Бросай вызов всем!

      Ян чувствовал себя полем «дефисной войны»* на грани бархатного развода**: все внутренние органы и рецепторы вдруг решили взбунтоваться против него, едва обоняние уловило особенный, не такой как обычно, запах альфы. Аромат пленяющий, гипнотизирующий, насыщенный нотками свежести, подобно морскому бризу, с терпко-шипровым добавлением, тянул к себе так, что невозможно было сопротивляться. Несмотря на то что мужчина напротив был старше его вдвое, в голову ударил хмель, захотелось пойти против своих принципов, против себя самого. Оказаться в его объятиях, вдыхать его запах, почувствовать на себе волну его жарких поцелуев. Утопать в желании. Касаться его всклокоченных, посеребрённых лёгкой сединой волос, почувствовать лёгкую щетину на подбородке, вдохнуть аромат глубже, утопать в глубине тёмно-серых глаз. Первые далеко не целомудренные чувства сменил жалящий испуг. Мало того, что он впервые так неистово желал замужнего альфу лет на двадцать старше его, так этот альфа ещё и отец его жениха… Цепкие колючки шока разбежались по всему телу, вылепив из Яна покрывшуюся бледными и красными пятнами статую. Обескровленную, словно по велению Снежной королевы покрытую тонкой корочкой льда.       — Валя, Марк, не ругайтесь, это я виноват! — врезался в звенящую тишину голос вошедшего следом за Александром Сени, отчего Саша и Ян стыдливо, будто застигнутые в самый интимный момент, резко отдёрнули взгляды друг от друга.       — Та боже мой, Сеня, я ж только рад! — отозвался Валентин, показавшись из кухни с увесистой сковородкой, прихваченной для встречи с Сашей. — Ты спасаешь меня от преждевременного вдовства.       Правильно растолковав намёк и вылупив глаза аки шугнутый филин, Арсений мигом капитулировал, задержавшись в доме Власовых всего лишь на секунду. Лучшим другом не только Саши, но и его семьи он был всегда, но Валю в гневе уважительно побаивался и предпочитал избегать. Раздосадованный прискорбным побегом Сидорова, Валентин сковородку опустил, но о незадачливого супруга почесать кулаки не передумал.       — Печально. Сбежал. Придётся убивать мужа…       — Валь! — примиряюще вскинул руки Александр, растянув губы в тёплой улыбке. «Совершенство», — поймал себя на мысли Ян и наморщил лоб, не желая больше эти самые мысли в своей голове видеть. — Если вдруг твоя Раффлезия из-за моей неосторожной клятвы погибнет, я привезу тебе твой желанный цветок. — Вся воинственность красивого, как мифический бог, замужнего омеги растаяла подобно первому снегу, а Саша, описав изящный, полный искрящейся силы полукруг, протянул руку Яну. — Александр Александрович, вечно опаздывающий отец Марка. А также Артёма и Дениски.       — Ян, просто Ян. — Пожимать руку не хотелось, ведь это означало дотронуться до Саши, ощутить его физически, стать ему ближе. А дотрагиваться Яну не улыбалось тем паче: уверенности, что он сможет всё так же сохранять достойный нейтралитет, у него не было. Игнорировать дружелюбный жест он не мог тоже, потому, переступив через себя, поднял руку и скрепил её с Власовым в крепком рукопожатии, тут же ощутив, что угодил в плен. Тёмно-серые, антрацитовые глаза человека напротив вперились в него колким, подчиняющим и пронизывающим до глубины души взглядом. Ян почувствовал себя жертвой, которая имела несчастье попасться в поле зрения белой акулы, к тому же пропустившей первый пробный удар***. Теперь всё — не отпустит, будет преследовать, ждать, когда он ослабеет, поддастся, а потом снова нападёт и начнёт есть. А на сопротивление уже просто не будет сил.       Первая попытка освободить руку не удалась. Шершавая лопатообразная ладонь с чуть расширяющимися округлыми кончиками пальцев, однако, ухоженная по всем требованиям аристократизма, не разжалась, Александр непреклонно смотрел в глаза Яну, искушая, подчиняя. Пробуждая безудержную страсть. Страшно подумать, чем всё это могло закончиться, если бы не вмешался недовольный голос Марка:       — Вообще-то мы ждали тебя около часа назад.       