***
Рейес дописал последние слова, посыпал лист мелким песком, сдул его и, сложив письмо пополам, добавил к увесистой стопке слева от себя. Только после этого он поднял взгляд на молодого парня, стоящего навытяжку перед ним, и почесал бородку. — Что ж, Маккри. Вам предстоит ответственная задача. Вы должны доставить бумаги в форт Овер-на-Миссури и передать пакет лично в руки коммандеру Моррисону. Сейчас ноябрь, зимой наши войска никуда не двинутся, но к весне они будут готовы. В этих бумагах очень важная информация, от которой зависит успех наших действий в войне. Так что не подведите. — Он убрал документы в провощенный конверт, залил сургучом, поставив оттиск своей печатки, и только после этого отдал пухлый пакет Маккри. Тот, спрятав документы в сумку, козырнул и, молодцевато развернувшись, быстро вышел из деревянного дома, направляясь к конюшне. День только начинался, так что не стоило тратить время, благо что все необходимое у него с собой, а красотка Бесси за ночь отдохнула и наверняка уже успела подкрепиться. Так и оказалось: светло-серая кобыла тихо фыркнула, ткнулась мягким носом в протянутую ладонь в поисках лакомства — куска яблока или моркови — и ничего не найдя, всхрапнула, обиженно косясь на хозяина. — Ну, ну, милая, — добродушно потрепал ее по шее Джесси, — все будет, но позже. Договорились? Лошадь была не против, так что, споро оседлав ее и подвесив дорожные сумки с припасами, он взлетел в седло и направился к выходу. Массивные деревянные двери со скрипом приоткрылись, и, пришпорив кобылу, Маккри отправился по пока что хорошо знакомому тракту. А дальше — дальше карта и звезды подскажут, куда скакать.***
Метель бушевала уже третьи сутки, периодически то усиливаясь, то ослабевая. Порывы ветра бросали в глаза сухой, колючий снег, от которого не было защиты. Но все, что беспокоило Маккри — так это то, что небо было затянуто тучами, а компас, который раньше никогда его не подводил, в этом лесу точно с ума сошел: стрелка крутилась по кругу, словно волчок. — Чертовщина какая-то, — пробурчал он, поглаживая испуганно всхрапывающую кобылу по шее, — не заблудился же я, в самом-то деле? Повод для переживаний имелся: продовольствие хоть и было взято с запасом, однако он не рассчитывал на такую задержку в пути. Если бы все шло по плану, то еще вчера он бы оказался в одном из фортов, где смог бы передохнуть и пополнить припасы, а так… Кто знает, куда он ухитрился забрести? Где-то совсем рядом раздалось странное покашливание, а следом — вой. Джесси резко встрепенулся, хватая притороченное у седла ружье, но разглядеть что-либо в надвигающихся сумерках, да еще и через снег, ему не удалось. Так, мелькнуло что-то темное сбоку, но Маккри не был уверен, что ему это все не показалось. Только кобыла занервничала, точно ощущая беспокойство хозяина, фыркнула, поворачивая голову. — Все хорошо, девочка моя, — пробормотал он, протягивая руку и собираясь погладить ее по гриве. В этот момент все и случилось: с подветренной стороны на них бросилась какая-то тварь, Джесси успел заметить ее сходство то ли с волком, то ли с гиеной, только гораздо более крупных размеров. Лошадь, почувствовав, как шпоры едва не до крови вонзились в бока, пустилась вскачь, но было поздно. Когтистая лапа с силой ударила ее по крупу, отчего она жалобно заржала, попыталась лягнуть задними копытами. А в следующий миг Маккри ощутил, как его выбрасывает из седла, и последнее, что он успел увидеть перед тем, как отключиться от удара в ствол огромного дерева — это как странный волк, потеряв интерес к Бесси, трусит к нему.***
