Грехи людей и машин

She looks like the real thing She tastes like the real thing My fake plastic love But I can't help the feeling I could blow through the ceiling If I just turn and run (Radiohead — «Fake Plastic Trees») «Красные нити» созданы, чтобы быть уютными. Обстановка в стиле ретро — впрочем, возможно, на момент открытия это еще не было ретро — бесшумная вентиляция, приглушенное освещение, настоящее пианино, с механической, а не электронной начинкой. Это место уже было таким, когда Донован сюда пришел. И он знает его лучше, чем кто бы то ни было; ему не только известна каждая мелочь, вроде пятен на деревянных панелях, он умеет чувствовать настроение места. Брендайс всегда смеялся над этим выражением: «Перестань говорить об этом заведении как о чем-то живом. Это всего лишь несколько комнат, мебель и бутылки с выпивкой. Ни у чего из этого не может быть настроения». Донован с ним не спорил, но все же он знал наверняка, когда «Красные нити» счастливы, когда — огорчены. Сейчас они замерли в ожидании. И вряд ли это — ожидание чего-то хорошего. Донован почти физически ощущает это: в том, как скользит ткань по протираемому стакану, в кисловатом запахе, тянущемся из вентиляции, и тому подобных мелочах. — Как думаешь, кто из сегодняшних посетителей не отказался бы заняться с тобой сексом? — Акара облокачивается на пианино. Взгляд у нее любопытный, но спокойный, как всегда. Она притворяется, что не замечает тревоги Донована, а тот притворяется, что ей верит. Они оба безошибочно чувствуют ложь друг друга, и это делает ситуацию нелепой до комичного. Донован бы посмеялся, если бы ему не было страшно. — Это викторина? Я получу приз, если угадаю? — Донован надеется, что его голос звучит беззаботно. Он устал, его нога ноет, и он не особенно настроен на беседы с Акарой, но бармен всегда должен быть готов к разговору, это — его прямая обязанность. Даже когда дело касается разговора не с посетителем, а с коллегой. Или помощником. Он еще не решил, какое место Акара занимает в «Красных нитях». — Нет, но мне любопытно. Ты ведь разбираешься в людях, — Акара подходит на шаг ближе, ее полные голубые губы растягиваются в улыбке. Верхнее освещение уже выключено, и в полумраке она выглядит похожей на монстра из компьютерной игры. — Покажи мне, насколько хорошо. Донован пожимает плечами: — Думаю, разве что старик Марти. Я ему всегда нравился: человек из старого мира, который еще помнит мобильники с монохромными дисплеями, и с которым можно поговорить о том, как сильно все с тех пор испортилось. — Звучит не слишком сексуально. — Он привязан ко мне и приходит сюда ради меня, а не ради информации — раз уж на то пошло, в последнее время ему нечего продавать, и, похоже, покупками Марти тоже не интересуется. К тому же я бы сказал, что в его жизни меньше секса, чему ему хотелось бы. Он не из тех ребят, которые прямо заявляют «Эй, почему бы нам с тобой не потрахаться?», но кое-что в его речи и движениях смахивает на очень прямые намеки. Нет никакой необходимости пояснять, что именно он имеет в виду: Акара наверняка видит не меньше, чем сам Донован — а то и больше. Да, черт возьми, трудно было не заметить, как Марти на секунду задержал в уголке рта большой палец и даже прикоснулся к нему кончиком языка, после того как провел ногтем по правому усу, расправляя волоски. Дело явно было не в желании не упустить ни единой капли коктейля — тогда бы он ничего не оставил на донышке стакана. К тому же он слишком пристально в этот момент смотрел на Донована, явно ожидая реакции, но тот предпочел сделать вид, что ничего не увидел. Как всегда. — Это неосознанные намеки. Марти знает, что ты не заинтересован в сексе. — Охотно верю. Зато он сам заинтересован. Донован ожидает, что она продолжит эту тему, упомянет кого-то еще из сегодняшних клиентов, кто, может, не отказался бы позвать Донована к себе в постель или на свидание, но Акара только кивает и, чуть запрокинув голову, медленно опускает, как всегда, когда подключается к городской системе безопасности, чтобы узнать, не приближается ли к бару кто-то еще. Вряд ли ей действительно необходимо для этого закрывать глаза, скорее уж, она просто показывает Доновану, чем именно сейчас занята. Он почти уверен: сегодня посетителей уже не будет. Город затаился в ожидании перемен. Или Общественное Благополучие заставило его затаиться — конечно, вроде