Портрет

Люциус понял, что это несколько неправильный портрет, буквально в первую ночь, как, поддавшись порыву, повесил его у себя в спальне. Порыв был мимолетен, скорее каприз, чем взвешенное решение, но иногда после пары бокалов огневиски лорд Малфой становился излишне сентиментален. Намек на возраст от дорогой супруги Люциус пропустил, приписав ее язвительность осенней хандре и особому состоянию женского организма, когда даже леди не может удержаться от колкостей. Поэтому портрет Северуса Тобиаса Снейпа занял свое место почти незамедлительно — вышколенные домовики тянуть с выполнением приказа не стали. Поздним вечером, после еще пары бокалов виски — ностальгия требовала срочных мер — Люциус поднялся в спальню. В неярком свете пары магических светильников портрет на стене выглядел даже более мрачным, чем днем в гостиной. На картине Снейп был изображен в черной мантии, родной сестре тех, что он предпочитал при жизни, и не сливался с темным же фоном только потому что в руке сжимал свечу, которая слегка разгоняла сумрак и делала контуры фигуры едва заметными, а худое бледное лицо изрезала глубокими тенями. — Спокойной ночи, Северус, — сказал Люциус, укладываясь в постель. — Ты бы еще колпак надел. — Что? — Люциус приподнялся с подушки и с недоверием уставился на портрет, уверенный, что ему показалось. — К этой чудесной ночной сорочке с рюшами весьма хорошо подошел бы ночной колпак, — любезно, насколько позволяла желчь в голосе, пояснил Снейп. — Э-э, — Люциус не нашелся сразу с ответом. — В Малфой-мэноре это неактуально, у нас нет сквозняков! — Что, даже и лысина не мерзнет? — Да как ты смеешь! — задохнулся от возмущения Люциус. — Значит, не мерзнет, — заключил Снейп и, кажется, расстроился. Люциус лег и сердито завернулся в одеяло. Спорить или что-то доказывать портрету бывшего соратника и товарища по оружию было ниже его достоинства. Краем глаза Люциус заметил, что пятно света от свечи на портрете слегка заколыхалось, но он плотно сомкнул веки, не собираясь разбираться, чем там занят Снейп. — А одеяло у тебя на гагачьем пуху или на павлиньем? Люциус резко сел и прошипел, наставив на портрет волшебную палочку: — Еще одно слово и… — И что? Но ты не ответил на вопрос. — Как ты себе представляешь павлиний пух? — вместо того, чтобы послать в портрет испепеляющее заклинание или заклятие немоты, ядовито ответил Люциус. Потому что такая глупость пусть и требовала каких-то решительных мер, но оставлять вопрос висящим в воздухе крайне не хотелось. Да и, положа руку на сердце, картину тоже было жалко, по нынешним временам стоила она немало, и не в правилах Малфоев бросать деньги на ветер. — Ну как… Обычно. Павлин — птица, а птица значит перо и пух. Можно даже перья с хвоста ободрать, выкинув среднюю жесткую часть. — Ободрать?! — Ну линяют же они когда-то. И дохнут… Дальше Снейп ничего не успел сказать, получив заклятие немоты. Люциус спал отвратительно, всю ночь домовики во сне подносили ему на серебряных блюдах ощипанные туши мертвых павлинов. И ничего удивительного, что на завтрак он спустился слегка не в духе. Наверное, поэтому днем Нарцисса внезапно решила навестить французскую родню, а Драко вспомнил о срочном деле в Косом переулке. — К ужину не жди, папа, — передразнил его Люциус и поднялся в библиотеку, где можно было устроиться в уютном кресле у камина и подремать над томиком средневековых виршей — недостаток ночного сна дурно сказывался на его характере и делал ужасным мизантропом. — Как-то ты немелодично храпишь, — раздался чей-то скрипучий голос над ухом. Люциус вскинулся, на самом деле всхрапнул, как нетерпеливый скакун, осаженный твердой рукой всадника, и уставился на портрет Северуса Тобиаса Снейпа, оказавшийся на стене справа, где еще недавно и совершенно точно висел охотничий пейзаж с тетеревами. — Я не храплю, — процедил Люциус. — Тогда, наверное, распеваешь комические куплеты? — предположил Снейп. — Но почему носом? Люциус выхватил волшебную палочку, но она как назло зацепилась за отворот камзола, что позволило Снейпу перед тем, как получить оглушающее заклятие, удовлетворенно произнести: — Стареешь! В спальню Люциус поднялся взвинченным. Содрал камзол и рубашку, повернулся к зеркалу, разглядывая себя: — Я выгляжу великолепно, — провел по бокам, удовлетворенно кивнул своему отражению: — Ни капли лишнего жира. — Вынужден признать, что ты неплохо сохранился. Но кожа уже не столь эластична, как раньше, могу посоветовать отличное средство… Люциус задрал подбородок, схватил одеяло и ушел спать в кабинет, не преминув кинуть на портрет чары вечного приклеивания — пришлось пожертвовать спальней, но это решительно было меньшим злом, по сравнению со всем остальным. — И все-таки я настоятельно рекомендую… Портрет теперь занимал место зеркала и одобрительно разглядывал голого Люциуса — одеяло сползло, и он сверкал обнаженными ягодицами к явному удовольствию Снейпа, на щеках которого, как писали в низкопробных романах, «цвели розы», а на деле лихорадочно горели неровные пятна, делая бледный хребет носа еще более длинным. — И зелье для потенции тоже не помешает, у тебя нет даже утренней эрекции, а это плохой признак. Магам в возрасте следует… Люциус извернулся, схватил палочку боевым хватом и… — Дорогой, что происходит? — Нарцисса вошла исключительно не вовремя. — Все хорошо, дорогая, — он на секунду отвлекся от проклятого портрета на супругу, а когда вновь перевел глаза, на стене уже никакого Снейпа не было. — Приснился кошмар, и я решил уйти в кабинет. Нарцисса склонила голову, оценила неглиже и, улыбнувшись, шагнула ближе. — Пойдем, — она взяла его за руку и повлекла за собой в спальню. Люциус лежал в разворошенной постели, угнетенный полным фиаско, постигшим его с женой: ему все время казалось, что в спину упирается чей-то насмешливый и презрительный взгляд — до плотских ли тут утех! Он с ненавистью разглядывал портрет: Снейп выглядел довольным, глаза масляно блестели: он вынул свободную руку из складок мантии, придирчиво осмотрел и вытер о ткань. — Ах ты тварь! — задохнулся Люциус. Адское пламя прожгло дыру в стене спальни, и снаружи ворвался горьковатый дым жженой листвы, сдобренный душным запахом расплавленного камня. Люциус беспокойно огляделся, но портрета вроде бы больше не было. Запретив себе радоваться раньше времени, он до вечера ходил с палочкой в руке, в любой момент готовый выпустить самое страшное заклинание. Картины на стенах стремительно пустели, их обитатели разбегались, едва заслышав осторожные шаги хозяина дома. Нарцисса ходила за ним следом и причитала: «Люциус, ты сошел с ума!», но выйти в зону прямой видимости не решалась. К ночи портрет оказался на своем месте в спальне, почти целиком прикрывая дыру, прожженную днем. Люциус даже не удивился. Молча разделся. Забрался под одеяло. Закрыл глаза. — Чепчик надень, — злорадно сказал Снейп. — Теперь-то уж точно сквозняки будут. Люциус вздохнул, накрыл голову подушкой, чтобы никто не увидел предательски выступивших слез. Когда его забирали целители из Мунго, Люциус не сопротивлялся.