Кто-то

Пальцы быстро пробежали по старым клавишам, издавая дребезжащие звуки. Пианино было совершенно расстроено, да и где бы в лесу найти настройщика? Театр был заброшен много лет назад: кажется, жизнь музыки и смеха здесь в последний раз поднимала голову ещё в детстве Скарлет. Обрывки воспоминаний: веселья на празднике небольшого, но дружного городского квартала, красивого красного платья мамы и самой Скарлет, её новенькие красные туфли. Это была когда-то давно. Пальцы быстро пробежали по старым клавишам, издавая дребезжащие звуки. Руки сковала судорога в запястье. Ошибка, фальшь. — Encore, — выдохнули сухие губы. Пальцы быстро пробежали по старым клавишам, издавая дребезжащие звуки. Руки сковала судорога в запястье. Ошибка, фальшь. — Encore, — выдохнули сухие губы. Пальцы быстро пробежали по старым клавишам, издавая дребезжащие звуки. Руки сковала судорога в запястье. Ошибка, фальшь. — Encore, — выдохнули сухие губы. Пальцы быстро пробежали по старым клавишам, издавая дребезжащие звуки. Руки сковала судорога в запястье. Ошибка, фальшь. Пальцы застыли в воздухе. Больше не раздалось ни звука. Сегодня не было солнечно. Сегодня Скарлет уже не должна была идти к бабушке. Никто не должен был. Бабушка переехала, и теперь её навещала только Роуз, подолгу оставаясь у постели бабушки, пачкая руки в земле задумчиво разметая по покрывалу пыль даже тогда, когда не надо было полоть цветы. Она гостила у бабушки несколько часов, всегда по утрам, когда лес застилал туман, а затем шла к старому домику на островке, который никак не мог стать чьим-то, и застывала у моста, не приближаясь к воде. Стоя у тропинки. Оттуда её забирала Скарлет. Домой они возвращались молча, только старшая сестра приобнимала младшую. Остальные к бабушке не ходили. Робин отказывалась навещать бабушку, даже когда та ещё болела: она плакала, кричала, дралась и царапалась, и только когда Скарлет лично прокричала матери, что Робин никогда, никогда больше не пойдёт в лес, и что ей хватило одного раза тесного общения с хирургами и медсёстрами, сёстры перестали собирать малышку. Сложно сказать, были ли они рады этому, но уж точно вздохнули с облегчением. Новый дом бабушки тоже был в лесу. Джинджер тоже было не до бабушки: она перешла в тот чудный возраст, когда многие теряют уверенность в себе. И Скарлет поддерживала её, потому что кто, если не она? У других тоже свои заботы, а забота о семье — это ведь обязанность Скарлет. «Мой долг». Поддерживать Джинджер было непросто: она, кажется, не верила Скарлет, не верила, что всё будет хорошо. С каждой неделей она всё больше убеждалась, что в её действиях нет смысла и постепенно, кажется, теряла интерес к происходящему вокруг. Скарлет не знала, что делать, но она продолжала повторять, что всё будет хорошо, что всё не напрасно. Руби никак не отреагировала на переезд бабушки, она вообще мало реагировала. Её не интересовала семья, и большую часть времени она проводила в городе, а когда возвращалась домой, запиралась в комнату и курила, не замечая, что Скарлет дёргает ручку запертой двери, а Робин отчаянно барабанит всеми конечностями, требует впустить её в комнату, которая принадлежит, на минуточку, не одной только Руби. С сёстрами она не говорила, разве что кидала короткие ответы, совершенно не скрывая, что Робин, Роуз, Джинджер и особенно Скарлет надоели ей до смерти. А больше и некому было навещать бабушку.