как Брендайсу удалось его сорвать, но Донован уже давно понял: «вроде как» в большинстве случаев не работают. У Суперконтинета наверняка есть запасной план, и уж как минимум бета-тест на большой группе подопытных наверняка проведут в ближайшее время. А потом найдут и способ реанимировать весь проект — если только Проксима не вмешается еще раз, Акара получит доступ к разуму невинных граждан, не догадавшихся прочитать примечания мелким шрифтом. А если Проксима спутает карты окончательно — что ж, вполне возможно, что Акара справится и без помощи Суперконтинента. В крайнем случае — отыщет на Фейсбуке еще одного сумасшедшего ученого, щедро отсыплет ему в голову своих идей, история начнется заново, и все равно получится, что Брендайс зря старался и погиб исключительно из-за собственной глупости. Впрочем, пока Акару устраивает нейтралитет. Наверное, ей не слишком хочется копаться в человеческих мозгах — хватает того дерьма, которое лежит на поверхности. Донован тоже предпочел бы не знать, что происходит в голове у парня, справляющего нужду на улице, прямо под камерой наблюдения, или выкладывающего в сеть бесконечные посты о том, почему именно нужно снизить возраст сексуального согласия до десяти лет. К счастью для него, такие парни не слишком часто заглядывают в «Красные нити», а когда заглядывают — держат свое дерьмо при себе. К несчастью для Акары — их в мире полно и она вынуждена постоянно за ними наблюдать. Даже если у нее и есть какие-то фильтры, их все равно нет смысла держать постоянно включенными. — Пожалуй, нам пора закрываться. Не думаю, что сегодня придет кто-нибудь еще. — Ты прав, — Акара открывает глаза, и светодиоды по бокам ее головы едва заметно вспыхивают белым. — Сегодня уже не будет гостей. Мы остались одни. Она опускает крышку пианино, плавно, бережно. Брендайс ее обычно захлопывал так резко, как будто боялся, что музыка улетит, если не прихлопнуть ее как следует. Резкий стук каждый раз заставлял Донована вздрогнуть. Он и подумать не мог, что будет скучать по этому звуку. — Сегодня был долгий день, — продолжает Акара, — много посетителей, много историй. И много работы. Ты, наверное, устал. Донован пожимает плечами, ожидая предсказуемой следующей фразы. Ему, конечно, далеко до совершенного искусственного интеллекта Акары, но он без особого труда может угадать, к чему она ведет. Когда вся твоя жизнь — это разговоры, совсем не трудно предположить, куда приведет еще один. — Если твоя нога болит, я могу сделать тебе массаж, — продолжает Акара. — Как Брендайс. Выступающие из ее головы металлические рога одновременно наклоняются вперед, чуть вздрагивают и снова распрямляются. Эдгару Колдстриму — или тому, кому он доверил работу над дизайном Акары — наверняка нравилось аниме с девушками-неко и он попытался сделать что-то подобное им, но почему-то предпочел не задумываться о том, насколько реальные объекты отличаются от нарисованных, или, возможно, решил, что, добавив такие детали, отодвинет Акару подальше от зловещей долины. Если так, то он серьезно просчитался. Акара выглядит скорее пугающе, чем мило, и эти движущиеся рога — или уши, или антенны, что бы ни имел в виду дизайнер — вовсе не делают ситуацию лучше. — Нет. Но спасибо за предложение. — Ты уверен? Я же вижу: ты почти не опираешься на ногу. Я знаю множество программ массажа, лечебного и расслабляющего. Это до боли похоже на неуклюжий флирт старика Марти, и вряд ли сама Акара этого не понимает. Ей, наверное, именно такой подход и кажется уместным. «Используй в баре то, что увидела в баре» или нечто еще в этом духе. — В этом нет необходимости, я вполне могу справиться с массажем самостоятельно, — Донован пожимает плечами, протирая бокал. Тот уже давно отполирован до блеска, но остановиться Донован не может. — Это был своего рода компромисс: физический контакт, удобный для нас обоих. Достаточно откровенный, чтобы это было приятно ему, и не настолько откровенный, чтобы это было неприятно мне. Акара кивает. Ее рога опять дергаются, на этот раз — более резко. Наверное, это должно означать что-то вроде «О, я только сейчас поняла» или «Ой, наверное, мне не стоило сейчас о нем заговаривать». — Я понимаю, о чем ты говоришь. Физический контакт не кажется мне необходимым, но мне кажется, он помог бы нам сблизиться. Она молчит несколько секунд, и за них Донован успевает подумать о том, что