произойдет, останется только тут и нигде больше. Ты красивый, Стив. Ты мне нравишься, мы хотим друг друга. Зачем все усложнять? Стив потерся лицом о подушку, испытывая глупое удовлетворение от того, что Брок обращается к нему-человеку, от того, что чувствует перемену его восприятия так остро, будто… – Дай мне позаботиться о тебе, – Брок снова провел ладонью по спине и, собрав пальцы в широкое кольцо, пропустил между ними хвост. Было приятно. Было до того хорошо, что Стив немного успокоился. – Если так легче, воспринимай это как терапию у психолога, если уж с трахом ради удовольствия у тебя такой напряг. У Стива не было напряга «с трахом для удовольствия». Да, время на себя получалось выкроить редко, да и в последнее время при мысли о том, что нужно кого-то искать, обхаживать, уговаривать, а потом, переборов порядочность, пытаться как-то не увязнуть в ненужных отношениях, все желание быть с кем-то пропадало, но это не «напрягало». И считать поглаживания по спине и желание задирать задницу терапией он не хотел. – Брок, – на пробу произнес он, и Брок, дернув уголком темных губ, его поцеловал. Это стало неожиданно легко. Просто человек, с которым хорошо. Другой мужчина, не рассматривающий уши и хвост, как какие-то лишние девайсы, не предусмотренные конструкцией, не пытающийся сдержать смех, когда откровенно кошачьи привычки пробивались, заставляя мести по бедрам хвостом или мурчать от поглаживаний за ухом или под челюстью. Брок только целовал в уголок рта, мягко касаясь губами, будто приручая, и от его неспешности внутри раздражение боролось с облегчением. Чуткие и активные партнеры Стиву попадались редко, обычно это от него ожидали чудес и крышесносного секса. До конца расслабиться не получалось: тело реагировало на явно знакомые ласки слишком остро, в обход сознания, и в голову невольно лезла ерунда. На воображение Стив не жаловался никогда, а потому легко мог себе представить, как жадно тянулся к Броку, подставляя живот, как задирал хвост, предлагая себя, сейчас он не помнил этого, но внутри все равно поднималась волна злости, круто замешанной на стыде. – У меня идея, – сказал вдруг Брок, поглаживая его запястье, а потом расстегнул обернутый вокруг него ошейник и показал Стиву. – Я надену на тебя эту штуку. Пока ошейник на своем месте, – он коснулся теплыми шершавыми пальцами под кадыком, – ты не мой начальник. Я твой человек, а ты мой ЗУ-любовник, который не дергается от каждого поглаживания. Захочешь снова стать охуенно требовательной зад… шишкой, снимешь. В ошейнике будешь Злюкой, пока не привыкнешь. – Я буду чувствовать себя глупо. Все равно. – Ты и так не в своей тарелке. Ошейник будет чем-то вроде добровольного переключателя, срабатывающего тогда, когда это нужно тебе. Воспринимай просто как игру. Стив осторожно погладил его по волосам и, сам не веря в то, что делает это, чуть приподнял подбородок, давая разрешение. Брок без единого (даже молчаливого, он умел, да) комментария приложил тонкую полоску кожи к шее Стива и аккуратно застегнул его, погладив кадык. А потом почесал за ухом и легонько потянул за кольцо, принуждая встать. – Давай, сладкий, иди ко мне. Все еще чувствуя себя глупо, как во время какой-то ролевой игры (Стив не любил подобные игры именно за ощущение фальши и свою неспособность полностью погрузиться в условия), он тем не менее поднялся на четвереньки и послушно лег поперек бедер развалившегося на подушках Брока. – Вот умница. Расслабься, – Брок, выше взбив подушки, включил большой телевизор и нашел канал, по которому шла какая-то старая комедия. – Помурлычь для меня. Он принялся гладить Стива по спине, как