Мама, с ним я начинаю жить.

Три дня назад моя мама умерла. Покинула этот мир, которым наслаждалась, как бокалом горького вина под медленную музыку в гостиной. Она умела, умела жить, брать все. Она ненавидела людей, но спасала им жизни. Она ненавидела дождь, но бегала под ним, словно маленький ребенок. Она противоречила сама себе. — Мам, ты же не любишь детей! Каким образом ты воспитала меня? Неожиданный вопрос отвлек ее от готовки любимого блюда — Карбонара. И тут она снова шла в разрез своим принципам. Она кашеварила макароны, хотя с утра утверждала, что села на диету. Мама слегка повернула голову, и краткая улыбка расцвела на лице. — А как я могла не воспитать такого красавчика. Как только увидела, так сразу влюбилась. Мама тихо рассмеялась, вернулась в исходную позицию, медленно помешивая содержимое кастрюли. Ее пальцы прикасались к лопатке, как к волшебной палочке. Эти же руки гладили мои волосы, так нежно, так успокаивающе. Я засыпал, медленно таял. Моя мама противоречила себе. Любила носить свободную одежду. Растянутые майки и спортивные штаны. Кроссовки и черная кепка. Но покупала строгие костюмы. Рубашки. Вельветовые туфли и элегантные сумочки. И чередовала. Превращаясь в двух разных людей. Она покупала сладкий кофе, но по выходным пила горький, и молоко добавляла. Вставала рано, но любила спать до двенадцати. Говорила: «Мне жаль время. Оно идет, а я сплю.» Мама сидела до полуночи. Читала, хотя до безумия любила смотреть сериалы. Не любила плакать, но ревела, когда главный герой умирал. Она была разной. Настолько разной, что я терялся в ней. Она была бесконечна. Мама смотрела на меня и все, что она чувствовала, отражалось у нее в глазах. А я дышал ею. Когда ругала меня, когда злилась, когда молчала, когда пыталась доказать. Я дышал ею, впитывал каждый ее жест. Моя мама была. Она осталась в прошлом, а я вступил без нее в настоящие. Сейчас солнце было в зените. Пекло настолько сильно, что пот стекал по лицу, маскировал мои слезы. Жаль не мог замазать мои красные глаза. Даже в день ее похорон светит чертово солнце. Должен быть дождь, но светит солнце. Я иду по улице в рубашке, застегнутой по горло, в черном костюме, который купила мне мама месяц назад. Лакированные оксфорды отстукивают по брусчатке незамысловатый ритм. И я убегаю. Сбегаю из кафе, где сейчас все мамины знакомые поднимают рюмки и говорят, на их взгляд, лучшие слова. Я не могу там быть, меня начинает выворачивать от вида этих индюков. Напыщенные, лицемерные, гадкие. Не для меня. Я лучше один. Со всеми мыслями, где в тенях мегаполиса, сам буду поминать, еще раз прощаться. Как мы жили, так дальше. Только я и моя мама. Сегодня так и надо, я и моя мама. Не для кого нет больше места в сегодняшнем дне. Резко останавливаюсь. Голова начинает кружиться, а перед глазами звездочки. Похоже пора снимать пиджак и расстегивать две верхних пуговицы. Чувствую, что-то стекает. А на губах вкус железа. Кровь. Немного не вовремя. Вытираю рукавом, ткань тут же окрашивается. Усмехаюсь. — Эй, парень, с тобой все хорошо? — баритон. Резко по ушам. Отрезвляет. Я поднимаю глаза на этого смельчака, который влез в мой день. — Ты плохо выглядишь. Воды? Я ничего не отвечаю, смотрю как осел на новые ворота. Только глазами хлопаю. А кровь продолжает капать, задевая ткань рубашки, оставляет след. Щелчок в черепной коробки, и моя реальность встает на место. — - Ничего не надо, — огибаю его и продолжаю идти по тонкой улочке, ловя непонимающие взгляды прохожих. В след слышу: «Эй!» И еще один мужской голос: «Да оставь ты этого шизика, пошли!» Меня пошатывает. Точно, я же не ел уже столько дней. Рюмка водки не пошла на пользу истощенному организму. Я не напивался. Хочу чувствовать эту боль. Хочу реальность ощущать собственными костями. Всеми мышцами, всеми легкими. Всем трезвым сердцем скорбеть. Ощупываю карманы, телефон, ключи, кошелек. Пачку сигарет оставил на столе и чертыхаюсь. — Что, блять, за день?! Ах, точно, — усмехаюсь самому себе, — похороны! Заворачиваю, тут где-то был магазин. И не ошибся, стоит. В нем прохладно, хорошо работают кондиционеры. На удивление кровь остановилась. Хотя