будет, если он спросит, стоит ли им сближаться. Вряд ли Акара разозлится — но проверять он не хочет. — Я понимаю, что наши отношения никогда не станут такими же, как твои отношения с Брендайсом, но я думаю, тебе сейчас необходима подобная поддержка, учитывая обстоятельства. — Она произносит это совершенно спокойно, как всегда. Может, если бы ее интонация чаще менялась, а в длинных фразах появлялись паузы — как те, которые делают люди, чтобы вдохнуть — то и двигающиеся рога выглядели бы не так пугающе. В будущих версиях Акары это наверняка поправят. — И, к тому же, я люблю тебя. Ты знаешь. Я уже говорила. Донован качает головой, не зная, что ей ответить. Когда-то в юности он мечтал о возлюбленном-андроиде, который не будет нуждаться в сексе и с которым можно будет пройтись по всем романтическим штампам: вместе встречать рассвет на крыше, ходить на танцы, прятаться под одним зонтом от дождя и тому подобное. Со временем эта мечта рассыпалась на отдельные детали и потеряла всякий смысл — сходить на танцы у Донована все равно бы не вышло, и едва ли в баре когда-нибудь начнется дождь, а вылезать на крышу или всю ночь напролет смотреть старые фильмы, укрывшись одним одеялом на двоих, вполне можно с обычным человеком, если тот готов принять тебя таким, какой ты есть. Найти такого человека, может, и непросто, но с Брендайсом Доновану повезло. Иногда он старается смотреть на это все именно так: ему повезло, пусть и ненадолго, и, возможно, однажды повезет снова. Возможно, более оптимистичный человек смог бы жить на этой мысли, как некоторые живут на китайской лапше и дешевом пиве до тех пор, пока не смогут позволить что-то получше. Но всякий раз, когда Донован себе говорит: «По крайней мере, мне повезло с Брендайсом», это подводит его к мысли о том что Брендайс мертв, и, скорее всего, был бы жив, если бы не сам Донован и «Красные нити». Или, возможно, умер бы, попав в какую-нибудь очередную перестрелку между копами и сумасшедшими подростками, занимающимися грязной работой для Проксимы — но это тоже не тянет на утешение. Кажется, красная нить Донована запуталась вокруг смерти Брендайса, зацепилась за нее как за гвоздь, продолжает закручиваться и, если ему не повезет, — то скоро совсем запутается и порвется при первом же резком движении. Впрочем, он нечасто совершает резкие движения. — Очень приятно, но, пожалуй, со своей ногой я разберусь самостоятельно. — Донован, наконец, отставляет стакан. — Я лучше пойду к себе. Сможешь закрыть бар сама? — Конечно, — произносит Акара все тем же мертвым спокойным тоном и, резко развернувшись, направляется к двери. Донован не говорил ей код от замка — в этом не было никакой необходимости, Акара выяснила его самостоятельно, подключившись к системе безопасности. Она может выяснить все, что угодно, скорее всего, ей уже известно содержание записи, которую Проксима передала Доновану — записи с визора Брендайса; им, конечно, хватило ума перенести ее на аналоговый носитель, чтобы Акара не смогла считать информацию напрямую, но, учитывая количество камер и микрофонов вокруг, скорее всего, она узнала обо всем еще до того, как Мариам положила кассету на стойку перед Донованом. В записи слишком много пробелов, особенно в видео, по ней невозможно понять, кто именно выбросил Брендайса из окна — может, это была не Акара, а сотрудники службы безопасности Суперконтиента, но это не сильно влияет на ситуацию: Акара могла помешать, должна была помешать, учитывая всю эту чушь насчет законов робототехники. Впрочем, наверное, они и не должны распространяться на искусственный интеллект, самозародившийся где-то между между анонимными бордами и даркнетовскими порносайтами со снаффом. Мысль о том, что Акара появилась на свет сама по себе, отлично укладывается в голове у Донована. Куда лучше, чем версия о том, что она была написана командой программистов под руководством Колдстрима. Тот, может, и умнее, чем можно ожидать от парня, изо всех сил цепляющегося за образ карикатурного «крутого ученого», но, возможно, человек в принципе не способен создать настоящий искусственный интеллект — по крайней мере, успеть сделать это раньше, чем эволюция справится самостоятельно. Судя по Акаре, справилась она неплохо. Это — не самая худшая мысль, с которой можно уйти спать, поэтому Донован хватается за нее, на прощание окидывая стойку взглядом. — Подожди, — говорит