Не оставляя за собой следов, Да я согласен, я давно готов Быть в твоей жизни миг — Короткий и неясный крик И проходя сквозь двери Заново рождаться, Постоянно путать ночь и день И продолжая биться головой об стену Оставаться в твоей жизни под табличкой Те-е-е-е-ень. Те-е-е-е-ень. Всего лишь Те-е-е-е-ень. Те-е-е-е-ень. Те-е-е-е-ень. Не оставляя за собой следов, Те-е-е-е-ень. Да я согласен, я давно готов Те-е-е-е-ень. Быть в твоей жизни только миг — Те-е-е-е-ень. Короткий и неясный..... крик. Lumen — Тень.
Темнота окутывала всё вокруг, пока Саске бродил по ночным улицам, наслаждаясь той прохладой, что ласково теребила его вытянутое и острое лицо. После разговора с Хинатой парень понял, как ей было тяжело говорить ему всё то, что гложило её мысли и сознание. Разве он мог подумать, что в такой светлой девушке таится что-то настолько страшное и чудовищное? Он не мог её осуждать, потому что сам был таким же. Ему тоже иногда хотелось свести счёты с жизнью, так как она порой казалась просто невыносимой и совершенно бестолковой, а учитывая, что он был омегой и что таких, как он, унижали, юноша был готов смело шагнуть в тёмные бархатные объятия последнего проводника, но что-то его удерживало. Как будто он понимал, что если сделает этот серьёзный шаг, то что-то рухнет. Саске был эмоционален, это да, и иногда эта эмоциональность вредила ему, но неужели это всё из-за эмоциональности? А если бы он был альфой, то он был бы, как мужлан и быдло? Саске ненавидел свою сущность. Парень считал, что она лишает его полной свободы выбора. Омеги не могут пить спиртное из-за того, что они должны принести потомство, не могут курить, не могут вести очень яркую половую жизнь, потому что им это запрещено. Таких сразу клеймят и обливают помоями; от таких омег отказываются семьи; они не могут продолжать сосуществовать в социуме с другими людьми. Юноша не спеша обходил мусорные баки, спотыкаясь о камни, едва держась на ногах. Он снова порылся в кармане в поиске измятой сотнями прикосновений пачки сигарет. Парню до рези в животе хотелось заглушить эти мысли, что разделяли его мозг на две половины. Извлекая никотиновые палочки и беря их в рот, Саске чувствовал себя свободным, как птица, что вылетела из клетки. Он закурил, выпуская облачко дыма, и мечтательно закрыл глаза. Казалось, ничто не могло предотвратить полную отключку его сознания, но внезапно откуда-то из-за угла донеслись крики. Саске вот-вот решил броситься прочь, чтобы ему не досталось, но что-то в нём решило пойти за этими криками и посмотреть, что там происходит. Картина, которая предстала перед ним, была настолько обескураживающей, что юноша открыл рот. Перед ним очень хорошо виднелись пять верзил, которые жёстко и методично избивали какого-то парня, а он умудрялся по-прежнему бычиться и оставаться таким весёлым, живым. Наверное, надо было уходить. Амбалы были так заняты избиением, что не заметили новоприбывшего. Надо было бежать со всех ног, но язык, словно против воли хозяина, развязался. — Не хорошо поступаете, однако. Он один, а вас целая куча. И что заставило его это сделать? Вот зачем надо было привлекать к себе внимание? Чтобы и его знатно потрепали? Один из верзил, по виду — точно главарь, обернулся, немигающим взглядом всматриваясь в его лицо, а затем его хищные глаза уцепились за макияж и чёлку, что закрывала совершенно чёрные глаза. — Смотрите, ребят, ещё один педик пожаловал. Одного мы с вами здорово проучили, чтобы рот не открывал. Может, этим тоже займёмся? Сердце Саске рухнуло вниз. Он судорожно сглотнул, внимательно смотря в лицо парня, который лежал на