обычного (огромного!) кота. То почесывал за ухом и под нижней челюстью, то проходился ладонью ото лба до самого копчика, осторожно скреб пальцами поясницу, легко поглаживал задницу и пропускал сквозь пальцы хвост. Стив прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на ощущениях, и в конце концов забил, принимая правила. На нем ошейник. От него никто ничего не ждет. Он может лежать голым задом кверху поперек своего любовника и просто ничего не делать. Он затарахтел и от неожиданности дернулся, как от удара. Ладонь Брока тут же поощрительно погладила его по загривку. – Умница. Люблю, когда ты мурлычешь. Стив не нашел ничего лучше, как уткнуться лицом в подложенную подушку и прикрыть глаза, расслабляясь. И адское тарахтение, по ошибке называвшееся «мурлыканье», вернулось. По телу разлилась странная ленивая томность, хотелось и задремать, слегка отделив себя от реальности, и одновременно – чтобы Брок продолжал гладить, все крепче, сильнее проходясь ладонью у основания хвоста. Это было странное, но очень приятное чувство полного довольства жизнью. Внутри едва тлело прежнее выносящее мозг возбуждение, собирая внизу живота приятное тепло. У Брока стояло. Стив чувствовал его возбуждение, никак, впрочем, не проявлявшееся, кроме эрекции. Во рту собиралась слюна. Фантомный солоноватый вкус расцветал на языке, и Стив жмурился, представляя, как возьмет в рот твердый член и услышит… Реальность расплывалась, двоилась, будто часть сознания уже спала, убаюканная лаской, а часть продолжала грезить, лениво отмечая, что начался дождь, и это его первые капли стучат по подоконнику, а в постели тепло и уютно; что на экране какая-то барышня поет со сцены, патетично вскидывая руки, и это смешно; что ладонь Брока все дольше задерживается на его заднице, трет поясницу, отчего хвост нетерпеливо дергается, перекладывается с одной стороны на другую, все выше приподнимаясь у корня. Хорошо. Ленивое тепло возбуждения ползло от поясницы вверх, подгоняемое неспешными движениями ладони, и хвост, дернувшись, заломился набок, обвился на несколько мгновений вокруг крепкого предплечья, и Брок, длинно выдохнув, коснулся прямо под ним. Надавил подушечками пальцев, погладил, и Стив, снова мурлыкнув, чуть раздвинул ноги, приподнимая ягодицы. От ожидания ласки хотелось потянуться всеми лапами, а потом свернуться в клубок, развернуться, подставляя живот под почесывания, но было лень. Хотелось и дальше плыть в сладкой дреме возбуждения, обмирая внутри, ждать, что вот-вот пальцы скользнут еще ниже. Брок одной рукой почесывал его за ухом, а второй гладил хвост у самого корня, вел по нему ладонью как по члену, только все время по росту шерсти, а потом вдруг похлопал по туго сжатым мышцам входа кончиками пальцев, и Стива выломило от этого едва ощутимого прикосновения. Он хотел сказать «еще», но вместо слов из горла вырвалось голодное мявканье, очень неприятный, хриплый звук, от которого он бы, наверное, пришел в себя, если бы Брок не обвел его дырку по кругу, едва касаясь и заставляя приподнять ягодицы еще выше. Стив уткнулся лицом в подушку, обхватив ее руками, улегся удобнее и сильнее развел ноги, почти не испытывая стыда. Брок мягко надавливал на мышцы, не проникая внутрь, а второй рукой гладил и гладил извивающийся хвост, хотя Стив предпочел бы член, бесстыдно отогнутый назад, упирающийся в бедро Брока. Будто подслушав его мысли, Брок скользнул ниже, обхватил ладонью яйца и провел по члену, обведя головку пальцами, и вернулся к заднице. Стив чувствовал запах масла, чуть терпкий, но не резкий, и когда Брок снова погладил его между ягодицами, попытался податься навстречу ласкающим