Ты прекрасна, Гермиона

И как же так получилось? , — Драко и сам-то не знал. Просто. Ну. Как-то, это была яркая вспышка в его сознании. Как озарение. Причем совсем, совсем ему ненужное. «Только мешается!», — думал парень. Он еще в детстве, наслушавшись рассказов от отца о том, что любви нет, зато существуют боль и презрение после иллюзии счастья, твердо решил для себя: «Никогда не позволю себе влюбиться.» Уже в более позднем возрасте Малфой дополнял обещание браком по расчету, неимением своих детей и избеганием женского пола в плане «встречаться». «Женюсь на той, кого выберет отец, и конец делу.» Именно поэтому осознание того, что он, Драко Малфой, влюбился, ужасно его испугало, и парень еще долго не мог признать такой простой истины. И ладно бы, влюбился, черт с ним, но ведь он умудрился влипнуть так, что даже самому себе не мог сказать: «Да, именно она завладела твоим сердцем!» Итак, окончательно смириться он смог лишь к седьмому курсу. Было тяжело, но слизеринец признал, что его выбор — Гермиона, черт ее побери, Грейнджер. Вернее, это был вовсе не его выбор! Сам бы он в жизни такого не пожелал. Или… Может быть… Драко предпочитал об этом не думать. Вообще о ней не думать. Но мозг требовал разобраться в чувствах. И парню пришлось, скрипя зубами, признать, что Гермиона не так уж и плоха. И когда же он так попал? Драко вообще не помнил. Быть может, это произошло на первом курсе, когда девчонка сдружилась с Поттером, чем заслужила его детскую зависть, может, позже — когда получил от нее такую затрещину, что мало не показалось. Друзья удивлялись тогда еще очень долго, почему же Драко не дал сдачи вспыльчивой грязнокровке? Малфой не знал точно, но отчетливо понимал, что просто не мог нанести ей серьезного вреда. Этот случай заставил слизеринца по новому взглянуть на Гермиону, которая заставила себя уважать. Правда, показывать это парень не собирался. Когда они были на четвертом курсе, в честь игр Кубка Огня состоялся святочный бал, на который Гермиона, серьезно поссорившаяся с Роном, явилась под руку с Виктором Крамом, в то время ухаживавшим за расцветающей девушкой. Драко это невероятно взбесило, но он не мог ничего предъявить ни парню, ни самой гриффиндорке — кто он ей? На пятом курсе Малфой вошел в жестокую вражду с Золотым Трио, и, даже несмотря на то, что надоедливый веснушчатый Уизли все больше ссорился с девушкой, крутил роман с Лавандой и вообще вел себя ужасно, Драко не смог подступиться к Гермионе. А на седьмом курсе она не появилась. И Малфой отчетливо понял — он действительно влюблен по уши. Если бы он знал, что Гермиона сидит дома, ему было бы просто грустно от того, что он не может (хоть и украдкой) каждый день видеть любимую девушку. Но эта неугомонная бестия отправилась в смертельно опасную миссию — за крестражами! Каждый день, каждый час понимать, что девушка подвергается опасности или, может быть, сильно ранена, а может вовсе мертва — никто не знал, заставлял Драко злиться на себя за трусость и беспомощность, за принадлежность к пожирателям и Волдеморту — ее врагу. Парень стал плохо спать, часто просыпался от вездесущих, утягивающих в бездну страха кошмаров и подолгу не мог сомкнуть глаз. Малфой стал плохо учится, отдалился от немногих друзей и вечно находился на нервах. Но самым страшным моментом стало то, как Поттера, Уизли и Гермиону приволокли в Малфой Мэнор. Драко понимал умом, что рыпаться нельзя ни в коем случае, иначе он сделает хуже абсолютно всем, но сердце заходилось в бешеном танце, выпрыгивало из груди, рвалось к девушке, а дыхание прерывалось и сбивалось. Но они все прошли. Где-то по отдельности, где-то — крепко взявшись за руки, где-то она думала, что шла одна, и только Драко знал, что шел сзади и был