земле, весь побитый, в крови, но с ярко-голубыми глазами, которые смотрели в ответ. Саске показалось, что он смотрит в небо. Оно тоже такое — яркое, воздушное и голубое. — Чего уставился, гомик? — злые глаза гопников полыхали диким огнём. Им словно нужно было насытиться чужой кровью, чтобы самоутвердиться, чтобы получить желаемое. Саске совершенно ошарашенным взглядом смотрел по сторонам, словно ища выхода, который навряд ли был. Он поджал, губы стягивая с плеча сумку и бросая её на землю. Драться совершенно не хотелось, но быть побитым не хотелось ещё больше. Взгляд блондина почему-то предостерегающе смотрел на брюнета, словно говоря ему, что лучше бы он молчал. Саске спокойно смотрел вперёд, чувствую прилив сил, что окутывали его. Главарь огромной рукой взял парня за шиворот, заглядывая в какие-то совершенно неживые глаза, которые равнодушно уставились на него в ответ. — Верзила, — послышался хрипловатый голос. Саске как будто услышал, что блондин поднялся. И действительно, буквально через пять секунд парень стоял, как новенький. Только потрепанная кожанка и ссадина на скуле показывали, что ему знатно досталось. — Что ты к нему приебался? Подумаешь, заступился. С кем не бывает. А ты, — он обратился к Саске, и брюнет заметил, что его светло-голубые глаза вспыхнули. — Просто отпусти его, и всё. Всё внутри Саске оборвалось. Он снова уставился на блондина, что осклабился, смотря в ответ. — Серьёзно, братан, — подали голоса остальные. — Ты не видишь, что об него даже руки жалко пачкать? Он на нарика похож. Главарь усмехнулся, отпуская парня и отшвыривая от себя, как ненужный элемент. Блондин осторожно поднял сумку с земли и отдав её в руки брюнета, прошептал: — Я спас тебя. Они дали тебе шанс. Не просри его. И отошёл. Саске снова взглянул на блондина, что улыбался, словно та перепалка ничего для него не значила. Нахмурив брови, парень на дрожащих ногах поплелся быстрее из этого места, хотя в голове по-прежнему мелькал весёлый образ того паренька и его задорных глаз, что смотрели так храбро и ясно, словно ничего не происходило. Наверное, он дурак раз все воспринимает так, словно судьба просто пошутила над ним. А может быть он просто человек, который ко всему относится равнодушно и холодно? Тогда если это так, то почему его глаза светились так живо и заинтересованно, стоило ему взглянуть на брюнета? Парень рассеянно покачал головой. Что бы ему не показалось на дне этих глаз, его не волнует это. Нужно быстрее добраться до дома и постараться не сорваться. Брюнет дрожащими руками порылся в кармане, снова доставая оттуда сигареты, от которых ему становится так хорошо. Ему просто нужно было успокоиться. А если бы они унюхали, что он омега? Тогда ему точно бы досталось. Закурив, он почувствовал, как волна успокоения прошлась по телу, успокаивая нервишки, которые совсем расшатались. И всё же сигареты были отличным способом забыться. Ненадолго, но забыться. Саске прикрыл глаза. Дома его снова не ждало ничего хорошего, но нужно сохранять невозмутимость и спокойствие. Без этого никак, иначе он сойдёт с ума. Сигареты всегда помогали ему в этом. Помогут и теперь.***