пальцам, усилить давление, трение, острее почувствовать прикосновения. Возбуждение становилось невыносимым. Он уже почти выл в подушку, выгибаясь в спине, крутил задом, подставляясь под ласки, и когда Брок, дразня чувствительную кожу, неглубоко ввел в него сразу два пальца, одновременно надавив за яйцами, он кончил, на миг потерявшись в ослепительно-ярком чувстве собственной благодарности и принадлежности. Брок не спешил вынимать из него пальцы, нежно гладил изнутри, будто выдаивая до капли, и Стив, подавшись вперед, снялся с них, освободился сам. Потерся лицом о подушку, потом о бедра Брока. Анус ощущался странно, не растянутым даже, а каким-то томно чувствительным, и Стив поймал себя на мысли, что хочет коснуться его пушистым мехом хвоста. От одной мысли об этом член снова дернулся, наливаясь, и Стив, решив, что терять ему уже нечего, поднялся на руках, заглянув Броку в лицо. Тот, казалось, был спокоен, только радужка глаз стала темнее. Поцелуй вышел осторожным, будто был первым. Стив боялся зацепить губы удлинившимися клыками, но Брок, проведя по ним языком, тихо выдохнул и прикрыл глаза, снова поглаживая его поясницу и корень хвоста. Стив вытянулся между его ног и на одно бесконечно долгое и стыдное мгновение вжался лицом в пах, потерся щекой о твердый член, коснулся губами мошонки. Тонкая ткань штанов мешала, и Стив потянул ее вниз, с восторгом чувствуя, как напряглись мышцы бедер и пресса, когда Брок приподнялся, позволяя себя раздеть. Крепкий темный член вызвал у Стива странную смесь чувств: жадного интереса, восхищения, желания немедленно попробовать его на вкус и еще почему-то гордости. Он провел губами от яичек до головки, и знакомые вкус и запах мгновенно вернули ему то странное состояние блаженной пустоты в голове, желание принадлежать, которое он испытывал, лежа поперек колен Брока. Хвост взметнулся, коснувшись бедер, и Стив вспыхнул, представив, как тот проходится по влажной заднице, гладит вход. Совладать с ним было сложно, он реагировал больше на эмоциональное состояние, чем на осознанное желание, но стоило взять в рот, как Стив получил желанное прикосновение: пушистая метелка прошлась по поджавшимся яйцам и скользко огладила дырку. Он застонал, снова и снова подставляясь под новую ласку, и едва не кончил еще раз, когда услышал низкий вибрирующий стон Брока. – Черти бы тебя драли, – хрипло произнес он. – Ч-черт, покажи мне. Стив, не выпуская члена изо рта, поднялся на колени, встал сбоку и снова провел хвостом между ягодицами. – Детка, – почти растерянно позвал Брок. – Моя сладкая детка… Стив со стоном принял пальцы и насадился ртом на член, почти давясь от жадности и желания. Брок хотел его. Тоже нуждался в нем, а не просто шел навстречу спятившему любовнику. Это ощущалось острее и слаще, чем раскрытие сложного, муторного дела, не имевшего ни единого шанса. Как эйфория. Как подарок, который не надеялся получить. Теперь все было правильно. По всему выходило, что именно этой уверенности ему и не хватало для того, чтобы расслабиться. Брок тихо выдыхал, изредка постанывая, едва слышно, но от каждого такого звука у Стива дергался член. – Давай, сладкий, как ты хочешь? – спросил Брок, и Стив вытянулся рядом с ним на животе, оглянулся через плечо, наблюдая, как любовник отбрасывает мешающие штаны, тянется за тюбиком, и снова зажмурился. Он редко бывал снизу. Пару раз в юности, из любопытства, и один раз несколько лет назад – потому что любовник попался интересный и очень умело соблазнял. Было приятно, но особого восторга Стив не припоминал. Несмотря на то, что проведенная с Броком неделя начисто стерлась из его памяти, Стив