Как вода солона

Столько работы в качестве священника-экзорциста у него не было никогда. И неважно, что официально для церкви Матео уже не был экзорцистом — он все еще оставался священнослужителем, защищающим свою паству. Единственной преградой между невинными и миром демонов. Девятилетняя девочка визжит от боли при прикосновении креста к маленькой голове, а ее мать бьется сзади, в неведении пытаясь вырваться и спасти дочь, которая стала чем-то иным. Одержимые пророчествуют, грозятся, умоляют, проливают слезы и бьют по больному. Напоминают о потерях, говорят об умерших, раз за разом уничтожают частичку его души. — Ты проклят духами, — хохочет слепая старуха. «Я проклят», — мысль, неотступно приходящая к Матео каждую ночь. Он боится, что однажды вера по капле, понемногу покинет его, и спасенные им души, при экзорцизме извергающие из себя потоки скверны и соленой воды, превратятся в одержимых, с безумным смехом пронзающих свои правые глазницы ножами. В тех, кого он не смог спасти. В таком случае незаживающие раны — след проклятья призраков — станут невинной разминкой в сравнении с болью, которую принесут душе священника невинно убиенные. Когда его бесцеремонно толкают в бок, Матео вздрагивает и понимает, что уснул прямо в машине. Беспокойство в глазах Хва Пёна борется с мрачной решимостью идти до самого конца. Он тоже по-своему одержим, этот Хва Пён, но Матео никогда не сможет исцелить друга — ему поможет лишь достижение цели. Исчадие зла, повелитель демонов, убийца их семей, тот, кто всегда где-то рядом и на три шага впереди — каждый из них неистово желает добраться до него. Хотя в последние дни Матео начинает сомневаться, что у них получится. Он не спит ночами, а кровь вытекает из него вместе с надеждой на лучшее. И, если он, Матео, лучшее, что у них есть, то им придет конец, когда они наконец нагонят ненавистного «гостя» и его проклятые души. Хва Пён что-то говорит, и нужно сосредоточиться, чтобы понять, что за слова слетают с его губ. Почему бы для разнообразия ему не спросить, не хочет ли Матео перекусить? Или выпить кофе? Сейчас он действительно был бы рад чашке чего-то горячего и бодрящего. Сладкого, не соленого. Пожалуй, отвращение к соли будет преследовать его вечно: демон, напившийся морской воды, жаждет лишь ее, и после завершения обряда изгнания все вокруг пропитано солью. И в воздухе стоит запах моря, а во рту все солоно от крови. Нет, теперь Матео до конца жизни предпочитает сладкое. — Нужно поговорить с родственниками, они скорее всего знают, куда он мог уйти, — слова наконец достигают его слуха. Ну что ж, никто не сможет сделать этого за них: необходимо остановить нового одержимого, пока не произошло непоправимое. Он облизал пересохшие губы, чувствуя легкое головокружение от недосыпа. Хотелось взять кубик сахара, которым так любят угощать лошадей, и разгрызть его, словно в детстве, ощущая, как во рту сладко тают мелкие жесткие крупинки. — Матео, нам надо идти! — Хва Пён смотрит на него требовательно, как Иисус, распятый на стене комнаты Матео. «Надо. Идти».