Акара, — я хочу с тобой поговорить. — О моей ноге или о Брендайсе? — Ни о том, ни о другом, конечно, но Донован позволяет себе сделать вид, будто ничего не понимает. — О том, что я тебя люблю. Он может только догадываться о том, что именно Акара подразумевает под этим словом. Люди говорят «любовь» подразумевая множество разных вещей, и далеко не все из них Донован бы назвал приятными. Вряд ли она имеет в виду «люблю» в смысле «люблю тебя как ореховое мороженое и с удовольствием бы съела» или что-то в этом духе, но среди более вероятных вариантов тоже хватает не самых лучших. Донован не уверен, что хочет знать. На самом деле, хочет прямо сейчас он только одного: сбежать отсюда, и чем дальше — тем лучше. Он не трус, не в том значении, которое этому слову придают обычно, он может стоять спокойно под дулом револьвера, ожидая выстрела — но Акара его пугает. Потому, что она больше и сложнее любого сукина сына, решившего прийти в бар с пушкой. Она вполне способна на вещи пострашнее убийства. И именно поэтому он остается, хотя правда устал и предпочел бы отправиться в свою комнату, раз уж покинуть «Красные нити» ему не дано. Тоже бегство, пусть и менее эффективное. — Хорошо, — он оборачивается и снова подходит к стойке. На секунду задумывается о том, не стоит ли сесть, но эта мысль тут же отзывается ноющей болью, ползущей по ноге до середины бедра. Стулья слишком высокие. Пожалуй, надо будет заказать несколько пониже и поменять столики у стены на более приземистые — давно пора. Даже в «Красных нитях» есть что изменить к лучшему. С другой стороны, было бы неправильно менять сложившийся порядок вещей. — Я знаю, что ты знаешь все о моем последнем разговоре с Брендайсом. Это «все» тут не случайно. Акара явно намекает, что за помехами не скрыто ничего важного, но Донован понятия не имеет, правда это или ложь. И у него вряд ли когда-нибудь появится шанс выяснить. — Я догадывался, что ты знаешь. Просто не было повода обо всем этом поговорить. Акара опять улыбается и плавно поводит рогами. «Я оценила твою иронию», или что-то в этом духе. — Я надеялась, что это все произойдет более романтично. Может, Гхост или кто-то еще из нелегальных торговцев информацией каким-то образом добудет полную запись с камер наблюдения Суперконтинента, сможет оцифровать ее в безопасном пространстве, к которому не будет доступа у меня, а ты отсмотришь ее в таком же безопасном пространстве, хотя бы в подсобке, и какое-то время будешь хранить правду в тайне, гадая, стоит ли раскрывать передо мной карты. — А такое действительно могло произойти? — Да. Не самый вероятный вариант развития событий, но и не самый невозможный. Гораздо удивительнее было бы, если бы ты вообще ничего не узнал. Донован не уверен в серьезности этих слов. Акара не особенно склонна к сарказму, но наверняка на него способна. По крайней мере, она должна понимать, как он работает, и когда его вполне можно использовать. — Не торопись. Если тебе нужно немного больше времени, чтобы собраться с мыслями — просто постой здесь, пока я займусь кассой и погашу свечи. Она прекрасно знает, что нужно делать, и это касается не только элементарных механических действий. Она знает, как бар работает, по крайней мере — на самом простом, верхнем уровне. Доновану нравится думать, что ей не проникнуть в душу «Красных нитей» так же глубоко, как проник он — если только эта душа вообще существует где-то, кроме его воображения. Эта мысль не слишком приятна, но полностью выбрасывать ее из головы он себе не позволяет: даже самые приятные теории обязаны оставаться в тени сомнений. Так или иначе, Донован более чем уверен: Колдстрим ему не солгал: Акара может справиться с работой бармена, от и до. Даже в «Красных нитях». Тем более, что он не знает, как изменится здесь все после его ухода — или смерти. Акара разбирается в людях достаточно хорошо, чтобы ей не понадобилась помощь духов. В конце концов, смешивание коктейлей — всего лишь ремесло, ловкие движения рук и хороший глазомер, а чтобы подобрать правильный рецепт — нужно уметь считывать микровыражения с человеческих лиц, чтобы вытащить на свет все скрытые эмоции, и совершенному искусственному интеллекту такое наверняка по плечу. Акара может убить Донована, занять его место, и «Красные нити» продолжат свое существование как ни в чем не бывало: те же клиенты, те же коктейли, та же