Пироженка

Он не видит сны. Хотя нет — видит, но только эти сны похожи на обрывки из его прошлого. Какие-то голоса — кажется, они просят «не делать этого». Один голос он узнал — голос матери. Она говорит ему, что чтобы не случилось — не переставай улыбаться. Как бы не было плохо, как бы не было больно — улыбайся. Никогда не показывай слёз — это покажет другим, насколько ты слаб. Никто не должен видеть твоих чувств — они ранят. Возможно, он уже не помнит своего реального имени, но мать зовёт его по имени… какое же оно? Он не может разобрать слов, а потом снова возвращаются крики о помощи, о мольбе и жалости, а он не чувствует жалости. Он ощущает удовольствие, похоть, наслаждение, но никакой жалости, грусти и главное — сострадания. Он хотел их убить — каждого из них, а потом ровным тоном рассказать на радио о новом таинственном убийстве и о том, как полиция постоянно сбивает со следа. О да — они ничего не могли. Никакой связи между жертвами, никакой привязанности к местности, а он продолжал… Аластор медленно открыл глаза; мягкая подушка под его головой, а тело нежится под тёплым одеялом. Его одинокий сон всегда прерывался на самом интересном…. кажется, там тёплая кровь греет его холодеющие белые ладони. Аластор спал один. Всегда. Никто не видел где он спит, и как он спит. В его доме его спальню не могли найти даже теневые существа. Его комната — его личное пространство. Здесь он может побыть с самим собой. Может одеться в красный халат не завязывая пояс. Может одеть свои любимые красные тапки и даже может ходить в одном белье. Никто его не увидит, а если увидит — это будет последним, что он увидит. Сев на кровати, Аластор потянулся. Руки пару раз хрустнули, но это нормально — тело готовится к тяжелому рабочему дню. Конечно, во сне Аластор не улыбался, и даже когда просыпался — он позволял своей мимике отдых. Нелепый хвостик на его голове, который он всегда делал на ночь — растрепался. Каждый раз одно и тоже, но что поделать. Он всегда может всё поправить. Магию Аластор не использовал, чтобы привести себя в порядок. Он всегда расчёсывался сам, а так же ухаживал за своей одеждой и обувью. Иногда, конечно, в спешке приходилось, но какая спешка у демона, которого никто не смеет спешить? Когда Радио Демон потянулся, он стал искать взглядом свою верную трость. Источник его силы и её реализатор. Эта трость была частью него самого, и без неё он чувствовал себя как без рук. Когда демон нашёл свою трость, его взгляд сфокусировался не на ней. Нет, конечно, он понял, что она была на том же месте, где он её оставил — облокотив о кресло, но Аластора привлекло не это, а то, кто сидел в этом кресле. Это был демон, которого он не надеялся увидеть у себя в спальне — Мэй. Его ещё звали Золотым Драконом — и тут дело было не только в том, что он мог трансформировать своё тело в гигантское змиеподобное существо из Китайское мифологии, а в его месте в аду. Как бы то не странно звучало — оно было связано с деньгами. При жизни этот человек хотел так много, и был готов на всё ради звука шуршания банкнот в своих руках. Даже на убийство. Ему никто не нужен был — жену он не любил, а ребёнка — тем более. Теперь его ребёнок подчиняется Аластору, а сам Мэй… хех. Так глупо потерять свою свободу из-за своей же ошибки. Аластор сам не был идеальным карточным игроком, но чтобы ему проиграл тот, кто выигрывал в казино постоянно… Демон не планировал оставлять Мэя в живых — приспешников у него было достаточно, а кого попало Аластор не брал к себе, но что-то его останавливало. Сначала это было забавно — он измывался над ним, не давая уснуть. Он не давал ему не единой секунды покоя. Он даже отделил часть своей тени, которая проникнув в тело Золотого