отчего-то был уверен, что с Броком ему было хорошо. Очень хорошо. Вспомнив, как дотронулся до себя там, внизу, сразу после пробуждения в отеле, как его выгнуло от жажды, от предвкушения, как потом метался ночами в постели, не в силах унять чувственный голод, Стив призывно дернул хвостом, снова провел им по чувствительному входу, а потом по бедру Брока. – Сейчас, – Брок опустился сверху, правильно накрыв собой, прижав горячей тяжестью, и Стив нетерпеливо повел задницей, открывая шею и надплечье, дернулся от прикосновения щетины и застонал, подаваясь на член. – Потерпи, чего ты такой нетерпеливый всегда? Ч-ш-ш, хороший кот. Хороший, сладкий, горячий котик… Блядь, узкий и горячий, как грех. Стив часто дышал через рот, замерев под Броком, сходя с ума от желания подать бедрами, ощутить предельную заполненность. – Шея, – с трудом выговорил он, и Брок снова потерся колючей щекой, почти подводя к краю, и вдруг хлопнул его по заднице, несильно, но ощутимо. По ягодице разлилось тепло, стекло в пах, кожа шеи горела от укусов и прикосновений щетины, он балансировал на самом краю, почти задыхаясь от желания кончить и в то же время – как можно дольше удержаться, отсрочить, помучиться на самом пике. – Давай, Злючка, – Брок надавил членом внутри, погладил за яйцами, и Стив закричал, мелко дрожа, растянутый, мокрый от напряжения, несколько раз с силой толкнулся навстречу и упал без сил на живот. Брок сунул пальцы в его болезненно-чувствительную задницу и погладил изнутри, не давая остыть, снова распаляя, и Стив с удивлением почувствовал, как до конца не схлынувшая волна удовольствия снова поднимается в нем. – Еще, – простонал он. – Вернись. Еще. Брок медленно трахал его, сжимая зубами плечо, зарывался лицом в мех на загривке, гладил хвост и бедра, а Стив мог только слабо постанывать от невыносимо мучительного наслаждения, от которого у него закатывались глаза и пальцы на ногах поджимались. Хотя сейчас у него были не ноги, а лапы, конечно, но на остроту реакции это влияло только положительно. Третий оргазм отправил его в глубокий нокаут. Он еще успел почувствовать, как в заднице стало горячо и скользко, как стиснул его бедра Брок, еще сильнее прижимая к постели, и провалился. С каждой острой судорогой он будто тонул все глубже и глубже, забывая дышать, воя и захлебываясь. Он не знал, почему раньше отказывался от этого. Вернее, знал – ждал правильного партнера. Очнувшись мягким клубком, свернувшимся у Брока под боком, он был уверен – с любым другим у него ничего бы не вышло. *** Утром Стив проснулся, укутанный в одеяло. Носом он утыкался в самую вкусно пахнущую подмышку, и отчего-то при свете позднего утра признаться себе в этом оказалось неожиданно легко. Тяжелая ладонь сонно прошлась по голове, между ушами, чуть задержалась на загривке, и Стив мурлыкнул, прикрыв глаза от удовольствия. – Есть хочешь? – спросил Брок, похоже, еще толком не проснувшись, а Стив подумал, что и пробежка, и утренняя короткая онлайн-планерка в скайпе могут идти нафиг, пожалуй. – Мгм. – Встаешь или останешься? Стив потерся лицом о грудь Брока и задумался, чего ему хотелось больше – есть или остаться в постели. – Я в любом случае встаю, – решил за них обоих Брок. Стив подался под его руку, потерся о ладонь носом и потянулся. – Мне говорить-то можно? – вдруг спросил он, потрогав ошейник. Возмутительно голый Брок выгнул бровь и хмыкнул. – Как хочешь. Это ж не пэт-плэй 24/7. – Что? – Забей, – Брок подошел ближе и погладил его по щеке. – Делай все, что хочешь. В этом смысл, понимаешь? Делать то, что хочешь. – В рамках закона. Брок закатил глаза, вжал его лицом в свой твердый