Гипнотизирующий взгляд метнулся за спину Яна, в сторону старшего сына и уже более смилостивившегося благодаря последнему обещанию мужа наперевес со сковородкой. Только сковородка угрозы теперь не представляла, перекочевав в своё обычное, вполне себе мирное и полезное состояние. Саша, наконец, руку отпустил, и Яну показалось, что его тело словно налито свинцом, все мышцы свело холодной судорогой, мир вокруг стремительно вращается и на ногах ему не устоять. Благо он стоял спиной к Марку, и жених не видел его бледного, потерянного лица. Да ещё этот запах просто сводил с ума, было невыносимо душно до такой степени, что хотелось содрать с себя одежду вместе с кожей. Озабоченный собственным недостатком кислорода, Ян не заметил, как за его реакцией пристально следил Артём, погружённый в свои мысли, пока Саша, обойдя Клебека, направился к своему старшему сыну.       — Прости, Марк, я не мог отказаться от Грицко. От этого зависела судьба компании…       Валентин расстарался так, как, думалось Саше, не старался даже на их свадьбу. Обилием чешской кухни был поражён даже сам Ян. За семь лет, прожитых в России, он уже и забыл вкус родных яств. Длинный, ровно на шесть персон, стол в гармонично оформленной мягкими пастельно-тёплыми цветами столовой, пестрел кнедликами, картофельными и творожными, свичковой со сметаной, которую сами чехи просто обожали и считали «парадным» блюдом, немедленно предлагаемым каждому въехавшему в Чехию иностранцу. Возглавлял гастрономический парад знаменитый чешский суп в хлебе, причём похлёбка могла быть совершенно разной, главным условием в приготовлении был круглый хлеб грубого помола — для того, чтобы можно было умять вкуснятинку прямо вместе с «тарелкой». В качестве мясных блюд был подан фазан по-богемски, тушёная в пиве свинина, карп а-ля Белая Дама, добавляли разнообразия чешский «Панадель» и салат влашский, на десерт предложены иудушки — сладкие пирожки как прекрасное дополнение к чаю. Ян заметил даже Трдло — мучное лакомство, вывалянное в миндальной стружке, которым он частенько объедался в детстве во время прогулок. Лишь традиционное пиво заменяли сок для детей и вино для взрослых. Даже дядя Томаш никогда такого не готовил, единственный раз к приезду племянника расщедрившись на обыкновенный куриный суп.       — Тебе больше пятнадцати, — заметил Саша, наслаждаясь нежным вкусом домашней свичковы, так ни разу и не оторвав взгляда от Яна во время ужина. Отчего Ян ощущал ещё больший дискомфорт, чем от предательства собственного тела, которое сейчас желало далеко не ужина. Такого Клебек за собой не замечал даже во время утренней эрекции, а до течки ещё целый месяц, и происходящему с ним не находилось объяснений. Казалось, альфа напротив сейчас воображает вместо свичковы самого Яна, поедает его томительно долго, подобно сочному куску мяса обжаривая на шампуре. Внезапная аллегория обожгла языками пламени, и к «утреннему стояку» ещё добавилась прилипшая к телу белая рубашка. Любимая, между прочим. В горле пересохло так, что Ян допивал уже второй стакан сока.       — Мне семнадцать, — с трудом сдержавшись, чтобы не откашлянуть и не спрятать взгляд, ответил Ян. Контролем над собой и собственным голосом он всегда владел, особо своими голосовыми связками он никогда не занимался, сырых яиц не пил, потому можно было считать, что пел Ян от рождения.       — Мы поступили в один университет, — добавил Марк. Отец лишь вздёрнул бровью — единственный знак, сообщавший о том, что сын был услышан. Не обернулся, что несколько смутило старшего альфу. Что, если Ян ему не понравился? И сейчас Саша ищет в нём изъян, чтобы на том несуществующем основании запретить им быть вместе? Только вне зависимости от мнения Саши Марк уже твёрдо решил, что Ян станет его мужем, и, если то будет нужно, он готов за него бороться.       — Ой, та чего так мелочиться? — засиял подобно гранёному бриллианту Валентин и без лишних комплексов указал на Яна. — Ты посмотри, какой симпампуля! Поступайте сразу в одну квартиру.       — Валя, — подавился кусочком мяса Александр, наконец оторвав взгляд от Яна и позволив ему немного расслабиться.       — А шо Валя?! — возмущённо-добродушно отозвался муж. — Шо, он теперь до старости обязан с тобой жить? И крепость брать молчком и за занавеской. Та шоб ты знал, немое кино давно не в моде.       В неведении значения папиных слов остался только маленький Денис: Артём уже активно захлёбывался соком, стараясь сдержать рвущийся наружу смех, Ян, неожиданно для себя смутившись, немного покраснел, в отличие от давно привыкшего к подвешенному языку папы-омеги Марка. Да и идею эту он вполне поддерживал, уже месяца три мечтая возвращаться не в отчий дом, а к Яну. Но Ян, по его мнению, простого сожительства не заслуживал. Его хотелось купать в любви, дарить всё самое лучшее, осыпать душистыми лепестками роз. Даже их помолвку Марк хотел сделать особенной.       — Думаю, когда вопрос дойдёт до того, какое кино снимать, они сами разберутся, без нашей помощи, — Саша пригубил вино, едва уловимым жестом предварительно бросив короткий взгляд на бокал, цвет вина; чуть взболтнув, вдохнул аромат. Каждое движение было быстрым, точным, лёгким, профессиональным. Их давно перестали замечать домашние, не обращали внимания посторонние, но Ян заметил, сразу же распознав в Александре Александровиче опытного дегустатора.       — «Рэд Флэйм»****, — уловив тонкие сладковатые нотки, выпалил Ян прежде, чем успел сообразить, что делает. Антрацитовые глаза вновь приковали испытующий взгляд к его очаровательному лику, и Ян закончил, но уже менее уверенно: — Пятна… дцати… летней выдержки…       Теперь из-за его длинного языка о нём подумают, что он алкоголик или из неблагополучной семьи. Ян не был ни первым, ни счастливым обладателем второго, и даже совершеннолетием он похвастаться не мог. В голове уже завертелся вихрь оправданий вперемешку с боязнью больше никогда не увидеть Марка, когда Саша склонился к столу, чтобы оказаться ближе к изумительным голубым глазам Яна, и обволакивающим бархатным голосом поправил:       — Тринадцатилетней. Прошедшее мацерацию.       Рот мгновенно наполнился слюной, в глазах загорелся огонь интереса. Мацерацией виноделы называли контакт кожицы винограда с вином во время брожения. Не раз Ян слышал, что такое вино получается невероятно душистым, с живым вкусом, а на языке надолго оставалось послевкусие, напоминающее взрыв фейерверка. Но испытать эти ощущения на себе Клебеку ещё не доводилось, главным образом потому, что всё элитное вино находилось за пределами его финансовых возможностей.       То ли прочитав желание на его лице, то ли из любопытства компетентности Яна, Александр подхватил свободный бокал, наполнил одну третью часть божественным рубиновым нектаром и протянул Яну. Недвусмысленный вызов, дегустация «вслепую», Власов явно намеревался оценить возможности Яна и получить удовольствие от предоставленного шоу. Не на того напал. Взяв бокал за тонкую длинную ножку, блондин чуть приподнял его над глазами, к свету, разглядывая качество стекла и насыщенный цвет напитка.       — Тюльпанообразный, хрусталь, невероятно тонкий, — Ян знал: такой бокал идеален для элитного вина, а выходит, что сидевший перед ним альфа, похоже, далеко не просто любитель.       — Всего лишь INAO, — с пылом азарта растянул губы в улыбке Александр.       «Всего лишь INAO» являлось аббревиатурой Французского института наименований по происхождению, разработавшего ёмкость, достойную профессиональных дегустаций. Бокалы можно было мыть только вручную в чуть тёплой воде, после чего они подвергались обязательной полировке мягким полотенцем. Любая пылинка могла испортить вкус нектара, и любой мало-мальски обученный сомелье ревностно следил за состоянием тары. Забыв уже о том, где находится, кто сидит рядом и для чего здесь он сам, Ян поднёс бокал к кончику носа и мягко вдохнул сладковатый пряный аромат. В голове зазвенели приятная лёгкость и бесшабашность.       — Какой тонкий букет…       — Шёпот страсти, — Саша сам не заметил, как приглушил голос до шёпота, наблюдая, как карминовая жидкость касается губ светловолосого омеги, сливается с ними в интимном поцелуе, существующем только для них двоих. И никто не вправе вторгнуться между ними, никто уже не в силах остановить их. Они едины, они делят одну кровь, живут одним сердцем, дышат одним воздухом.       — М-м, вкус лёгкий, с мягкой кислинкой, изящный и… живой, — Ян изумлённо уставился на альфу.       — Нефильтрованное, — практически мурлыкнул Александр, не ощущая ничего и никого вокруг. Словно в танго, были только они, как и секунду назад Ян и бокал вина, движение их тел, приглушённый свет, тесная близость и щекотание дыханием нежной кожи. Будто белое пёрышко касалось оголённых участков, оставляя за собой неуловимую дорожку.       — Настолько натуральное? — голубые глаза пленяли своей чистотой и невинностью, полуприоткрытыми, медлительно сводящими с ума губами хотелось завладеть.       — Собственными руками.       — Ярый любитель?       — Владелец «Далла Коста».       Пространство вокруг наполнилось горячей тишиной, как если бы они оказались в самом жерле вулкана. Даже больше. Как если бы испытали свой самый лучший оргазм и теперь в бессилии и головокружении рухнули на кровать, переводя тяжёлое дыхание, сцепив руки. Внизу живота свело приятной холодящей судорогой, находиться за столом уже было невыносимо. А они за столом?! Постепенно приводя все органы чувств в норму, Ян чуть огляделся. Всё семейство Власовых в немом удивлении смотрело на них двоих, застыв восковой скульптурой великолепного зодчего каждый самому себе. Даже Тортик вытянул острую мордочку, но тот больше в ожидании лакомого кусочка. Мысли и воображение настолько зашкалили, что Ян утонул в собственных непристойных фантазиях, каких никогда себе не позволял, и забыл о том, что находится в приличном обществе, на ужине с семьёй своего жениха. Своего любимого человека. И он сейчас пронизывающе смотрит на него, впервые увидев своего суженного в таком состоянии и, вероятно, не понимая, что происходит. По крайней мере, Яну хотелось, чтобы он не понимал. Был бы шанс объясниться.       — Надо же, — произнёс Клебек, чтобы хоть как-то разбавить эту угнетающую, напряжённую тишину. — Сегодня случайно увидел рекламу новых вин. Не ожидал, что вы владелец.       Новый глоток вина смочил горло лишь на мгновение и никакого вкуса уже не принёс, перебиваемый разыгравшимся беспокойством.       — Отец всю жизнь этим занимается, — без излишних подозрений ответил Марк, и от осознания, что он не раскрыт, Яну стало легче. — А что ты этим увлекаешься, я не знал.       — Был знакомый сомелье, — Ян вспомнил о друге, открывшем ему этот удивительный мир виноделия, с улыбкой. — Ещё в Нижнем дал попробовать парочку букетов, кое-что рассказал, а потом его пригласили в Испанию. Я увлёкся и остальное узнавал сам.       — Та шо ж ты растерялся? Надо было ехать за ним в Испанию, — тут же вклинился до зубного скрежета помешанный на романтизме и эстетике Валентин.       — Пап, — ревниво пресёк его Марк.       — А шо пап?! Выходил бы замуж сейчас за какого-нибудь горячего испанского мачо в Валенсии в Базилике Омеги Михаила Мансерратского, а не за тебя, дрища бледнопоганошного, — участливо возмутился Валя, в душе ликуя, что чехи фотомодельной наружности предпочитают «дрища бледнопоганошного» всяким иностранным цацам.       — Вообще-то эта Базилика расположена в Каталонии, — тихо поправил Александр, подавляя улыбку и пряча её зачатки за бокалом вина.       — Та какая разница, когда кубики на животе есть?..       Ужин налаживался. Или даже ничуть не был испорчен безрассудством Яна. Однако находиться рядом с Александром Александровичем было выше его сил — чувство притяжения, испытанное им ещё, когда он увидел ролик, стало во сто крат сильнее, и Ян не находил ему объяснения. От испуга не попадало в такт сердце, от шока застывала кровь. Хотелось поскорее убежать из этого дома, жадно глотнуть свежего воздуха, думать только о Марке и о счастливой жизни с ним. Благо, словно уловив его состояние, Марк вспомнил, что уже поздно, и вызвался проводить Яна до дома, предварительно пообещавшего стребовавшему с него Артёму, что непременно зайдёт ещё раз — уже непосредственно к нему. Десятиминутная прогулка до Лиговской и долгий поцелуй на набережной окончательно привели Яна в чувство. Правильно, просто он впервые увидел настолько совершенного человека, как отец Марка, и вполне естественно, что испытал по отношению к нему восхищение. Такое, какое испытывают к недосягаемым кинозвёздам. Он любит Марка, однажды выйдет за него замуж, и тесть станет для него такой же гордостью, как и его отец-альфа.       