Сознание возвращалось постепенно. Сначала Джесси ощутил, что ему тепло, точнее, даже жарко. Следом нос учуял густой запах каких-то трав. Только после этого вернулся слух, принося с собой звук горящего костра и тихий непонятный говор — где-то рядом о чем-то быстро-быстро говорила какая-то женщина, точно пытаясь убедить в чем-то своего собеседника. Он открыл глаза, но не увидел ничего. Это было настолько страшно, что он тут же постарался сесть, но левая рука, стоило попытаться ею шевельнуть, заныла так, что Маккри сдавленно заорал от боли, закусывая правую ладонь. Ощущение было, словно кто-то воткнул в него раскаленный штырь, да еще и решил для надежности провернуть. Тотчас раздался шорох, а в следующий миг полог отдернулся, и по глазам Джесси, вызывая слезы, ударил яркий дневной свет. Он вскрикнул, поднимая ладонь и прикрывая их — но даже так он успел различить стройную фигуру в индейской одежде. Женский голос о чем-то сердито спросил, но о чем именно у него интересовались, парень не понял. Это было какое-то индейское наречие, но в языках всех этих краснокожих Джесси не разбирался, не было надобности — обычно, если возникала нужда в переводчике, то находили следопыта из местных, знающего английский. — Я… — заговорил он, с трудом ворочая языком, — я не понимаю. Вы говорите по-английски? — Я понимать твой язык. Ты наткнуться шунка-варакин. Фарра, — она ткнула себя пальцем в грудь, — спасать твоя лошадь и жизнь. — Женщина говорила краткими, почти что рублеными предложениями, не заботясь о правильности фраз, но и этому Маккри был рад. Значит, непонятым он не останется. И Бесси, его красавица, если он верно понял эту индианку, уцелела после встречи с той тварью. Жизнь, определенно, становилась лучше. Сесть хотелось неимоверно, но шевелиться Джесси было страшно: ноющая боль в левой руке все еще напоминала о том, к чему привела предыдущая попытка. — Лежать. Ждать. Я нести… — тут индианка запнулась, явно не зная нужное слово, произнесла его на своем языке, щелкнула зубами и выскочила из типи — а в том, что он находится именно в нем, Маккри практически был уверен. Едва внутри вновь стало темно, он с облегчением отнял руку от глаз, вытирая невольные слезы. И только тут вспомнил о сумке с пакетом для коммандера Моррисона. Если эта женщина не спасла еще и ее… Пожалуй, лучше всего будет вернуться в Черный форт, повиниться перед командиром Рейесом, рассказать, что случилось, а там будь что будет. Не казнят же его, в самом деле? Полог снова приоткрылся, но совсем немного, и в крошечную щель ловко проскользнула индианка. Фарра, если он правильно все понял? Она подошла к лежащему на груде шкур Джесси и, осторожно приподняв ему голову, поднесла к губам деревянную плошку, от которой пахло травами, теми самыми, что он учуял при пробуждении. — Пить. Хорошо, – и в полумраке белоснежно блеснула улыбка индианки. Маккри сделал осторожный глоток, пробуя, а затем торопливо выпил и все остальное. Варево какого-то ярко выраженного вкуса не имело, так, чуть горчило, но до хинина ему было далеко. — Хорошо, — довольно повторила Фарра, отнимая от губ Джесси пустую посудину, — ты спать. Боль уходить. Он еще хотел спросить, где его вещи, но глаза стали слипаться, спать хотелось просто неимоверно, так что он не стал сопротивляться, с оптимизмом решив задать этот вопрос в следующий раз.***
Следующие несколько дней слились для Маккри в один, чертовски длинный. Его будили, поили очередным отваром — после третьего или четвертого раза он уже наловчился различать их на вкус, кормили жиденькой кашей из перетертого зерна с редкими волокнами какого-то мяса. Потом меняли повязку на руке, даже помогали опорожнить мочевой пузырь — в первый раз было неловко и стыдно, а потом Джесси как-то даже смирился, привык и сам придерживал бурдюк из кожи буйвола. Что его беспокоило, так это то, что рука все еще ныла, а каждая попытка пошевелить пальцами отдавалась болью куда-то в подмышку и почему-то в пятку. Но всем попыткам что-то узнать, спросить, мешала сильная сонливость, которой он не сопротивлялся, потому что помнил о том, что сон — лучшее лекарство. А потом Маккри открыл глаза и понял, что все. Он больше не хочет спать. Привыкшие к полумраку глаза быстро заметили сидящую неподвижно, точно статуя, индианку. — Где… где мои вещи? — откашлявшись, первым делом спросил Джесси. Отвыкшее от разговоров горло слова точно царапали изнутри. — Не беспокоиться, — в голосе Фарры слышалась улыбка. — Ты терпеть. Идти. Я помогать. На укрывавшую Маккри меховую шкуру упал аккуратный сверток. Изо всех сил стараясь не стонать, потому что левой руке все это активно не нравилось, с чужой помощью парень оделся и вышел из типи наружу, невольно жмурясь: дневной свет бил по отвыкшим глазам. — Сколько… сколько я болел? — Джесси обернулся назад, и