Сказка, рассказанная ночью

      Случайно или нет, но в день распределения главный аайский солар почему-то не погас окончательно, сделав ночь белой. Город за забором учебного парка утонул в тумане вечернего конденсата, черно-белый, апокалиптически тихий и безлюдный.       — Так-то в мире полно загадок, — Грегори подбросил в костер ветку, просто для того, чтобы освободить место под своим боком на лежанке. — И не все из них разгаданы, несмотря на развитие науки. Человек самая большая из них.       Ветка была хвойной, огонь приподнял ее и выстрелил в воздух искрящийся сноп, после чего тихо улегся в назначенное ему место. Учебный парк пустовал, кругом валялись пустые бутылки после выпускного и обрывки мишуры: дроиды-уборщики приступали к работе только утром.       — Это просто потому, что других мыслящих существ не нашлось, — лениво отмахнулся Вайз. — Сами себе титул дали, самим нравится. А по мне так люди просты и бесхитростны, как палки. И все их сложности существуют только в кошельках их психологов.       — Ну почему, — неуверенно возразил Девилер. — Иногда психологи все-таки помогают разобраться в себе, в своих реакциях, которых не понимаешь.       — Если сам не понимаешь свои реакции, то дурак ты, — отрезал Вайз. — На таких всегда зарабатывают. А вот если врешь себе, что не понимаешь — это другое дело, тут, может, посторонняя помощь не помешает.       — Зачем врать себе? — удивился Гейл, развалившийся на изогнутой в сторону костра нижней ветке дерева словно гепард. — Какой в этом смысл?       — А какой смысл в аутотренинге? — повернулся в его сторону Грегори. — Внушать то, что необходимо для здоровья психики. Если ты сделал что-то ужасное, то можешь сто раз сказать себе, что делал совсем другое, и на сто первый раз тебя даже детектор лжи не поймает, так будешь верить. Мозг способен выстроить многоуровневое здание на грошовом фундаменте.       — Сделанное дерьмо от этого дерьмом быть не перестает, — заявил Гейл.       Грегори пожал плечами, словно этическая сторона вопроса интересовала его меньше практической. Вайз ножом стругал какую-то деревяшку, стараясь делать это так, чтобы стружка летела прямо в огонь, без промежуточной станции в виде его колен, остальные молча смотрели на костер.       Прощание с училищем выходило невеселым, впереди была неизвестность, которая, несмотря на торжественные речи, пугала. Тут, за узорной оградой, даже стены уже стали родными, покидать их хотелось так же, как птенцам хочется вылетать из гнезда: вроде и крылья выросли, вроде и в гнезде уже не развернуться, и на воле вкусного больше, чем дома, а все равно — тепло, мягко, и если клюв разинуть, что-нибудь да положат. Вайз усмехнулся про себя такому сравнению. Птенцы-переростки, какая радость для преподавателей. Хорошо, что выбора нет, а то и вправду… кто-нибудь бы остался. Вайз метнул в огонь свою деревяшку и обвел притихших парней взглядом.       — Кто страшилку расскажет? — бодро спросил он. — Двиньте кто-нибудь крипоту позабористей, а? Завтра разъедемся, хрен знает, когда еще так поболтаем.       Несколько голов повернулись к Такэде, больше всех читавшему художественной литературы, но тот отрицательно дернул подбородком. Мартинес тоже быстро развел руками:       — Я что знал, рассказал уже. И почему сразу я?       Вайз не стал с ним препираться.       — Краб, а у тебя в книжках ничего такого не было?       — Мистику не люблю, — извиняющимся голосом ответил Креббер. — Глупая трата времени, ничего не дает мозгу.       — Как раз мистика дает, — не согласился Джонсон. — В физике все просто — нейтроны, протоны, тут волна, там кванты, в крайнем случае — мультипликативная модель. А мистические события однозначного ответа не имеют, там ответ — дело внутренней веры.       — Кредо эрго сумм, — засмеялся Тед.       — Когито, — машинально поправил его Такэда.       Стюарт столкнул обоих с бревна, на котором они сидели втроем.       — Вам череп не жмет? — пафосно осведомился он.       Бывшие курсанты, десять часов как офицеры, дружно засмеялись, и даже Тед с Такэдой не рассердились на выходку Стюарта. Ссоры вообще как-то незаметно исчезли из обихода, все улаживалось мирно.       Такэда так и остался сидеть на траве, где было мягче, чем на деревяшке, а Тейлор забрался обратно на бревно, подтянув к себе ноги по-турецки. Руками он уперся в колени и торчал в стороны острыми локтями, ни дать, ни взять птица в гнезде.       — Могу рассказать одну историю, — вдруг сказал он, поднимая глаза, в которых замерцало отражение огня. — Она не мистическая, она странная. И дело было давно, еще на старой Земле.       