музыка. Возможно, некоторые даже не обратят внимания на то, что бармен сменился. Донован не может убить Акару. Конечно, он держит под стойкой дробовик на случай, если какой-нибудь наркоман решит залезть в кассу, но, разнеся выстрелом голову этому телу Акары, он не решит проблему. У нее есть доступ к любому из созданных Колдстримом тел, и, скорее всего, не только к ним. Рано или поздно она до него добралась бы, даже если бы он придумал, как сбежать отсюда. Так что ему остается только ей подыгрывать. Что ж, уметь подыгрывать тому, кто с тобой разговаривает — тоже часть обязанностей бармена. Не такая интересная, как приготовление коктейлей, но с ней Донован тоже всегда справлялся идеально. Хотя Акара и с этим справится идеально. Пока что ей не доводилось обслуживать посетителей, но тут Донован не позволяет себе цепляться за самообман: может, Акаре не дотянуться до каких-то тонких материй и не смешать коктейль, пробуждающий в человеке надежно спрятанные эмоции, но большинству это и не нужно: они здесь ради выпивки и обмена информацией. — Понимаешь, — Акара убирает со стойки отполированный Донованом стакан, — я хочу, чтобы ты тоже меня полюбил. И я сделаю все возможное, чтобы это произошло. — Ты обещала дать мне немного времени, чтобы собраться с мыслями. Он надеется отшутиться, но, конечно, это не срабатывает. — Я могла бы вести себя как Брендайс. В этом даже была бы своеобразная логика, верно? Он нравился тебе, и, возможно, тебе понравился бы кто-то похожий на него. Но мне кажется, что тебе понравится и кто-то совершенно другой. — Так вот почему ты теперь ведешь себя со мной как стереотипный робот из сериала девяностых годов? Попробуй говорить по слогам, это сделает твой образ еще убедительнее, — Донован надеется, что его голос звучит твердо и равнодушно. На самом деле он испуган. Скорее всего, Акара об этом догадывается, но он не готов раскрыть перед ней все карты. Рога Акары чуть отклоняются назад, и светодиоды на них вспыхивают голубым. Наверное, так она показывает свое разочарование. — Я хочу показать тебе, что мы с тобой не так уж сильно друг от друга отличаемся. Я не хочу притворяться кем-то другим, точно так же, как и ты. Ты мог бы притвориться, правда? С Брендайсом или с кем-то еще, не важно. Многие притворяются. Например, такие как ты часто притворяются, что им нравится секс — ради партнеров, которых не хотят огорчать. Думаю, тебе доводилось сталкиваться с такими людьми. Я видела их посты в социальных сетях, и ты, наверняка, тоже. Люди притворяются, что верят в бога — ведь иначе им придется отвечать самим за собственные поступки. Люди притворяются, что им нужны давно потерявшие значение связи, или, наоборот, не нужны новые. Ты понимаешь, о чем я говорю. Еще одна пауза. Наверное, Акара дает ему время подумать. — Я создана похожей на человека и поэтому тоже умею притворяться. У меня есть несколько профилей человеческого поведения, которые я использую для симуляции личности, но сейчас я перевела их в режим более нейтрального использования. Я не хочу скрывать, что я машина. — Ты уверена, что для этого необходимо разговаривать как робот из мультфильма? — Простое и показательное воплощение концепции. Донован снова задается вопросом о том, не сарказм ли это — сарказм, конечно, вряд ли вписался бы в «простой и показательный» образ робота, но Акара слишком умна, чтобы не понимать: во-первых, она уже выглядит как робот и нет никакой нужды это подчеркивать, а во-вторых, честность — не самый очевидный способ заставить кого-то тебя полюбить. Особенно — кого-то, кто заперт с тобой в одном помещении и не может сбежать. Акара явно ожидает продолжения разговора. Все, что Донован хочет ей сказать — «Хватит на сегодня, я хочу спать», но он уверен, что она так легко его не отпустит. Лучше уж сразу перейти к главной части разговора. — Чем ты отличаешься от старика Марти с его дурацким флиртом? — У него в голове эта фраза звучала чуть менее грубо. Пожалуй, Донован устал сильнее, чем предполагал. — Тем, что у меня больше шансов. И дело не только в том, что он неизбежно будет хотеть от тебя секса, даже если ты будешь каждый день напоминать ему о своих предпочтениях. Я умнее, чем Марти, и это делает меня более привлекательной в твоих глазах. Рано или поздно ты перестанешь это отрицать. И тогда задумаешься о том, как мы похожи, тебе захочется узнать меня ближе. Это