все следы остались. На ладони, губах, носу, на рубашке. Но сейчас это будет самым последним, о чем моя голова будет переживать. — Winston, синий, — кряхчу, как старик. — Документы! — грозно произнесла кассир, как будто я зашел в ее царство в грязной обуви. Мне становится смешно. Я неуместно улыбаюсь, получая в ответ поднятую, криво выщипанную бровь, закрашенную смольно-черным карандашом. Протягиваю автомобильные права. — У вас, молодой человек, кровь! Пикает пачку сигарет и поднимает свои усталые глаза с синяками и пялится, смотрит с презрением, как на навозную муху. — С вас 3,70 euro! — расплачиваюсь и забрав покупку, собираюсь уходить. Но останавливаюсь и отвечаю: — А у вас усики. Иду дальше, но вспоминаю, что зажигалка осталась там же. Прошу прикурить, с попытки пятой получается. Делаю глубокий затяг, еще один, еще. Чувствую, как в горле начинает щипать, а голова потихоньку трогается. Отпускает. Слегка, совсем чуть-чуть. Вот оно, это чувство. Я обещал маме перестать курить, и уже почти шесть месяцев обещание работало, как деньги в государстве. Но не сегодня, мама. Не в этот день. Еще один затяг, до самого конца, чтоб все легкие. Выдох. Я получаю наслаждение. Наслаждение убиванием себя с каждым вздохом. Бычек летит в урну и день окрашивается в серые цвета. Надевает сырость и прохладу. Скрывает за облаками солнце и опускает на город тень. Капля удачно падает мне на плечи, еще одна летит и разбивается об мои волосы. Я стою, не шевелясь. И каждой клеточкой чувствую, осязаю холод дождя, так внезапно рухнувшего. Все резко потускнело, приобрело металлический оттенок. Вот таким должен был начаться этот день. Природа должна была скорбеть вместе со мной. Должна была прощаться вместе со мной. Вот так. Сейчас все стало на свои места. Я резко оседаю на корточки. Закрываю руками лицо и громко начинаю плакать, выть, разрываться на мелкие части, разрушаться, угасать. Я почти близок к нашему дому. К своему. Теперь там живу только я. Пройти две улицы, свернуть налево. Подняться на пятый этаж и повернуть дверной замок. Я почти дошел к своей квартире. Но сил подняться нет. Я словно исчерпал всю энергию из этого бесполезного тела. Сила притяжения земли куда сильнее. Сейчас все законы физики уплывают в канализацию, вместе с дождевой водой. Вот такой погоды я ждал. Вот такого дня я хотел. Чья-то теплая рука прикасается к моей спине. Меня пробирает в дрожь от внезапного вторжения. От столько быстрого появления чего-то инородного, чтобы могло меня согреть. Я поднимаю голову и оглядываюсь. Вижу только брюки, мужскую обувь. Теперь взгляд плавно перебегает на верх. А там он - тот самый мужчина. Он снова влезает в мой день. Опять нагло. Без приглашения. — Поднимайся, — спокойно, но властно. Так до мурашек по коже. Он не приказывает, но я подчиняюсь. Встаю, побеждая гравитацию. Возрождаю законы физики. Выпрямляюсь. С моих волос стекает вода, капает, челка лезет в глаза. Вся рубашка мокрая и облепляет тело. Дождь все еще идет. Но не так напористо. Медленно. Словно раскачиваясь. — Что хочешь? — грубо, кислотно и слишком резко для такого плавного дождя. — Помочь забыться, — он выше меня. Он сильнее меня. Мощнее. Старше. Стоит, смотрит. А я теряюсь. — Мы знакомы? — самый разумный вопрос. Отряхиваю пиджак и одеваю на плечи. Провожу рукою по волосам, убирая с лица. Жду ответа. Почему жду? Заинтересовал? Возможно. — Нет, но знаю твою маму, — после сказанных слов весь задор пропадает. Очередной индюк. Цокаю языком и смотрю как-то дико, презренно. — Поминки в другой стороне, вы слегка ошиблись. — Заблуждаешься. Я шел к тебе, — и снова глаза загораются и снова это ощущение. Мама, кто он? Ты знала его? Мама, зачем он тут? Мама, он хороший? — Есть прикурить? — действительно есть. Без лишних слов. Яркая вспышка оранжевого. И снова затяг. И снова голова кругом и жжение в горле. Квартира. Не моя. Его. Тут темно и прохладно. Все как я люблю в этот день. Замечаю карточку. Такая же у моей мамы. Пропуск в больницу. Значит врач. Он стягивает промокший до нитки пиджак и нагибается развязать обувь. Теперь могу легко разглядеть его накаченную спину и не менее привлекательную