Дракона, породила в нём вторую личность. Безумную, злобную, желающую убивать и испытывать боль. Он сделал из Мэя монстра, а точнее — ещё большего монстра, но Мэй не сломался. Даже зная, что внутри него живёт нечто. Зная, что ему не уснуть спокойно — он боролся. Не боялся Радио Демона, который мог разорвать его на атомы и частицы, и даже не боялся того, что через руну на его груди Аластор следит за ним повсюду. Он выдержал практически всё, хоть и не был сдержанным. Аластор даже для забавы сделал свой собственный вклад в его банк. Мэй терпел, и продолжал терпеть, не боясь открывать рот на своего хозяина. Забавно. Очень забавно. Тогда Аластор позволил ему приходить в его дом. Почему? Возможно, чтобы ткнуть его носом в то, что у Мэя нет выбора, но даже это он принял, хоть и возмущался. Мэй сидел в кресле и спал. Вопрос был один: как он сюда попал? Никто не знал, как попасть в эту комнату. Ни единая душа, а этот соринка так просто вошла сюда и уселась в кресло Аластора и уснула? Как же он нашёл вход сюда? И как не побоялся войти? Аластор задумчиво подпёр голову рукой и стал перебирать варианты в голове, при этом прищурившись смотря на Мэя. Разбудить его? И что дальше? Он ведь вторгся в его личное пространство и за это Аластор не может простить… Когда варианты в голове кончились, демон решил — перед тем, как превратить в его месиво из органов и костей, он его спросит. Скинув с себя одеяло, накинув кроваво-красный халат и одев свои любимые тапки, которые стояли у кровати, Аластор направился к продолжающему мирно спать Мэю. Пара белокурых прядок спадало на его лицо, а его длинный волосы, которые были заплетены в косичку — покоились на его плече. Длинные и густые брови как всегда сведены на лбу. Он напряжён во сне, но видимо, это всё, на что у него остались силы. Аластор медленно подходит, при этом его глаза начинают медленно загораться, а в руке готовиться связка, которая активирует руну на груди Золотого Дракона и сожмёт его сердце. Он встал перед ним; тень от его тела почти полностью закрыла Мэй. Сейчас он… И тут Аластор остановился. Нет, это вышло не потому, что он передумал. Запах. Сладкий, манящий, дразнящий его нос — запах оленя. Запах шёл с другой стороны кровати, а именно — с прикроватной тумбы. Аластор заметил там поднос, на котором любовно стояла красная кружка, накрытая крышкой тарелка и что-то, что он не думал увидеть в своей жизни. Тем более — в загробной. Медленно подойдя к тумбе, он стал рассматривать поднос. Помимо того, что Аластор рассмотрел издалека, на нём стояла тарелка с тем, чего он действительно не ждал увидеть — сладости. Всего одно, но такое красивое. Если он не ошибается, это называется пирожное. Он никогда их не пробовал, даже когда был жив. Оно было круглое, в несколько слоёв. Сверху покрытое чем-то белым, а на этом белом покоилось вишенка. Аластор смотрел на это со странным ощущением. Его будто бы на секунду отбросило в мир живых, где он, будучи ребёнком, стоял у стекла кондитерской лавки и пуская слюни на пироги, пирожные и конфеты. Он не мог себе их позволить, а потом… Он недолго смотрел на него. Его взгляд переключился на крышку, которая накрывало что-то, от чего несло этим сладким ароматом оленя. Когда Аластор поднял крышку, слюни сами стали наполнять его рот. Такого красиво приготовленного куска мяса он вряд ли видел. Аккуратно прожаренная, а если на неё надавить — из неё шёл сок. Запах просто дурманил, а сверху налитая кровь и… что это за чашечка со странным содержимым? Аластор взял её: маленькая, белая, а внутри — что-то белое и пахнущее резко и ядовито. Чесноком. — М-м-м, — протянул задумчиво Аластор, окуная палец в это белое нечто. Жирное — оно не капает. Слизнув это