живот и, отпустив, коротко поцеловал. – Все, что доставляет удовольствие, либо незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению. – Третье. Стив никогда не слышал, как Брок смеется. Тихо, мягко, щуря глаза и показывая белоснежные зубы. Он был красивым. Пожалуй, эта мысль должна была прийти одной из первых, но Стив с присущим ему в личных вопросах тугодумством понял это только сейчас. Брок, если уж начистоту, был чертовски хорош собой. – Пойдем, – отсмеявшись, позвал он и кинул в Стива домашними штанами. – У меня где-то была кошачья зубная щетка. Брок красиво двигался – плавно, уверенно, будто всю жизнь только тем и занимался, что готовил Стиву завтраки, периодически поглаживая его за ушами и почесывая шею. Стив погрузился в странное медитативное состояние, видимо, свойственное всем кошачьим: лениво наблюдал за Броком, взбивающим яйца для омлета и заряжающим тостер, облизываясь, пил кофе с молоком и подставлялся под ладонь. Было хорошо. Хотелось свернуться в глубоком кресле и смотреть на Брока целый день. Как он ест, спит, читает – все равно, чем занимается, лишь бы был на глазах и помнил, что у него есть кот. Стив. Они оба. От стука в дверь, ведущую из гостиной куда-то вглубь дома, Стив вздрогнул, моментально выпадая из нирваны, и насторожился. – Брок, прости, я знаю, что ты… – Ванда замерла на полуслове и испуганно посмотрела на Стива. Скользнула взглядом по голой груди и следу зубов на плече, наверняка заметив ошейник, и закончила: – Не один. Но я вчера молока не купила. Простите, я зайду… в магазин. Стив не знал, как ему быть – в такую дурацкую ситуацию он попадал впервые. Во всяком случае, родственники любовников, одновременно являющиеся его подчиненными, еще ни разу не заставали его полуголым на чужой кухне в ЗУ-форме. В самой, так сказать, неофициальной обстановке. Ванда была одета в короткий черный халат и тапочки, а, значит, жила с Броком. Ну, или во второй половине таунхауза, соединенного с первой вот такой дверью. – Что здесь? – раздалось у Ванды за спиной, и этот голос Стив бы узнал из тысячи. Сразу стало легко. Он вернул ноги (лапы, пора привыкнуть называть вещи своими именами) в кресло и, подперев щеку ладонью, отпил кофе. – О, – ухмыльнулся Баки. – Как удобно, что не придется искать тебя по всему городу. – Доброе утро, Бак. Баки принюхался, несколько раз качнул хвостом, явно сдерживаясь, и снова оскалился. – И оно таки доброе, да? – Садитесь завтракать, – со вздохом предложил Брок. – Девочка, принеси еще кофе, будь добра. – Да, – Ванда еще раз, уже задумчиво, взглянула на Стива и исчезла за дверью, оставив Баки на половине Брока. – Баки, – представился тот, протянув Броку лапу и помахивая хвостом. – С папочкой Ванды я предпочту дружить. Брок хмыкнул, но лапу пожал. – Брок. Навредишь Ванде – выдеру хвост и сделаю ей помпон на шапку. Баки хотел что-то ответить, но «девочка» вернулась и, погладив его по пушистым волосам, уселась рядом со Стивом. – Я говорила, что однажды так будет, – вдруг сказала она, обращаясь, видимо, к спине Брока. – Рано пока, – непонятно отозвался тот, выкладывая тосты на тарелку. – По-моему, в самый раз, – заметила она, глядя Стиву в глаза. – Я в таких вещах не ошибаюсь. Конечно, их вызвали сразу после завтрака на свежий труп, конечно, когда Баки вышел из красной малолитражки Ванды, а Стив – из внедорожника Брока, это произвело фурор, но работа не ждала. К сожалению, люди убивали друг друга даже в прекрасные воскресные утра. Только теперь утра действительно могли быть прекрасными. Потому что Брок мог работать, фотографируя обезглавленный труп, а Стиву все равно нравилось на него смотреть.