Саске пришёл, когда уже совсем стемнело, и в доме свет был включен только на одном этаже. Значит, родители не спали, как и Итачи. Собравшись с мыслями, он даже тихо рассмеялся, догадываясь, что с ним будет дома. Хмурый отец снова будет читать нотации, мать тихонько качать головой, а брат просто испытующе посмотрит на него, подгоняемый каким-то стыдом. Он всегда так смотрел. Брюнет зашёл в подъезд, двигаясь вперёд по ступенькам и отсчитывая удары бешено бьющегося сердца. Когда он остановился около двери квартиры, то понял, что та уже была открыта. Тихо выдохнув, он зашёл внутрь, бесшумно закрывая дверь. Парень нагнулся, быстро стаскивая с себя кеды, и направился в сторону кухни, где, как он и полагал, начался его суд и перемывание костей. За огромным столом восседал угрюмый отец, с вытянутым и каким-то серым лицом, рядом с ним сидела хрупкая и миниатюрная мать, которая то и дело хмурила брови, отчего они походили на лесные холмики. Около неё стоял бледный брат, который неотрывно смотрел на него, и от одного этого взгляда кровь застывала в жилах. Почему он так смотрит? Словно все понимает, но вместе с тем и осуждает? — Где ты был? — хрипловато спросил отец, стараясь сохранять спокойствие. Саске чувствовал его злость, что заполняла всё пространство, но упрямо сжимал губы. — Где ты был!? — Тебя так ебёт, где я был? — совершенно равнодушно и упрямо спросил парень, продолжая стоять ровно, словно кипарис. Его забавляла эта ситуация. Он ловил тревожные взгляды Итачи, но отмахивался от них, словно от надоедливых мух. — Саске, мы имеем право знать, где ты был так поздно. Ты наш сын, и мы волнуемся за тебя, — картонно, словно отрепетированную речь проговорила женщина. Саске иногда казалось, что она — как старое, пыльное радио. Неинтересное и совсем надоедливое. Саске вообще не любил её. Ни её старых морщин над губами, ни её дымчатых глаз, что всегда смотрели на него холодно и натянуто, ни её улыбки, которой она улыбалась так криво и неохотно. Брюнету вообще казалось, что его мать, как зомби. Такая неживая и такая странная. Он не понимал её, как и её позиций, за которые она так держалась. — Саске? Голос матери в очередной раз вывел его из подавленного состояния, и он хмуро уставился на неё. — Мать, но какая разница, где я был? Главное, что живой. Почему вы всё время доебываетесь без повода? — Не смей так разговаривать с матерью! — срывая голосовые связки, прорычал Фугаку. Саске видел, как глаза брата пугливо рыскали по его лицу, словно ища отголоски разума, но парня было уже не остановить. Блеск совершенно пропал из его обезумевших глаз. Кровь быстро текла по венам, и хотелось скрутиться в комочек и не дышать. — А я буду повышать, ясно тебе? И мне совершенно похер на вас тут всех. Хоть сдохните, мне от этого не убудет. Саске не заметил, как отец вскочил с места, но совершенно точно почувствовал хлёсткий удар, что пришёлся по его скуле. — Фугаку, не смей! — беспомощно закричала мать, обнимая мужа со спины и успокаивая его. Её большой лоб покрылся липким потом и она, всплеснув руками, прижала их к губам, еле сдерживая себя, чтобы не заплакать. — Саске, послушай...— начал было Итачи, но брюнет всего лишь фыркнул. Они ему не нужны. Он их всех ненавидел и жалел о том, что оказался именно в этой семье. Он был в ней, словно помятый лист бумаги. И выкинуть жаль, и совершенно бесполезен. — Да пошли вы! Парень зло скользнул взглядом по всем членам своей семьи, схватил с пола свою сумку-почтальон и бросился прочь, совершенно не замечая брошенных ему вслед слов. Сердце, словно огромная груша, разрывалось изнутри, а кровь настолько пульсировала в венах, что брюнету казалось, что она вовсе остановится. Когда он выбежал из подъезда, то холодный ветер бросился ему в лицо, и парень был рад, что никто не видит отвратительную влагу, что скопилась в этих неживых глазах. Броситься бы с крыши, чтобы никто не видел и не слышал... Он порылся в кармане, доставая оттуда сотовый телефон и набирая единственный номер на ярком сенсоре, который ещё пока связывал его с этим миром. — Алло? — Сакура?