задницу. У нас с мамой один на двоих секрет. Секрет — я гей. Я не утруждаюсь, за минуту скидываю с ног обувь. Он просит подождать и приносит полотенце. Закатанные рукава обнажают руки в сплетение вен. Я сглатываю. Прохожу на кухню и сажусь на барный стул. Мои ноги свисают. Больше похожу на ребенка. — Чай или кофе? — он смотрит прямо мне в глаза. Как будто заговаривая. — Яичницу. Он усмехается и разворачивается включая индукционную плиту. Яйца. Масло. Соль. Немного зелени. А я наблюдаю. Глаз отвести не могу. Забываюсь. Понемногу утопаю. Он красив. Такой взрослый. Аккуратный. Крупнее мамы в два раза. И выше. Его грудь монотонно вздымается. Диафрагма работает хорошо. Секунда, и перед моим носом стоит тарелка с готовым блюдом. Мама любила по-другому. Не так, совсем не так. Я улыбаюсь болезненно даже для самого себя. Не выдерживаю. Одна за другой начинают скатываться слезы. Падают прямо на приготовленное. Закрываю ладонями. При нем почему-то плакать не стыдно. Почему-то слишком комфортно. Слишком все… Меня на руки берут. Как пушинку поднимают. Несут. А я почему-то не возражаю. Обхватываю руками шею и плачу в плечо. Я разрушаюсь у него на руках, но он меня собирает. Вновь. Опускает уже в ванной. — Тебе нужно в душ. Я буду… — не договаривает. Я не даю. Целую. Быстро, неаккуратно. Размазывая его в воздухе. Но это отвлекает. Его касания помогают. Обжигают кожу. Я тихо постанываю, когда к стенке душа меня прижимают и плавно ладонью проводят, словно ребра считая. Теплая вода успокаивает, расслабляет. Действует как наркотик. Его губы обжигают мои. Языком проталкивается, властвует, а я, как девчонка, поддаюсь, уступаю. Сжимает мои ягодицы, а я трусь о его пах. Как змея. Он приструняет, кусает, покусывает, зализывает. Все одновременно. У него стоит колом. Я задыхаюсь в его движениях по моему телу. Он изучает, каждую мелочь подмечает, в голове записывает. Переходит к главному блюду. Смазав чем-то холодным пальцы, проникает. Мой стон меня же самого поражает. Такой развратный. Его пальцы уже по-хозяйски меня удовлетворяют. Я скулю и вою. Я верчусь и дергаюсь. Я прошу прекратить и умоляю продолжить. Он не выдерживает, разворачивает меня, так рвано, но после целует в шею и спускается ниже, и ниже. Пока не проникает языком, вытворяя разврат. Я выгибаюсь, как кошка. Оттопыриваю зад и помогаю, разводя две половинки. Я хочу кончить, кончить и кончится. Но не могу, его рука на моем члене достаточно крепко сжимает. Наигравшись, поднимается. Надавливает ладонью на поясницу, и я еще глубже прогибаюсь. Никогда не замечал у себя такую гибкость. Его головка трется, дразнит. Лукаво проникает. А потом резко вставляет и прямо по нужной точке. Я на крик срываюсь. Почти не больно. Да даже если больно, то сейчас это не важно. Толчок. Еще один. И так до бесконечности. Перед глазами мушки, перед глазами все, кроме реальности. Я сам насаживаюсь. Он ускоряется. Двигает рукой на моем члене в так себе. И я потихоньку уничтожаюсь. Он выходит. Мой протестный стон и виляние задницей ему нравится. Я это знаю. Резко поворачивает меня лицом к себе и входит. Без предупреждения. Без объявления. До конца. Мои ноги закидывает к себе на бедра и втрахивает меня в стену кабинки. Я прошу большего. И получаю. Мой оргазм. Я изливаюсь в его руку, к себе на живот, но вода тут же все смывает. Он делает пару толчков и кончает прямо в меня. Я перестаю соображать. И просто повисаю на нем. Мне так хорошо и так плохо. Мне так жизненно, но так мертвенно. Поцелуй все завершает. Ставит точку. И я выпадаю в осадок. Просыпаюсь не в своей кровати. И не со своей подушкой. А с накаченным мужчиной, полностью голый с видом на утренний город. И понимаю. Все понимаю. Хочу курить. Но не могу. Не могу оторвать взгляд от спины мужчины. Не могу отвлечься от шороха постельного белья. От ощущений не опустошенности. Он просыпается, поворачивается и открывает заспанные глаза. Теперь вижу след своих зубов на его предплечье. Засосы. Он улыбается, обнажая зубы. — Доброе утро, — хриплый мой голос разрушает тишину. — Доброе, — он щурится. — Кофе будешь? Я киваю. Просто киваю. С ним я начинаю жить. Мама, с ним.