только сейчас понял, что Фарра еще совсем молодая девушка. Та серьезно глянула и ответила: — Четыре раза Луна подниматься. И еще пять раз ты проснуться. Звучало несколько странно: то ли четверо суток, то ли больше. Маккри задумался над тем, как быстро он сможет добраться до Овера-на-Миссури, но тут его дернули за правый рукав, привлекая внимание. — Рука. Я смотреть. Сидеть. — Фарра мотнула головой в сторону горящего костра, у которого была расстелена шкура, так что Джесси направился к ней. Тяжело присев на густой мех, он осторожно засучил левый рукав замшевой рубахи и невольно отвернулся, отчаянно боясь увидеть, что у него там такое — то, что рука была неестественно распухшей, было заметно и без того. Тонкие пальцы осторожно сняли полосы ткани, коснулись кожи, и с губ Фарры сорвалось огорченное восклицание. — Я просить духи предки помощь, они обещать. — Она вздохнула, а Маккри повернул голову, кидая взгляд на руку и ощущая, как внутри все сжимается от ужаса. Опухшее, раза в полтора больше обычного, обвитое темно-фиолетовыми вздувшимися венами, предплечье было наискось перечеркнуто тремя глубокими рваными ранами, незаживающими, сочащимися дурно пахнущим желтовато-зеленоватым гноем и сукровицей. Фарра дотронулась до кожи возле одной из них, и Джесси глухо, сдавленно застонал от боли. — Травы держать дурная кровь, не давать ходить, — пояснила индианка, — злые духи обитать тут. Надо… — она замялась, — убирать. Я помогать, ты соглашаться? Терять, по мнению Маккри, было уже нечего, поэтому он молча кивнул в ответ. Фарра глянула на него с ясно различимым уважением во взгляде. — Ты владеть сердце пума, — она прижала ладони к груди, — я стараться быть осторожная. Вскочив на ноги, она бросилась в установленное неподалеку еще одно типи, а Джесси пододвинулся поближе к огню, ощущая сонливость. Язычки пламени весело плясали по пахнущим смолой веткам, принося тепло, от которого его практически разморило, но вернувшаяся Фарра не дала окончательно заснуть. На широком, скуластом лице было ясно различимо беспокойство, словно что-то мучило ее, но упрямо поджатые губы давали понять, что вряд ли она захочет обсуждать это с кем бы то ни было. Уж точно не с ним. — Брать. Рот. Язык не кусать, — с этими словами она вручила ему отполированную деревяшку, на которой можно еще было разглядеть вырезанные когда-то силуэты, видимо, каких-то индейских божков. — Но сначала пить это, — и она вручила деревянную чашу с мутно-белой жидкостью, от которой пахло травами. Теплое варево на вкус оказалось омерзительным, и Маккри даже разок попробовал прерваться, но требовательный окрик Фарры «Пей» помешал ему это сделать. Наконец чаша опустела и была бережно отложена в сторону на шкуру, а Джесси весело улыбнулся, ощущая, наконец-то, как боль уходит, растворяется, точно ее и не было. Кажется, его еще о чем-то спрашивали, но он, уже не особо понимая, что там от него хотят, вытянулся на шкуре и послушно сжал зубами вставленную в рот деревяшку, лениво размышляя о том, зачем это вообще потребовалось. Джесси, пребывая в этом состоянии, не видел, как Фарра расставила по краям шкуры глиняные плошки с травами, призванными отпугивать злых духов, чтоб те не явились на запах крови и не поселились в теле ее подопечного; он не ощущал, как ему перетянули руку выше локтя плетеным кожаным шнуром, пережимая кровеносные сосуды; он не заметил, как его руку устроили на деревянном чурбане, расписанном узорами. Девушка протерла томагавк настойкой трав на огненной воде, едва слышно бормоча себе под нос прошение к духам предков и покровителю их рода о том, чтобы этот бледнолицый выжил, после чего встала и, широко размахнувшись, рубанула по руке застывшего в полудреме Маккри. Аккурат чуть выше локтя, чтобы точно ни единая капля порченой крови не попала снова в тело. Даже отвар трав на маковом молочке тут был не в силах помочь: Джесси взвыл, дергаясь и пытаясь схватиться правой рукой за обрубок левой, но Фарра — откуда только столько сил взялось — с неестественной легкостью придавила его к забрызганной кровью шкуре, дотянулась до костра, вытягивая из огня расположенную чуть в стороне головню, и прижала ее к свежей ране. К густому запаху крови