irregular.

       Хенвон еле дышит, пытаясь выйти из этой прострации, из этого неведения, когда, кажется, чужое, но в то же время такое родное тело жадно и страстно прижимается к его обессиленной плоти. Он сказал что-то бессвязное, что-то не важное, но оказался в лапах этого нежного зверя, который через долю секунды истерзает ласками Чё, пока он томно дышит и пытается понять, что произошло.        Вон помнит лишь, как его бывшая закрыла перед ним дверь, звонко дав пощечину. Он ясно видел её силуэт , освещенный уличным фонарем, ее красные от злости глаза и залившиеся кровью припухлые губы. Она кричала, что-то такое же бессвязное, что-то непонятное, звук казалось доносится из-под толщи воды. Эти крики Хенвон был не в силах услышать, он был физически с ней, видел, но не слышал, не реагировал, не чувствовал. Мыслями Чё был во вчерашнем дне, и в мечтах у него было лишь одно: чтобы вчера было завтра.        Хенвон смотрит из-под челки на Хосока,что сейчас жадно проходился горячими, испепеляющими поцелуями по его шее, и перед глазами всплывает, как он пил, много пил с Хосоком. И так же много плакал, буквально рыдал, не понимая, почему она его бросила, почему так внезапно, почему..А Вонхо жалел его, гладил по спине и старался не дать возможности выпить еще больше, ведь Вон с каждого выпитого шота становился легкой наживой как для женщин, так и для мужчин.        "Выгодный", - говорил ему Шин каждый раз, когда младшего сносило лишь от одного бокала. Хосок ничего не мог с этим поделать, поэтому он лишь присматривал за младшим, тащить его с воплями домой стало уже обязанностью.       И похоже забот у Хосока прибавится. Хенвон хоть и был не в себе, но так или иначе был ангельски искренним и не задумывался о том, что говорит, что говорит его пьяный мозг, из которого норовило вырваться бессознательное.        Не лишенный дарования дилетант в выпивке Чё Хенвон признается слегка подвыпившему, но все еще контролирующему ситуацию Хосоку о своих искренних и глубоких чувствах.        А Вонхо же в смятении, он не верил в то, что говорит младший, однако знал, что устами пьяного глаголет истина. Он и сам ловил себя на мысли, что не ровно дышит к нему, представляет в своей постели,когда засыпает, и мечтает оказаться в его объятиях. Но все это время Хосок умело подавлял в себе любые проявления романтических, нежных и сентиментальных чувств, о которых мечтал. "Никто не несет ответственности за твои чувства", - говорил Шин себе и запивал бабочек в животе очередной бутылкой пива. "Без чувств он станет лишь инструментом твоего удовольствия", - добавлял он и снова пил, что отгородиться от изоляции чувств, а в последствии отгородиться от всего живого.        После всего этого, после всех выпитых бутылок спиртного Хосок четко понял, что прояви чуть больше уверенности, сделав шаг навстречу Чё, он бы не провалил Хенвона в этот омут, возможно, спас бы его раньше, может быть все это было бы ненужно, может быть чертов алкогольный дефибриллятор не пригодился бы. Но вчера не наступит завтра, исправлять нечего, стоит только схватить Хенвона и утащить в собственный омут, где стоит утопить его боль, утопить все прошлые ошибки, утопить его самого в любви и погрузить в анатомию страсти.        У Хосока нет всего, что хочет Вон, но есть все, в чем он нуждается. И теперь, когда младший лежит в беспамятстве в одном лишь белье, в попытке осознать, что натворил, Вонхо подарит ему самое лучшее, что только есть на всем свете. Он излечит его покалеченное тело любовью.        Хенвон вытягивает свою длинную, покрытую багровыми отметинами шею для очередных поцелуев и тихо выдыхает, пальцами сжимая мягкую кожу старшего на спине. Хосок прижимает свое колено к паху младшего, от чего тот издает тихий стон, который рождается из его груди и не смеет застрять комом в горле. Вон не смеет открыть глаза, он хочет ощущать все другими органами чувств, хочет ощутить каждое прикосновение и оставить в своей памяти так же, как и приятный вкус губ старшего на своих устах. Тем временем Вонхо, словно исследователь морских глубин, идет дальше, оставляя поцелуи на хрупком теле юноши и переходя на выпирающие тазовые косточки.        