Присутствующие оживились, разворачиваясь к рассказчику и устраивая удобнее скатанные куртки под локтями и головами. Вайз остался сидеть, тихонько покачав головой. Насколько он знал Тейлора и его такое вот невинное выражение лица, тот сейчас не упустит случая продемонстрировать превосходство, нагонит своими октавами в голосе потусторонней жути так, что волосы дыбом встанут. Ну, пусть еще разок потренируется, лишним не будет. Наверное.       — Ну? — на правах напарника нетерпеливо подогнал Теда Гейл.       — Знаете в сети ресурсы, где можно найти любое видео от времен зарождения кино до последних новинок? — Тед обвел собравшихся взглядом. — Такие еще до колонизации появились, а с развитием техники начали наполняться со скоростью света. Многие там зависали сутками, сериалы смотрели, мультики, просто общались, весь объем информации там за всю жизнь было не пересмотреть. Но однажды кто-то вспомнил и начал искать фильм, который смотрел в детстве. Фильм был немецкой сказкой, по сюжету тоже довольно известному, о мальчике, превращенном в карлика.       — Гауфа сказка, — зачем-то сказал Креббер.       — Да, — согласился Тед. — Она самая. Тогда экранизаций было немного, найти нужное из трех-четырех файлов было нетрудно, но тут вышло что-то странное — обнаружилось множество людей, которые видели этот фильм в детстве, помнили примерные годы из середины восьмидесятых двадцатого века, но нигде не нашлось ни обрывка видеоряда, ни даже картинки, какие сохраняются в сети из иллюстрации афиш. Не было ничего и в программе передач сетки вещания, которую раскопали самые настырные. Вообще никаких упоминаний. Стали собирать данные у очевидцев, те сходились в одном — фильм был спектаклем, показывали его без каких-либо анонсов в программе. Правда, в рамках специальной детской передачи, которая выходила по графику.       — Старая пленка тупо могла не дожить до оцифровки, — предположил Джонсон. — Утратили оригинал, и копии делать не с чего стало. Особенно если не популярная лента.       Остальные хранили молчание, подозревая, что ответ не так прост.       — Огромное количество фильмов более ранних и редких имелись в сети в том или ином виде, — возразил Тед. — Здесь все наоборот — большое количество очевидцев и ни одного кадра. Но постановка была жуткой, напугала детей до смерти, и даже детали фильма врезались им в память: отрубленные головы в корзине, туман, низко висевший на улицах, замедленные движения, уродство карлика, тоска и безнадежность атмосферы, готика в антураже, горящие буквы титров. Но фильм так и не нашли, как не нашли производителя, актеров и вообще участников этого проекта. Даже точное название никто сказать не мог, помнили только, что оно было длинным и написанным готическим шрифтом.       Возле костра наступила тишина, огонь вдруг начал дымить и через секунду накрыл всех слушателей облаком дыма, словно усиливая эффект от сказанного. Вайз снял куртку и взмахнул ею, чтобы рассеять плохую видимость, но это не удалось, сизые клочья остались висеть над головами.       — Может, фейк? — деловито уточнил Стюарт. — Как та передача, из которой отрывки якобы нашли, и сразу нашлось триста тыщ очевидцев, видевших ее целиком, хотя кроме отрывка, снятого специально для розыгрыша, ничего больше не существовало?       — Была такая версия, — согласился Тед. — Но там хоть отрывок был, а здесь даже отрывка не нашли, только воспоминания.       — Что-то экспериментальное и засекреченное? — высказал мнение Девилер. — Для изучения реакции целевой аудитории?       — Когда изучают, репрезентативность соблюдают и все такое, — возразил ему Креббер. — А тут аудитория вроде как вышла случайной. Скорее чье-то экспериментальное творчество, вроде авангардного. Купили тайком время в прайм-тайм, попробовали прославиться, никому не понравились — и слились.       — А почему тогда участники потом не прибежали себя пяткой в грудь бить, что были там и делали это шоу, когда их искать начали? — напомнил Стюарт. — Лица-то признать можно было бы, фотки продали бы выгодно.       — Никто не объявился, — подтвердил Тед. — Хотя должны были быть живы на тот момент. И насчет купили тайком — телевидение было государственным. Людям со стороны туда нельзя было попасть, влезть в прайм-тайм еще меньше можно было, только по согласованию с правительством. Сумасшедший режиссер-миллионер отпадает.       — Это где было? — с интересом спросил Гейл.       — Двадцатый век, восьмидесятые годы, Россия. По крайней мере, очевидцы все из России, а вот фильм называют иностранным, буквы в названии были готическими и даже с подстрочной диакритикой в виде галочек. Правда в языке путаются, кто-то называет его чешским, кто-то немецким.       — В немецком языке из диакритики только умлауты, это точки, а не галочки, — задумчиво произнес Креббер. — Скорее всего, язык был все-таки славянский, стилизованный под готику. У них есть такие элементы, вроде хвостиков вниз и вверх.       — Может, это был научный эксперимент? — осторожно вставил Джонсон.       — Ноу-хау, — фыркнул Мартинес. — Напугать до икоты младенцев отрубленными головами. Это любая бабка в деревне может без всякой науки.       — Военный? — не сдался тот. — Оборудование протестировать, психотропное оружие например. Или двадцать пятый кадр.       — Такое проще на полигоне сделать, а не на телевидение лезть, да еще актеров с режиссерами нанимать, свидетелей оставлять, потом покупать их молчание или вообще убирать. Не стоит овчинка выделки.       Возле костра снова стало тихо, только угрожающе потрескивали сучья в огне. Гейл спрыгнул с насиженного изгиба дерева и подошел ближе.       — А что еще из фильма запомнили? — спросил он. — Какие-то подробности наводящие есть?       — Живые белки с ореховыми скорлупками на ногах, — охотно припомнил Тед. — Очень натуралистично сделанные головы в корзине, со следами крови в месте разруба. Уродство карлика, превышающее возможности грима — горб, нос...       — Тогда это не запись спектакля, — уверенно сказал Гейл. — Живых белок на сцену не выпустишь, такие спецэффекты только для видеопоказа.       Вайз, все это время усиленно тыкавший в свой пад, поднял голову.       — Нашел, — сказал он. — Действительно, куча архивных тредов о том, что Принцесса уже назвал. Тут есть еще упоминание, что карлик действительно был горбат, а когда ему в горб стрела попала, он преобразился в красавца.       — Погоди, — вдруг перебил его Креббер. — В сказке Гауфа никто не стрелял, карлик понюхал травку и вернул себе облик, а потом удрал с гусем под мышкой из дворца тайком. Ты что-то путаешь.       — Не я, а очевидец.       — Очевидец чего?       Тед не выдержал и прыснул в рукав своего растянутого домашнего свитера, Такэда тоже уткнулся в ладони и тихонько хрюкнул. Мартинес встал с угрожающим лицом.       — Шутка, да? — вызывающе спросил он. — Разыграли, что ли?       При этом он легонько, но с намеком пнул Теда коленом в бок так, что тот был вынужден ухватиться руками за свой насест, отчего сходство с птицей только усилилось.       — Говорят тебе, был такой фильм, — повысил голос Вайз.       — А чего они тогда ржут? — не унимался Мартинес, продолжая словно в шутку пинаться, но с каждым толчком все сильнее и сильнее, так что удерживаться на месте Теду стоило труда. — Это какая-то из их шуточек акустических, точно говорю.       — Тед, а правда, с чего ты вообще про этот фильм вспомнил? — вдруг с любопытством спросил Креббер, тоже поднимаясь на ноги. — Откуда услышал о нем? Явно не только что нагуглил, раз столько подробностей знаешь, про эти кадры, да про треды в сети, да еще и русские. Какого черта вы с Такэдой этим интересовались?       Лицо Теда стало растерянным и напряженным, он не удержался и соскользнул с бревна при очередном толчке. Гейл неторопливо подошел к Мартинесу, бесцеремонно отпихнул его плечом в сторону, а когда тот собрался вернуть себе позицию силой, коротко сказал:       — Отвали.       Вайз тоже повелительно мотнул головой в сторону. Остальные продолжали молча ждать. Тед поерзал, посмотрел на Гейла, скрестившего руки на груди, оглянулся на застывшее лицо Такэды.       — Лаудер рассказал, — еле слышно признался он.       Бывшие курсанты переглянулись, но Тед плотно сжал губы, словно и так ляпнул лишнего.       — Причем тут Лаудер? — грубо спросил Вайз, тоже нависая над ним. — Его-то каким боком касается русский фильм? Да еще такой древний?       — Никаким, — вступился за товарища Такэда. — Это он нам такое задание дал в прошлом году.       — Ничего такого в прошлом году не задавали, — возмутился Креббер. — По крайней мере, я не помню. А вы, парни?       — Нам с Такэдой, — успокоил его Тед. — Индивидуально.       Стало еще тише, так что даже огонь казался ревущим пламенем. Дым снова повалил в их сторону, заставляя щуриться и морщить носы от щекочущего дыма.       — Фильм, о котором есть только воспоминания, — вступил Такэда. — Причем только у детей и только в одной стране. С совпадающими подробностями в видеоряде, никаких следов которого нет. Что думаете? Есть жизнеспособная версия?       — Эффект Манделы? — вопросительно поднял голову Грегори.       — Мы с Тедом начали с этого, — торопливо кивнул Такэда. — Но эффект Манделы основывается на реальных событиях, которые искажаются памятью. Здесь нечего считать реальными событиями. Два фильма на эту тему существовали в тот период, но они обычные сказки, их все смотрели, никто не боялся, и там нет описанных примет.       Вопросов никто не задавал, все просто ждали дальнейшего рассказа.       — Мы изучили множество тредов, посвященных эффекту Манделы, — подхватил Тед. — Читали именно примеры пользователей, например, один из них спрашивал, куда из фильма про Терминатора делся момент с утекающей в канализацию каплей ртути, который он точно помнил. А на самом деле такого кадра в фильме никогда не было, он был описан в книжке про терминатора, вышедшей после фильма.       — Мы прошерстили русские книги со сказками Гауфа, — Такэда подпер щеки кулаками. — Отрубленные головы действительно там присутствовали, это в экранизациях они были заменены на более невинные предметы, кокосы, например. Белки в скорлупках на ногах тоже оттуда, из текста. И стрела, попавшая в горб, существовала, но не в фильме по Гауфу, а в другом фильме, тоже сказке, тоже русском, где героем тоже был горбун. Только он не был карликом.       — Погоди, погоди, — поднял голову Креббер. — Стрела из одной сказки, карлик из другой, белки из книжки, а в голове сошлись в одно благодаря горбу?       — Детская аудитория, — подхватил его мысль Девилер. — Большая масса контента проходит через мозг, границы размыты…       — Ясно, — кивнул Креббер. — Но с чего-то дети вдруг начали объединять именно эту сказку с другими именно в это время, да еще и с общими опорными точками. Что-то должно было послужить толчком.       — Мультфильм? — высказал свою версию Грегори.       — Шоу? — подхватил Джонсон.       — Цирковое представление?       — Театральный спектакль?       — Диафильм?       — Сериал?       Тед покачал головой.       — Во всех перечисленных примерах уже есть видеоряд, который будучи скомбинирован, так или иначе вспомнился бы. А его нет.       — И? — не выдержал Вайз.       — Виниловая пластинка, — просто ответил Такэда. — Аудиоинсценировка, почти час напряженной музыки и устрашающих звуков той же самой сказки про карлика. Она была записана в восьмидесятом, вышла в продажу позже, в дома попадала тоже в разное время, поэтому дети и не запомнили точно год просмотра страшного фильма, синхронизировали его задним числом с выходом детской передачи, где могли бы его увидеть.       — А видеоряд брался мозгом из уже существующего ассоциативного ряда. Готические буквы и черно-белая хроника — это вторая мировая война, ее тогда хорошо помнили еще, а в середине восьмидесятых отмечался юбилей победы, шквал фильмов про войну с горящими готическими буквами и атмосферой драматизма. Плюс виденные ранее сказки. Плюс прочитанная книжка. Плюс воображение. Мультипликативная модель, как выразился Фред.       Тед поднял глаза и посмотрел на лица товарищей, которые выражали целую гамму чувств от услышанного.       — Легче всего ложные воспоминания формируются с помощью звука, — закончил он историю с чудовищно знакомой интонацией.       Костер погас, оглушительно треснув. Грегори взялся было его разжечь заново, но заметил, что светает и вопросительно посмотрел на остальных. Вайз махнул рукой.       — Пошли спать, — хмуро сказал он. — Надеюсь, отрубленные головы нам не приснятся. И война тоже.       От костра осталась одна зола, но Гейл продолжал сидеть с сигаретой на бревне. Тед тоже не двигался с места. Серо-оранжевые огни потихоньку гасли и темнели, рассветная сырость и серость наступали. Молчание стало затянувшимся, и Тед через плечо взглянул на Гейла.       — На кой черт Лаудер вам давал такие задания? — без выражения спросил тот, заметив его движение. — Не вижу ни одного варианта, в котором моему выводящему потребуется умение создавать ложные воспоминания. Что я пропустил в образовательном курсе?       Тед усмехнулся уголком рта, вышло снисходительно и виновато одновременно.       — Ничего ты не пропустил.       — Ни хрена, — оборвал его Гейл. — Если он вас с Такэдой натаскивал на такие штуки, значит уверен, что понадобятся. Вот и хочу понять, чего я не знаю о своей будущей работе. Или о тебе.       Тед молча взял из руки Гейла сигарету, глубоко затянулся и выпустил дым разнокалиберными кольцами прямо над своей головой. Гейл проследил за их рассеиванием в воздухе, закусив губу, чтобы не ляпнуть грубость.       — Дрифтер должен оставаться живым, — наконец ответил Тед, не глядя на него. — И здоровым тоже.       Гейл еще немного подождал, но Тед больше не сказал ни слова, вложил ему в пальцы недокуренную сигарету, поднялся и пошел в корпус.