Obsession

Демоны приходили к ней по ночам, если перед сном она не успевала пересчитать трещины на потолке. В общей спальне, которую Кейли делила с еще пятью ученицами, потолки были высокие, грязные, в последний раз их штукатурили едва ли не во времена тевинтерского владычества, и трещин на них было видимо-невидимо. Кейли прилежно считала их, торопясь успеть, пока не догорит свеча – сначала ее соседки ругались из-за света, который мешал им спать, но потом смирились и уступили. Одна трещина огибала полукружьем лепную розетку – это раз, другая – проходила острым зигзагом, как молния – это два. Еще одна разветвлялась на множество мелких, что делало ее похожей на русло реки или (Кейли боялась об этом думать) – на кровеносный сосуд. Все мелкие ответвления тоже нужно было сосчитать; Кейли напрягала глаза, пока те не начинали слезиться. Иногда, в плохие дни, она сбивалась по несколько раз, а это означало, что счет нужно начать заново. Один – полукруг, два – молния, три – капиллярная сетка. Если свеча догорала до того, как Кейли успевала закончить счет, ночью к ней приходили демоны. Они кружили над ней, а вокруг колебалась Тень, похожая на застывший в падении снег. Демоны голода, иссохшие, с алчным блеском в глазах, ластились к ней, как кошки. Демоны праздности мурлыкали колыбельные, а демоны гнева грели ей ноги: зимой, когда озеро Каленхад замерзало, в башне Круга становилось очень холодно, и по утрам, чтобы умыться, сначала нужно было разбить лед в тазу. Демоны желания улыбались ей, как подруге детства. У демона гордыни были сильные руки и голос отца. Демоны говорили с Кейли, хотели, чтобы она делала плохие вещи. Почему бы тебе не залезть на стол во время завтрака и не сплясать, а? – говорили они. В это же нет ничего дурного, верно? Задери юбки и спляши, прыг-скок, так, чтобы миски подскакивали, разбрызгивая во все стороны кашу. Позови огонь, чтобы стало тепло, позови молнии, чтобы они искрили красиво, вот увидишь, даже Грегор заулыбается, ведь нельзя не улыбаться, когда электрическая буря выжигает тебе глаза. А затем позови и нас, ты ведь не хочешь, чтобы твои друзья пропустили все веселье? Кейли таращилась в сумерки, натянув одеяло до самого носа. Сумерки колыхались вокруг, они были неотличимы от Тени. Демоны говорили с ней в темноте: ну что же ты, Кейли, не гони нас, мы – везде, мы – внутри, мы – это и есть ты, как ты можешь нас отвергать? Когда такое случалось, считать трещины было поздно, нужно было с головой залезть под одеяло, чтобы голоса демонов стали тише, и шепотом молиться. Кейли читала Песнь Света наизусть, хуже всего – это перепутать слова: если перепутаешь, демоны смеются и снова хочется сплясать на столе, и позвать электрическую бурю, а под одеялом пахнет потом и страхом, и душно, как перед грозой. На следующее утро Кейли шла в часовню – до завтрака, пока там никого не было, разве что у входа скучал дежурный храмовник. Пока ее никто не видел, она трижды обходила алтарь по часовой стрелке, а потом еще трижды – против. Тогда ей становилось немного спокойнее, только хотелось плакать. Создатель проклял ее: должно быть, она чем-то провинилась перед ним, и что хуже всего – даже не знает, чем. Магия – проклятие, кара, злая болезнь. Однажды она сказала это старшей чародейке Винн, и та долго увещевала ее, говоря: магию можно использовать и во благо, дитя. Винн, наверное, пыталась ее утешить, но Кейли знала правду: магия идет из Тени, а значит, от демонов, и она может лишь прикидываться доброй. До десяти лет у Кейли была семья – родители, два младших брата. Отец ее держал пекарню в Денериме, и в их доме всегда пахло свежим хлебом. Кейли играла во дворе – девочки размечали землю острым прутиком и скакали по получившимся квадратам в определенном порядке, и ни в коем случае нельзя было наступать на линии. В линиях прятались демоны, так же, как они прятались и в трещинах на потолке, и в зазорах между крупными булыжниками, какими мостили улицы Денерима. Одна девочка сказала Кейли, что если наступить на такой зазор, случится несчастье. Пол в Башне был замощен множеством каменных плит, и Кейли знала каждую в лицо, как добрую подругу или злейшего врага. В спальне плиты хорошие, большие, ходить по ним легко, а вот в коридоре первого этажа – мелкие и опасные, да еще и потрескавшиеся местами, а на трещины наступать ни в коем случае нельзя. Но хуже всего – шестиугольная плитка в кабинете Первого Чародея – Кейли была там всего два раза, первый – когда ее только привели в Круг, и второй, когда она нечаянно порезала руку ножом для бумаги. Плитка была такой мелкой, что на ней даже не помещалась стопа, и волей-неволей Кейли вынуждена была стоять на зазорах. От этого ей стало совсем плохо, как будто мало было того, что с ее пальцев капала кровь. Кровь – это магия, а значит – зло; и Кейли думала – а что если я зачерпну ее сейчас, превращу в огонь и брошу в лицо старому Ирвингу, чтобы у него загорелась борода, то-то было бы весело. Она рыдала и билась в истерике, и Ирвинг не понимал, из-за чего. А старший чародей Ульдред сказал, отвратительно ухмыляясь: - Смотрите, какой великолепный образчик церковного воспитания. Эта девочка боится даже того, что у нее вообще есть кровь. И глаза у него были при этом злые, и он смотрел на Кейли, как смотрят на уродливое, запаршивевшее, неизлечимо больное животное перед тем, как его прирезать. Всю ту ночь Кейли провела в часовне, пыталась молиться и забывала слова. Свечи мерцали, заставляя воздух дрожать и колебаться, и в их неверном свете вышитое золотом солнце на алтарном покрывале, казалось, корчится в агонии. Вскоре после этого начался Мор. Кейли, конечно же, знала, кто всему виной. Умом она понимала, что не в ответе за давно сгинувших магистров Тевинтера, однако легче ей не становилось. Что если порождения тьмы войдут в Денерим, что тогда? Она закрывала глаза и видела, как полыхает отцовская пекарня, а еще ей чудились мертвые братья, мать с перерезанным горлом, и огромные лужи остывающей крови, в которой плавают пышные свежие булочки. Кейли просила у Создателя прощения за то, чего не совершала, а еще - считала трещины каждый вечер, и дотрагивалась до дверной ручки семь раз прежде, чем ее повернуть, и складывала книги по размеру, и только на правой стороне стола. Спляши, - говорили ей демоны. Спляши, спляши. Она пересчитывала трещины снова и снова, но это больше не помогало. Настоящие демоны живут внутри людей, и именно магия помогает им сбыться. Срыв наступил, когда Ульдред и другие чародеи вернулись в Башню из-под Остагара, и с собой принесли весть о разгроме. Мор начался из-за магов, - стучало в ушах у Кейли. - Магия убила всех этих людей. Магия убила короля Кайлана. Она не может попросить у рыцаря-командора Права Уничтожения – тот посмеется над ней, выставит ее за дверь. Зато она может вынудить его применить это право. Ножом для бумаги она отворила себе кровь на левой руке, и позвала своих старых друзей. Теперь от них нельзя было укрыться под одеялом. - Спляши, - попросили демоны. - Подождите до завтра, - ответила Кейли. – До собрания. И тогда весь Круг во главе с Первым Чародеем спляшет для вас.