Face yourself

Перед глазами густая, безбрежная тьма, а в ушах звенит, будто заела пластинка с записью разбивающейся стеклянной бутылки от осточертевшего бурбона. Зябко. Брюс порывается растереть леденеющие запястья друг о друга, чтобы согреть хотя бы их, и лишь в этот момент наконец соприкасается с реальностью целиком, чувствуя тугие тиски веревок по всему телу. Смешно. Это кому могло прийти в голову привязать его к.. да чёрт вообще знает. Поверхность позади казалась.. гладкой? Брюс несколько раз постукивает о неё затылком и неприязненно жмурится от новой волны боли. Голова гудит, будто после хорошей попойки. А может это и была она? Уэйн силится разорвать тиски или, по крайней мере, понять, где именно они оплетают тело. Результат неутешителен: связан он буквально по рукам и ногам, даже шею не забыли прижать двумя тугими обхватами. Удивительно, что в таких условиях ещё можно дышать, — думает про себя Брюс и усмехается. — Чёрт, — карманы совершенно пусты, а поменять исходное положение удаётся едва ли на пару сантиметров. Разум беспорядочно пытается подобрать варианты дальнейших действий, не желая принимать очевидную беспомощность тела. Тем временем последнее воспоминание, нечеткой картинкой очерченное на границе сознания — непримечательное утро. Кажется, он направлялся в участок для того, чтобы.. ㅤ ㅤ ㅤ ㅤПойзон вернулась. Брюс чуть ли не ликует про себя, ухватившись за ниточку, способную, пускай пока лишь фигурально, но сдвинуть его с мёртвой точки. — Айви! — рычит Брюс почти истошным криком, и сам пугается своего голоса. Напускное спокойствие даёт трещину, через которую с ощутимым успехом проскальзывают нотки паники, эхом проносясь вдоль холодного помещения. И вновь тишина. Вакуум давит ничуть не меньше жестких верёвок, и Брюс задумывается над тем, чтобы крикнуть ещё раз. Но не успевает. Поворот ключа в замочной скважине и скрип двери разрезают тишину, ударяя по барабанным перепонкам разрядом тысячи молний. И вновь: единственное, что можно сделать — зажмуриться. Удачная идея, учитывая, что в следующую секунду по комнате огненной, слепящей дымкой проносится свет от.. десяти? Пятнадцати лампочек? Брюсу кажется, что их больше. — Вечно ты меня с кем-то путаешь, Брюс, — на два часа звучит обиженный, до тошноты знакомый баритон, и Уэйн бы непременно чертыхнулся, если бы не воспитание. — Прости, прости, не хотел доставлять тебе лишних неудобств, малыш. Но это необходимость. — Валеска подступает к пленнику в несколько спешных шагов, звучит взволнованно. — Как ты? — Поправляет Брюсу воротник рубашки, будто мятая ткань — бо́льшая из его проблем. Наследнику многомиллионной компании хочется выплюнуть Джереми в лицо что-нибудь едкое, но он лишь плотнее сжимает вместе губы. Усилием воли концентрирует настороженный взгляд. — Зачем ты привёл меня сюда? Раз не убил, чего хочешь добиться? — сквозь зубы. Зло. Так, чтобы не обольщался своему положению. — Очарователен, как и всегда. Твоей любознательности можно лишь позавидовать, — ласково улыбается Джереми. — Скажи, Брюс-си, чего ты больше всего желаешь? — Сейчас? Свидание моего кулака и твоего не в меру довольного лица. Злится. Валеска в ответ лишь закатывает глаза. — Да неужели, у тебя есть чувство юмора. Ну же, Брюс, соберись, я спрашиваю совершенно серьёзно. — Я более чем серьёзен, — насмехается с совершенно равнодушным лицом. — Хорошо, давай всё упростим. — Строит недовольную мордочку Джереми, но уже через секунду вновь расплывается в улыбке. — Ты ненавидишь меня. Хорошо, не меня. Разумеется, не меня, дорогой. Но таких, как я. Презираешь каждого подонка в этом городе, ходящего с прогнившей до сердцевины душой нараспашку. Ты желаешь каждому из них смерти, какой бы «высокой» и чистой моралью не прикрывался. Признай, Брюс. — Ты не знаешь меня. — «Голос дрогнул. Всего на секунду, но дрогнул.» Обороняется. В