Сильные руки Хосока великолепно смотрятся на изящной талии Хенвона, отчего Шин возбуждается еще больше. Он так долго мечтал об этом, долго мечтал о таких откровенных прикосновениях, о том, чтобы иметь возможность видеть такого Вона. И теперь он получает награду за свое ожидание.        Ко всему прочему у Хенвона на лице было написано, что он хочет и желает Хосока, а это прибавляло смелости и давало желание действовать дальше. Шин перевел руки на бедра мальчика, сильнее сжимая,когда тот начинал дергаться от слишком интимных прикосновений. Вонхо аккуратно приподнял ноги юноши за колени и развел в разные стороны, через долю секунды примыкая губами к нежной коже внутреннего бедра и продолжая исследовать еще ни разу не тронутое мужчиной тело.        Это был первый раз для Хенвона, что не разрешало Хосоку облажаться. Он хотел максимально расслабить мальчика, довести его буквально до Гонконга одними поцелуями, но было понятно по лицу Хенвона, что он уже на пол пути к пункту назначения.        Еще через пару секунд пальцы старшего прошлись по сжатому колечку мышц Вона. Хосок усмехается, облизывает палец и аккуратно вводит в Хенвона, но все заканчивается неудачей. Шин роется в ящике прикроватной тумбы и находит победный тюбик лубриканта, и пользуется тем, что Хенвон на грани, смачивает пальцы и снова вводит до предела два пальца. Хенвон дергается и подмахивает бедрами, что дает пальцам Хосока войти еще глубже и достать заветного комочка мышц, и, конечно, выбить первые стоны удовольствия из груди мальчика.        Хенвон жмется от неприятных на первый взгляд ощущений, закусывает губы до крови и дергается, закатывая глаза. Он не в силах сделать что-либо, но ему определенно мало помалу начинает нравится, что позволяет ему расслабить мышцы.        Чё не замечает, как юркие пальцы Хосока сменяются на более тяжелую артиллерию: Хосок без всякого предупреждения резко входит в Хенвона и предательски громко стонет от его невероятной узости, а после и от того, как сильно младший начинает сжимать внутри себя Шина. У последнего темнеет в глазах, и он готов впасть в прострацию от нахлынувших чувств и эмоций. Но он держится, и держится хорошо. Хосок делает первые толчки, медленно двигает бедрами и нежно целует Хенвона в губы, оглаживая упругие ягодицы.       Пара медленных толчков для привыкания сменяется на более бешеный ритм. А мальчик начинает понимать, что происходит:сжимает в ладонях лоскутное одеяло, несдержанно стонет и выгибается в спине, когда головка задевает простату.        Затуманенные глаза говорят о многом, что и заставляет Хосока действовать. Он ловит себя на мысли о том, что испытывает полный спектр эмоций, чувствует, что ему передает тело Хенвона, какими разрядами отдает прямо по сердцу, и понимает, что это не просто механический процесс, а нечто высокое, нечто, что могут подарить друг другу два любящих человека. Хенвон начинает дрожать, мурашками покрывается всего тело, и вот-вот он кончит от одних лишь ласк. Хосок легко это улавливает на уровне тактильных чувств и только сильнее насаживает младшего на член, бешено вбивается в него и жадко целует венки на шее. Еще несколько секунд сладострастных мучений, и Хенвон кончает себе на живот с громким стоном на устах, а Хосок изливается после него и заполняет дырочку, обессиленно падая на кровать и сгребая в объятия своего пушистого и мягкого зверька, который буквально за секунду превратился из сексуальной киски в милого котенка, готового уснуть, стоит только закрыть глаза. - Я люблю тебя, - шепчет Чё и закрывает глаза, прижимаясь к все еще разгоряченному телу старшего. И через секунду засыпает в родных объятиях, представляя, что завтра будет лучше, чем вчера.        Хенвону больше не захочется, чтобы завтра было вчера, ведь лучше уйти вовремя, чем жить в любви и жить во лжи.