прибавился еще один — горелой плоти. И эта боль уже не забивалась ничем, поэтому в какой-то момент подвывающий и скулящий парень потерял сознание. Фарра была уверена в том, что теперь все с ним будет хорошо, но нужно еще было довести дело до конца. Поэтому она, перетащив Маккри назад в его типи и оставив с ним одну плошку с дымящимися травами, остальные использовала для того, чтобы окурить дымом из них отрубленную руку. Ее она следом старательно сожгла на отдельном костерке, используя только правильные дрова и травы, которые должны были очистить бывшего хозяина от гнева духов. Жирную золу и горелые кости Фарра, бормоча заклинания, закопала под кленом, пусть для этого и пришлось повозиться, вгрызаясь в мерзлую землю металлической лопаткой, в свое время стоившей немало шкурок. Весной дерево пробудится, возьмет на себя все проклятья, что могли оставаться в золе, тем самым окончательно освобождая белолицего от их гнета. Но до весны было далеко, а пока она тщательно зачистила место обряда, засыпая окровавленный снег растертыми в труху пахучими травами, чтобы ни один хищник не явился на запах, не захотел поохотиться на слабых двуногих. И только покончив с этим, она вернулась в типи, где оставила Маккри, в тусклом свете самодельного светильника из жира с фитилем вглядываясь в его обескровленное лицо. — Ты мочь ненавидеть, я спасать твоя жизнь, — тихо произнесла Фарра на своем ломаном английском, будто ее могли услышать, тщательно покрывая обожженный обрубок руки парня толстым слоем лечебной мази и заматывая широкими льняными лентами. Самое сложное было позади, теперь все будет хорошо, она верила в это. Духи предков, являвшиеся ей во снах, завуалированно говорили про это.***
Следующие несколько дней были похожи один на другой, словно капли воды. Джесси, подхватив лихорадку, метался на укрытом шкурами ложе, то скидывая с себя все, мокрый от пота, точно загнанная лошадь, то, наоборот, кутался, громко стуча зубами от холода. И несмотря на все старания Фарры, лечебные отвары не помогали, благо, заживление руки шло хоть и медленно, но без осложнений. Оставалось одно: провести обряд, который, если на то будет воля духов, спасет бедолагу. Следующей же ночью, едва только луна поднялась над горизонтом, в типи Маккри проскользнула закутанная в один только плащ из лисьих шкурок Фарра. В плошке с топленым жиром тлел фитиль, света от этого было немного, но хватало для того, чтоб внутри не царила кромешная тьма. Меховой плащ небрежно упал наземь, сброшенный с плеч, а сама Фарра, беззвучно ступая, подошла к тщетно пытающемуся укрыться еще хоть чем-то Джесси. Присев на корточки, касаясь пятками ягодиц, она, отложив в сторону захваченный кусок замши — его время придет позже, — щедро почерпнула пальцами из принесенной с собой деревянной коробочки краску на основе жира и угольной золы и принялась чертить на лбу, щеках и груди Маккри колдовские знаки. При этом она тянула песнь без слов, и ее голос то взвивался вверх, то опускался вниз до едва слышного мычания. Именно от этого и очнулся Джесси, но ни сил, ни желания подавать знак, что он уже не спит, не было. Ровно до того момента, пока к нему, скользнув под шкуру, не прижалось горячее женское тело, и это было лучше любой грелки. — Ч… — Задать вопрос он не успел. Узкая ладонь, пахнущая травами и почему-то костром, тут же зажала его рот, а на ухо торопливо зашептали: — Я помогать, ты стать здоровый. Маккри выдохнул: он не понимал, как то, что у него справа под боком лежит женщина, может помочь ему. Вряд ли от этого вырастет рука. Тем временем ладонь скользнула по губам Джесси, по шее, небрежно прошлась по обтянутой рубашкой груди и, дойдя до штанов, коснулась его паха, оглаживая ласково и нежно. — Ч-что? — Забывшись, Маккри попытался перехватить ее запястье левой рукой, и невольно заскрипел зубами, когда это не удалось. А ловкие пальцы Фарры тем временем уже развязали шнуровку и, немного стянув штаны, накрыли полувозбужденный член. Это было странно, даже нереально, но отказать не было ни сил, ни, что уж там скрывать, желания. И он, шумно выдохнув, выгнулся, пахом вжимаясь в горячую женскую ладонь, желая, чтобы она не останавливалась, не