морозных глазах с оттенком безумия вспыхивают победоносные искорки. — Нет, Брюс-си, знаю, и очень хорошо. Я знаю всю твою историю, все твои неосторожные поступки, и все тёмные мысли, — хватает парня за подбородок, мечущимся взглядом скользя по лицу. — Заканчивай с бредом. К чему ты ведёшь? — Рад, что ты спросил, — отступает Джереми, вновь надевая маску спокойствия на лицо. — Взгляни, — ладонь, облаченная в насыщенно-черную перчатку в тон костюму, вынимает из левого кармана рубашки карминового оттенка маленький, изящный флакончик. — Нет. — Брюс не идиот. Валеска явно не для того, чтобы похвастаться новыми духами, его сюда притащил. Хотя лучше бы так. — Нет, Джереми. — Да, Брюс. — Впервые за последнюю четверть часа Уэйн чувствует страх. Животный. Набатом кричащий в черепной коробке «Бей или беги». Вот только он не в состоянии сделать ни того, ни, — пресвятой Аркхэм, — другого. Валеска смотрит на собеседника, как игрок, не знающий поражения. У Брюса от этого взгляда узел в животе и дрожь по всему телу. — Это нечто особенное. Специально для тебя. Не представляешь, скольких.. пуль мне стоил этот пузырек. Но не подумай, я отдам всё, что угодно, ради тебя, мой дорогой лучший друг. Уэйн пытается вспомнить хотя бы одну молитву — тщетно. В голове пусто, а воздух перестал поступать в легкие уже секунд как двадцать назад. Может он успеет задохнуться от отсутствия кислорода прежде, чем от ядовитого газа? Чем чёрт не шутит. — Не волнуйся, единственное, на что способен этот флакончик — освободить тебя настоящего. Он тебя не убьёт, — шаг ближе — Шах. — В какой-то мере то же случилось и со мной, Брюс. Я ведь сказал, что мы будем связаны. — Кисть с ядом ровно напротив лица. Брюс опять крепко стискивает веки. Это всё просто не может быть по-настоящему. — Сегодня будет второй самый значимый день в твоей жизни, — шепчет, наслаждаясь последними секундами прежнего Брюса, связанного по рукам и ногам на деле вовсе не веревками — но собственными вшивыми принципами и непозволительной в обстоятельствах собственной жизни душевной слепотой. ㅤ ㅤ ㅤ ㅤ« ..в Готэме нет героев. » Мат. ㅤСекунда. После ещё одна.. Джереми ждёт без преувеличения с замиранием сердца, от волнения прикусив тёмно-бардовую нижнюю губу. Лихорадочно следит за движением каждого мускула на лице Брюса. И всё равно пропускает момент, когда тот буквально разрывает тиски на запястьях, — останутся полосы, непременно, — и резко притягивает к себе Валеску за черный галстук, усыпанный золотыми нитями. А вот это не по плану.. Уэйн выхватывает из правого карманы рубашки Джереми складной нож и приставляет его к горлу мужчины со злостью во взгляде. Тот инстинктивно хватается за руку, держащую галстук, дыхание сбивается, а на лице вырисовывается восхищение вперемешку с намёком на удивление. — Что ты намерен делать теперь, Брюс? — Выходит хрипло, совсем не весело и даже не истерично. Прямой вопрос, без намёка на скрытые смыслы. Брюс в одно и то же время не имеет ни малейшего понятия и абсолютно уверен в ответе на него. У него немного кружится голова — а может это мир вокруг решил устроить себе небольшую встряску? Собственное дыхание вкупе с биением сердца походит на цунами по частоте звука и интенсивности. Состояние похоже на то, что он испытал после двух таблеток той дури в дорогом клубе на окраине. Нет, хуже. В пару сотен тысяч раз. Слишком громко. Слишком ярко. Органы чувств обостряются до невозможности, и появляется ощущение, что секунда — и он взорвётся, будто очередная бомба, установленная ныне — сумасшедшим, прежде — гением инженерии. Но Брюс Уэйн не может позволить себе подобную роскошь. Даже с десятизначными цифрами на банковском счету. Вместо этого он разрезает проклятые верёвки, всё ещё опутывающие затекшие мышцы. Валеска пользуется заминкой, отпрянув назад на несколько шагов, но Брюс не допускает и мысли