надежным тылом. И вот настал момент признания. Это было весной, когда Гермиона заканчивала свое обучение в Хогвартсе, а он проходил повторный курс. Не сказать бы, что он был ему особо нужен, но Драко цеплялся за любую ниточку остаться вблизи Грейнджер. Наверное, он в глубине души понимал, что не найдет предлогов встречаться с ней после школы, а раскрыть тайну сразу после войны, когда она точно не готова была принять его чувства, парень боялся. Но в конце мая Малфой принял твердое решение рассказать обо всем девушке. Гермиона гуляла по оранжереям в сумерках. Эта неделя была необычайно легкой — и без того полупустая школа (вернуться и закончить обучение, или же пройти повторный курс решила лишь ¼ магов) вовсе стала тихой и спокойной из-за того, что половину из лекций поотменяли, и ребята разбредались по Хогсмиду, своим башням и пристроенному саду для прогулок. А учебные оранжереи и вовсе пустовали. Впрочем, молодая гриффиндорка пришла сюда вовсе не за знаниями, а так, прогуляться и подышать свежим воздухом. В наступающей темноте, медленно наползающей на землю и окутывающей высокие каменные башни казались особо прекрасными розовые и золотые облака на краю неба. Роса уже облепила мелкие зеленые стебельки, и в воздухе стоял запах свежей травы после летнего дождя. Вокруг одинокой фигуры девушки роились светлячки. Послышался хруст, и из темноты выступил мужской силуэт. Гермиона наконец будто очнулась, и, сфокусировав взгляд, с удивлением узнала в незнакомце Драко. Тот смущенно улыбнулся, взлохматил волосы и шагнул к ней. «Гуляешь одна?», — он остановился напротив. «Да, как видишь. Хочешь, что-ли, составить компанию?», — девушка, все же поменявшая свое отношение к Малфою, опасливо покосилась на него. «Это предложение, или предупреждение со скрытой угрозой?», — его лицо оставалось серьезным, но в глазах плясали чертики. Гермиона искренне рассмеялась: «Понимай как хочешь» «Тогда я с удовольствием составлю тебе компанию», — парень пристроился и пошел рядом с немного смущенной девушкой. Какое-то время оба молчали. Гермиона наслаждалась погодой, а слизеринец — редкой близостью. Наконец Драко заговорил: «Ну… Как там твои отношения с Уизли? Я слышал, вы опять поругались. Пойму, если ты не захочешь говорить об этом.» «Нет-нет, все хорошо», — она вздохнула, — «Да, мы снова поругались. И опять из-за той же Лаванды. Сколько можно? Он говорит, что любит меня, а целует и обнимает ее. И на завтраке с ней садится, а мы с Гарри и Джинни отдельно… Я почему-то ему не нравлюсь? Во мне что-то плохо? Ну, а в ней что-то лучше?!», — Грейнджер сорвалась на крик. Драко резко развернулся и крепко прижал ее к себе. Гермиона тихонько всхлипнула, и, хоть и напряглась, но вырываться не стала, а наоборот, уперлась ладошками в его широкую грудь и заплакала. «Гермиона, ты прекрасна», — она утерла слезы и, с изумлением взглянув ему в глаза, вздрогнула. Во-первых, их лица находились очень близко, так, что кончики носов соприкасались. Во-вторых, она ожидала увидеть в его глазах сочувствие, презрение, брезгливость, спокойствие, все что угодно! Но наткнулась на нескрываемую нежность. Драко медленно приблизился, и выдохнул ей в губы: «Уизли дурак. Но ты не смотри на него. Есть я. Я люблю тебя, Гермиона», — и, словно дожидаясь немого разрешения, замер. Девушка раздумывала несколько секунд, а потом поднялась на цыпочки и легонько прикоснулась к его губам. Этого оказалось достаточно, и парень сжав ее еще крепче, наконец поцеловал. Его губы были невероятно горячими, а руки теплыми и сильными. Девушка ощутила себя в полной безопасности и робко улыбнулась… Вспоминая это спустя пять лет, и смотря на счастливую спящую жену, Драко понял, что он все сделал как нельзя лучше. Они оба счастливы.