нечто с пальца, Аластор сразу понял что это — Соус даже сделал? — Демон взглянул на Мэя; дракон продолжал спать. — И кофе мне сделал? — Демон взял красную чашку с тёмно-коричневой жидкостью. Она была горячая, как и мясо от которого шёл легкий дымок. — Из… — демон втянул запах кофе и тут же широко улыбнулся. — … чистых кофейных зёрен. Неплохо. — Он поставил чашку назад на поднос и снова уставился на пирожное. Интересно, оно такое, каким он его представлял? Сладкое и воздушное? Или это он про сахарную вату? И когда Мэй сделал это и смог принести? И как же он всё же нашёл его комнату? — Посмотрим, сможешь ли ты оправдать себя. — Кому конкретно это сказал Аластор — так и осталось загадкой. Он взял маленькую белую тарелочку с подноса, на которой вместе с пирожным лежала чайная ложка и присел на край кровати. Оно выглядело так необычно — прослойка бисквита, шоколада и… кажется, это был арахис? Аластор ещё раз косо посмотрел на Мэй — тот даже ухом не повёл. — Ну-с, приступим. Взяв чайную ложечку в свои тонкие белые пальцы, он снял с пирожного верхушку и сразу же взял в рот и тут всё заиграло такими красками, что у Аластора закружилась голова. Сладкий вкус сливок, которые таяли во рту, а этот вкус тёмного горького шоколада и хруст арахиса на зубах. Он словно ребёнок, который таки смог зайти в лавку и купить себе пирожное и теперь довольный уплетает его сидя на ступеньках лавки. Странные картины его прошлого нахлынули на него волной — что-то хорошее, что заставило его вспомнить о времени, когда его мама была жива и как она старалась испечь на всю семью пирог из того, что было. Никто в аду не мог заставить Аластора думать о чем-то, кроме как о разрушении, а всего одна пироженка заставила его сердце трепетать. Он съел её быстро, наслаждаясь каждым кусочком, а натуральный кофе взбодрил его. Мясо же Аластор ел медленно — оленьим мясом он любил наслаждаться подольше. Когда в последний раз он завтракал так будто бы… он человек. Будто он нормальный, как и все остальные? Смешная картина, но ведь она пришла ему в голову из-за того, что Мэй принёс это в его комнату. Промокнув рот белой салфеткой, которая лежала на краю подноса, Аластор улыбнулся ещё шире — день теперь пройдет так хорошо, что возможно, он скажет на радио об этом. Вот будет удивление? — Что же, — Аластор встал, снова возвращаясь к спящему Мэю. — Ты себя оправдал. Я даже не буду будить тебя, и даже не стану мучить, чтобы узнать — как ты смог найти сюда вход. — Длинные тонкие руки легли на подлокотники кресла, а лицо Радио Демона приблизилось к спящему лицу Золотого Дракона. Он беззащитен — точно что маленький оленёнок брошенный матерью на произвол судьбы. У такого мало шансов — если охотник его заметит, ему не выжить. Аластор слышал его дыхание — спокойное и ровно. Слышал стук его сердца — ровное и размеренное. Он так спокоен, будто бы он там где и должен быть. — И возможно, я даже тебя поблагодарю. — Сказал демон тихо, наклоняя голову на бок и осторожно касаясь губами губ Золотого Дракона. Короткий поцелуй, а Мэй так и не проснулся. Неужели готовка такого плана выбила его из сил? Отпустив губы Мэй, Аластор облизнул свои. Жаль, что не возникло желание откусить ему язык. — Но как только ты пробудишься — тебе не убежать от меня. — На этот раз голос звучал зловеще и злобно. Одеяло с кровати Аластора само легло на тело Мэя, тепло укутывая его. Он слегка поёжился, но продолжал спать. Приведя себя в порядок и взяв свою трость, Аластор ещё раз взглянул на Золотого Дракона. Возможно, он не ошибся, когда увидел в нём что-то, что может продлить его веселье. Правила игры меняются, и только от него зависит — потеряет ли Аластор интерес или же он загорится с новой силой.