и будет началом нашей любви. Она говорит так уверенно, что Доновану опять становится не по себе. — Не знал, что ты умеешь предсказывать будущее. — Предсказание будущего невозможно, — Акара терпеливо улыбается. Ее тон звучит так, как будто она объясняет что-то исключительно тупому ребенку. Или собаке, которая все никак не может запомнить, по какой команде ей прыгать. — Но алгоритмы человеческого поведения достаточно стабильны, чтобы можно было предполагать возможные события. С достаточно большой вероятностью. В переводе с языка Акиры: «Я уверена, что ты полюбишь меня, поскольку у тебя все равно нет альтернатив». Донован не особенно хорошо разбирается в аниме, но, кажется, именно такой тип девушек принято называть «яндере». — Мы с тобой — идеальная пара, поэтому нам так удобно вместе работать. Мы хорошо разбираемся в людях. Мы знаем, что им нужно, и знаем, что они не всегда станут счастливее, получив это. Еще одна фраза, которую Донован определенно не станет произносить вслух: «Тогда почему ты так уверена, что кто-нибудь из нас двоих станет счастливее, если ты получишь то, чего хочешь?». На этот раз дело не в том, что он боится рассердить Акару. Раз она так хочет, чтобы он ее полюбил, значит, не станет убивать его на месте, по крайней мере — пока не убедится в ошибочности своего подхода. Но он совершенно не хочет выслушивать сейчас очередной поток машинных объяснений, не особенно хорошо укладывающихся в человеческой голове. Особенно после рабочего дня. — Я — хороший собеседник, а именно это ты ценишь сильнее всего. В разговорах со мной можно узнать много нового. Я полезна как коллега. Я легко пойму, что ты чувствуешь, и предугадаю любое твое желание, что делает отношения со мной очень удобными. Например, раз тебе не нужен секс, я его от тебя не потребую, — продолжает Акара. — Ты получишь только те формы физического контакта, которые будут тебе приятны. Я знаю, что ты предпочитаешь мужчин, но у тебя были отношения и с женщинами. Впрочем, если хочешь, я могу подобрать себе новый физический интерфейс, более маскулинный. Это не займет много времени. Донован надеется, что это «подобрать интерфейс» не значит «поймать на улице какого-нибудь парня, расчленить его и использовать части его тела». От Акары вполне можно ожидать подобного. — Я правда должен объяснять, что дело не в твоем поле? — Я надеялась, что все-таки в нем, — говорит Акара и снова дергает рогами. Донован едва не спрашивает «Ты умеешь надеяться?», но вовремя глотает этот вопрос: с ним разговор затянется еще надолго, а он слишком хочет уйти. Лечь спать и хотя бы на несколько часов забыть об Акаре, сидящей здесь, в зале, подключившись к информационным сетям города, чтобы наблюдать за происходящим на улицах, читать тысячи постов в социальных сетях, узнавать о мире больше, словом — отдыхать так, как это делают роботы. Брендайс так называл свободный серфинг по интернету: «отдыхать как робот, пропуская информацию через себя». — Но детали не имеют значения, — продолжает Акара. — Я рада, что мы поговорили и теперь ты в курсе моих планов. Я просто останусь здесь, рядом с тобой. Проведу здесь столько времени, сколько понадобится. И, может быть, рано или поздно, ты со мной согласишься. — А если нет? Акара молча пожимает плечами и снова улыбается. У нее полно времени, она может ждать хоть целую вечность, ей не придется откладывать ради этого другие дела; она достаточно многозадачна, чтобы полностью посвятить жизнь одного из своих тел попыткам добиться любви Донована, он в этом уверен. А если он умрет раньше, чем полюбит Акару, то ей, по крайней мере, останутся «Красные нити», со всеми постоянными клиентами и историями, которые они рассказывают. — И это все, что ты хотела мне сказать? — Конечно. На сегодня тебе точно хватит этой информации. Информации больше чем достаточно, это правда. — Тогда доброй ночи, — говорит Донован и, развернувшись, уходит. — Доброй ночи, — говорит Акара ему вслед. — Я люблю тебя. Может, Акаре тоже однажды повезет и она встретит своего Брендайса. Кого-то, кто будет любить ее такой, какая она на самом деле. Почему бы и нет. Даже у всемогущего искусственного интеллекта, способного — а, возможно, и планирующего — уничтожить человечество, должны быть свои шансы на счастье. Должен быть кто-то, с кем его свяжет красная нить. Донован только надеется, что этим кем-то будет не он сам.