Среди призраков

Хоук не боится призраков, но они преследуют ее. Отец, брат, сестра, случайный попутчик из Лотеринга — и вот теперь мать. Она не боится призраков, но никак не может заснуть. Когда приходит ночь, и Хоук остается одна в огромном поместье в Верхнем городе, тени под высокими сводчатыми потолками ее покоев порождают призраков. Было легче, пока рядом была мама — но теперь Хоук совершенно одна, и призраки выступают из тумана воспоминаний. Иногда они посещают ее ненадолго, лишь промелькнув в тенях, как память об ушедшем счастье. Иногда они приносят боль — кашель умирающего отца в соседней комнате; переломанное, истерзанное огром тело Карвера, неестественно дергающееся; лицо Бетани, на котором проступают вены, отравленные скверной; и худший из кошмаров — созданное безумным магом-убийцей существо с головой ее матери, с орлино-серебристыми полуслепыми глазами, умоляющими прекратить ее страдания. На кровати под балдахином Хоук в безопасности — но она не может заснуть. В безопасности — но ей всегда холодно. Днем Хоук чувствует себя потерянной, будто во сне. Она засыпает прямо на ходу — нередко опершись на стену, когда ждет Авелин, чтобы уладить хоть какое-нибудь дело стражи, которым та занимается. Хоук знает, что здесь, в средоточии самой жизни, она под защитой. — Хоук, — разбудив ее и поманив в свой кабинет, мягко начинает Авелин. — Мы так и не поговорили о Лиандре. — Моя мать мертва, — отвечает Хоук. — Мне очень не хватает ее — но я еще в силах улыбаться. Большинству людей этого должно быть достаточно. Авелин качает головой: — Но не мне. Как ты? Только честно. В казармах всегда есть чай — крепкий, хорошо настоявшийся, чтобы отогнать сонливость, горький и в то же время переслащенный медом. Авелин приносит Хоук чашку и рассказывает о своем муже, Уэсли. О потере, которую она ощущает до сих пор. Хоук не хочет уходить, не хочет возвращаться одна в убежище холодных стен своего дома. Авелин — словно крепость, словно надежный оплот, где можно укрыться от всего, что ее преследует. В присутствии Авелин, живой и решительной, Хоук чувствует себя не такой оторванной от реальности. — Как насчет выпить? — внезапно предлагает Хоук. — У меня дома, когда ты освободишься. Когда она возвращается домой вечером, Авелин уже там. Они садятся у камина и неторопливо опустошают бутыль на удивление приличного вина, найденного Хоук в подвалах поместья Амеллов. — Я не могу заснуть здесь, — признается Хоук, обводя пыльные стены вокруг себя. — С тех пор, как умерла моя мать — когда я остаюсь одна в темноте, я вижу ее. — Ты ведь не обязана здесь жить. — Авелин пристально наблюдает за ней. — Я знаю, — вздыхает Хоук. — Но мама так боролась за то, чтоб этот дом снова принадлежал нашей семье. Мы боролись ради нее. Это очень много для нее значило. И я… я помню то время, когда мы только что вернули усадьбу. Маме пришлось столько пережить, но она справилась, ради нашей семьи, ради меня. — Тебе решать. Рука Авелин ложится на руку Хоук, и та чувствует себя смелее, чем пару секунд назад. — Ты можешь остаться? — просит Хоук. Если Авелин и удивлена, она этого не показывает. Только кивает — и когда они убирают пустую бутыль и гасят огонь, Авелин идет вместе с Хоук в спальню. Призраки все еще здесь, в доме, но больше они не преследуют ее. Хоук окутывает тепло, и она защищена. Сильные руки Авелин надежно хранят ее.