Домой Ян вошёл, уже когда свет во всех комнатах погас, и, чтобы не будить дядю, блондин заранее разулся в тамбуре и ступил в прихожую на цыпочках.       — Одиннадцать минут пятьдесят семь секунд, — выдал себя дядя Томаш, продемонстрировав в полумраке электронные цифры, высвечивающиеся красным на секундомере. — И ещё после этого тридцать четыре минуты романтичной болтовни, от которой даже комары падали замертво от передозировки.       Поняв, что конспирироваться и заботиться о здоровом сне родственника уже не имеет смысла, Ян встал на всю стопу и захлопнул за собой дверь — впрочем, негромко. Щёлкнул бра на стенке, высветив забавное лицо дяди — брюнет с встопорщенными волосами и каре-зелёными глазами, с заводной полуулыбкой восседал на столешнице трельяжа в ожидании возвращения блудного племянника, воззрившегося на него, как родитель на нашкодившего ребёнка с немым вопросом в глазах: «Ну что с тобой делать? Понять и простить?»       — Ну что? — пожал плечами Томаш. — Не мог же я уснуть и пропустить всё самое интересное!       — Найди уже себе омегу, — посоветовал Ян, проходя мимо дяди в ванну. Из маленькой комнаты донёсся шум воды.       — Вообще-то уже одиннадцать, и я должен был проявить ответственность! — заявил о несправедливости отношения к нему Томаш, подойдя к приоткрытой двери, за которой скрылся Ян.       — Это ты только сейчас вспомнил? — умывшись, блондин выглянул в достаточно широкую щель, промокнув лицо махровым полотенцем. — Твой альтруизм был занесён в Красную книгу, ещё когда тебе было года четыре, а уже лет в семь вымер, как задушенный голодом в безбрежной пустыне неандерталец.       — Ладно, — отбросив лукавство, подбоченился дядя, опершись ладонью на ручку двери. — Рассказывай: что там было?       — Не поверишь, — Ян вышел из ванной, остановился напротив дяди, чтобы испытующе заглянуть ему в глаза, и для полной интриги опустил ладонь на широкое плечо. — Обычная семья.       Развернувшись на пятках, блондин под оклик Томаша исчез за дверью своей комнаты, так и оставив нездоровое любопытство дяди с носом. Свет включать не стал, просто устало рухнул на кровать прямо в одежде, подложив одну руку под голову и уставившись в потолок. На губах ещё сохранился поцелуй Марка, слух ласкал его голос. Веки медленно опустились, и воображение услужливо нарисовало его образ. Его чудесную белозубую улыбку, острые черты лица с длинной шоколадной чёлкой, пышные, необычные для альфы ресницы, чёрные дуги бровей. Марк приблизился и произнёс что-то вроде «жертва», а когда Ян вновь вгляделся в его лицо, перед ним был уже не Марк. С хищной ухмылкой на него смотрел антрацитовыми глазами сорокалетний мужчина, притягательный, высасывающий душу до последней капли, с лёгкой сединой у висков, с желанными губами, с которыми хотелось слиться так же, как с глотком настоящего нефильтрованного вина… __________________________________________________       *«Дефисная война» — спор, разгоревшийся в Чехословакии в 1990 году, в ходе которого чехи настаивали на прежнем написании названия страны в одно слово, а словаки — на дефисном написании «Чехо-словакия».       **Бархатный развод — распад Чехословакии на Чехию и Словакию мирным путём 1 января 1993 года.       ***Белые акулы обычно начинают нападение с одного пробного укуса. Затем акула ждёт, пока жертва ослабеет из-за нанесённой раны, потом снова нападает и уже начинает её есть.       ***«Рэд Флейм» — сорт винограда, киш-миш «Красное Пламя», отличается высоким товарным видом и хорошими вкусовыми качествами.