прерывалась, продолжала… Выводимая Фаррой мелодия резко оборвалась, а следом она заговорила, ее речитатив был непонятен Джесси, но это было и не важно. Важнее было то, что охватившие его член пальцы девушки двигались в одном темпе с ее негромким бормотанием, то ускоряясь, то замедляясь. И это было гораздо лучше, чем когда он ласкал себя сам. Приобнимая прижавшуюся к нему Фарру, он, тяжело дыша, прошелся ладонью по ее гладкой и скользкой, точно натертой маслом, коже, ладонью сжал небольшую грудь, ощутив, как девушка ответно вздрогнула, но не прервала свое бормотание, только сжала чуть сильнее пальцы на члене. С присвистом втягивая пахнущий травами дымок, которым, казалось, пропиталось изнутри все типи и от которого легко кружилась голова, Маккри, отпуская грудь, повел рукой ниже, по животу, по округлому бедру, и замер, стоило ему пальцами провести между ног Фарры. Он не был неопытным девственником, не знавшим, что и как происходит с женщиной, когда она желает мужчину. И весь его опыт говорил о том, что в таких случаях не может быть женское лоно сухим. Джесси вскинулся, пытаясь приподняться, но ему не дали это сделать. Речитатив сменился гортанным напевом, то и дело становящимся еле различимым, а крепко охватывающая его член ладонь Фарры двигалась быстро и торопливо. Долго это продолжаться не могло, и он, глухо застонав, выгнулся, вжимаясь в ладонь и ощущая, как сперма толчками выплескивается наружу. Фарра провела пальцами по обмякшему члену, выбирая все до последней капли, вытерла руку куском замши и заботливо укутала Маккри шкурами. — Спать. Все хорошо, — в полумраке блеснула белозубая улыбка, а затем, захватив замшу, которую теперь необходимо было сжечь, и коробочку с краской, она, затушив огонек в плошке, накинула на плечи плащ из лисьих шкур и вышла наружу. Уставший и обессиленный, чувствующий себя выжатым, Джесси прикрыл глаза и заснул, впервые за столько дней спокойно и безмятежно.***
Было это совпадением или нет, но после этого Маккри и правда пошел на поправку, и потому под зорким присмотром не отходящей от него ни на шаг Фарры он смог выбраться из полумрака типи наружу, на свежий воздух. Первый же сюрприз ждал его неподалеку: отъевшаяся, с лоснящейся шкурой, светло-серая кобыла призывно заржала, сообщая о себе. — Бесси! — радостно воскликнул Джесси, опираясь на сучковатую палку, играющую роль трости. Прибегать к помощи девушки он не желал, поэтому Фарра просто следовала за ним, держа руки в рукавах меховой шубки, богато расшитой разноцветными нитями и украшенной бусинами. — Я отводить стадо. Лечить. Кормить. Жеребец покрывать три раз, я давать отвар… Жеребенок нет, — негромко пояснила она, пока Маккри обнимал лошадь, гладя ее по шее и отмечая, какие ухоженные стали грива и хвост — расчесанные, с заплетенными косичками, перевязанными тонкими плетеными шнурками. — Она скучать, — с этими словами Фарра вытащила из рукава, точно фокусник, небольшое яблоко, явно дичок, и отдала его Джесси. — Она любить. — Она широко улыбнулась, отчего на мгновение парню показалось, что ей нет и пятнадцати, и отошла в сторонку. Дальше размышлять об этом он не стал: Бесси ткнулась носом в его ладонь, затем аккуратно губами подхватила яблоко и захрустела им, довольно косясь на хозяина. — А я боялся, что тебя та тварь добила, как чуть не добила меня, — поглаживая кобылу по боку, тихо признался Маккри и коснулся пальцами трех длинных корочек коросты на крупе Бесси. Лошадь в ответ только тихо и жалобно заржала, точно жалуясь на то, как ей было больно. — Ты отдыхать, — прерывая их, заговорила Фарра, — ты выздоравливать, ехать далеко. Я давать твои вещи. — Вещи? – вскинулся Джесси, — ты их сохранила? Фарра глянула на него с невольным удивлением: она ведь говорила про то, что ему не стоит беспокоиться о них. Но тут же напомнила себе о том, что этот бледнолицый тяжело болел. Наверняка злые духи затуманили его разум, вот он и позабыл о таких вещах. Поэтому, легко улыбнувшись, она кивнула, с невольным удивлением замечая, как на лице Маккри появляется широкая улыбка. Отпустив лошадь, он сделал несколько шагов и сгреб индианку в неловкие объятия. — Спасибо, огромное спасибо тебе. Ты даже не представляешь, как важно