о том, чтобы позволить ему сбежать. Ураган в сознании понемногу замолкает, остаётся лишь тихая ярость под рёбрами. Как бы ни хотелось, чтобы этот сукин сын оказался неправ, желание пустить пулю в лоб какому-нибудь моральному уроду действительно затмевает все остальные мысли. Что ж, пули у него нет — зато есть нож. Пусть поплатится за то, что посадил в своём палаче росток этой пронизывающей кожу до последнего сантиметра ненависти. Брюс нападает, нанося удары в полную силу. Совершенно забывает, что когда-то они были друзьями. «Какая жалость» — думает про себя Джереми и отражает, если не каждый первый, то по крайней мере второй (..ну хорошо, третий) удар парня, смотря на него с безропотным обожанием в глазах. Даже в моменты, когда приходится отхаркивать кровь без возможности убрать металлический вкус с губ. — Видишь, Брюс. Гнев — твоя истинная сущность. Ты жаждешь нести разрушение во имя благой цели. Ты жаждешь убить меня! — Валеска заходится в игривом смехе с нотками истерики. — Да, — удивительно спокойно соглашается Брюс. — Только тебе нет смысла радоваться этому факту, — нож вновь оказывается в сантиметре от горла своего бывшего владельца, заставляя застыть на месте. — Кому нужен смысл, Брюс?! Ты стал тем, кем должен был много лет назад. Это восхитительно! — И тебе дорого придётся заплатить за это. — Обманчиво мягким голосом отвечает Брюс, склонив голову набок. В следующее мгновение он уже перекручивает Джереми руки, заставляя опуститься на пол на одно колено. Лезвие прижато сильнее прежнего, сквозь легкий порез уже блестят капли густой, багряной жидкости. — Удачно выбрал рубашку. Не испачкается, — шипит (уже бывший?) герой Готэм-сити. — Постой, постой, Брюс-си. Нам некуда торопиться. Ты можешь убить меня в любую секунду, — мягко бормочет Валеска, краем глаза глядя на ручку складного ножа и пальцы, обхватившие его. Даже не дрожат. Потрясающе. — Я вовсе не против. Я не боюсь смерти. Теперь уж точно. Но подумай слегка наперёд, будь «бла-го-ра-зу-мен», — усмехается, но спустя секунду возвращает голосу серьёзность, — подумай о своих близких. Альфред, Джим, та драная кошка.. — остриё прижимается ещё ближе, хотя Джереми и кажется, что ближе — только сама смерть, — ..я хотел сказать мисс Кайл, разумеется. Подумай о том, как объяснишь им всё, что творится с тобой сейчас. Этот газ был сформирован так, чтобы к нему невозможно было создать антидот. Кровь того больного из Аркхэма с похожей, мм-м, проблемой тебе уже не найти, мы сожги его тело. Раздражал просто невероятно. Уверен, ты не будешь таким- — Заткнись. — Шипит Брюс, пытаясь думать. И как только этому сумасшедшему удаётся вкупе с абсурдом выдавать разумные мысли. — Они не примут. А я да, Брюс. — Тихо, мягко разворачивается к собеседнику Джереми, позволяя всё также удерживать нож у своего горла. — Я на твоей стороне, всегда. Вместе мы дадим этому городу то, что ему действительно нужно. Это наша судьба. Но у тебя есть выбор. Если хочешь, убей меня прямо сейчас, откажись от неё, — в глазах ни намёка на подвох, который так отчаянно надеется увидеть Уэйн. Ему нужен лишь крохотный повод, — если же нет.. — Валеска делает то, что Брюс ожидает меньше всего: протягивает к нему руки, раскрывая объятья. Фатальная ошибка. Со звоном лезвие оказывается отброшено куда-то к стене. Бывший герой не оседает — падает в чужие объятия и дышит быстро-быстро. Быстрее, чем этот паршивый яд распространяется по венам. Его мир только что сошёл с ума. Так почему от ощущения чужих теплых и уверенных прикосновений он чувствует себя в безопасности? Наверное, именно поэтому. Брюсу хочется заплакать. Разрыдаться прямо здесь от беспомощности — куда большей, чем та, что он переживал, пребывая в тисках из веревок. Валеска солгал ему сегодня только в одном: у него нет выбора. — Ты такой ублюдок, Джереми. — Я тоже люблю тебя, Брюс.