то, что они сохранились. Фарра подняла голову, заглядывая в его лицо, и совершенно серьезно ответила: — Я знать. Духи являться, предупреждать. Я знать и спешить. И чуть не успеть. — она опустила голову, чувствуя свою вину. Ведь могла быть чуточку расторопнее, тогда бы шунка-варакин не успел напасть, но, видимо, такова была воля Небесного Отца. И, меняя тему, потому что не было смысла жалеть о том, чего нельзя изменить и исправить, она потянула Джесси к костру. — Ты кушать. Мясо. Я охотиться. — Фарра отстранилась от него, легко подошла к кобыле, погладила ее по спине и, что-то прошептав на ухо той, легко шлепнула. Бесси тонко заржала, точно прощаясь с хозяином и обещая вернуться, и поскакала куда-то в сторону. Стук лошадиных копыт стих довольно быстро, хотя Маккри и пытался вслушиваться. — Ее не съедят? — обеспокоенно поинтересовался он у Фарры, на что та глянула с обидой и негодованием во взгляде. — Я колдовать! Нельзя убивать, — пояснила она, и Джесси снова стало не по себе. Ощущение было таким странным, будто он отобрал конфету у ребенка или сообщил, что Санта-Клауса не существует. — Прости, — неловко выдавил он, на что Фарра махнула рукой. — Бледнолицые. Вы не понимать. Мир… Связь. Я объяснить, позже. Сначала есть. Урчание в животе Маккри дало понять, что он и сам не против такого распорядка.***
Следующие дни запомнились Джесси только бесконечными уроками на тему того, как жить, если у тебя теперь всего одна рука. К чести Фарры, она ни разу не издала даже сдавленный смешок, серьезно следила за всеми его попытками, готовая помочь, когда это понадобится, но не лезущая без спроса. Это нравилось Маккри: он не хотел выглядеть слабаком в чужих глазах, пусть они больше и не встретятся никогда, стоит ему уехать. Каждые утро и вечер его рану проверяли, наносили очередной слой пахнущей травами мази, но то, что заживление идет невероятно быстро, было заметно невооруженным взглядом. Но больше всего ему нравились их разговоры по вечерам у костра, когда перед ним приоткрывала завесу тайны совершенно отличающаяся от его собственной жизнь, быть может, в чем-то простая и наивная, но интересная. — Ты обещала рассказать про связь, — в один из вечеров напомнил Джесси, вгрызаясь зубами в запеченного на огне кролика, стараясь не закапать одежду горячим жиром. Фарра искоса глянула на него, языки пламени бросали на ее лицо причудливые отсветы, от чего она казалась то совсем девчонкой, то дряхлой старухой, и от этого тянуло перекреститься и прочесть молитву. — Хорошо. Я пробовать, — легко согласилась она, беря из костра тонкую веточку, и пересела ближе к Маккри. — Смотреть. Мы жить одно целое. Люди, животные, растения, все есть творения Небесный Отец, — она схематично, но достаточно узнаваемо изобразила человека, животное и дерево, — мы умирать и становиться духи. Советовать потомки как быть. Они слушать или не слушать и делать ошибки. Мы не убивать веселье, мы убивать еда или месть. Духи сердиться, мы приносить жертва, мы использовать заклинания. Все довольство, — с этими словами она обвела пиктограммы в один овал. — Мы есть часть мир, взаимодействовать и вместе влиять. Бледнолицые нет. Вы убивать глупо. Развлечение, смех. Вы считать вы главенство. Это глупость. Но вы не понимать это, — пожала она плечами. — Я не говорить все, но я видеть много. Вы относиться мир должен все. Но мир не должен, — с этими словами она бросила веточку назад в огонь, и, точно подтверждая ее слова, пламя ярко вспыхнуло. Джесси промолчал, не зная, что ответить. Ведь в чем-то была правда в ее словах, но признавать это вслух он не был готов, слишком привык к положению белого человека, несущего всем свет цивилизации. — Время спать, — грустно улыбнувшись, заметила Фарра, — завтра много дело. — Каких? — недоуменно глянул на нее Маккри, но ответа не получил: индианка, встав, молча ушла в типи. Немного посидев у огня, он последовал ее примеру.***
Утром Джесси проснулся от лошадиного ржания, и когда он, торопливо одевшись, выскочил наружу, то не поверил своим глазам: на полянке возле костра нетерпеливо переступала с ноги на ногу оседланная Бесси. Возле нее хлопотала Фарра, что-то пряча в дорожные сумки.Обернувшись и увидев застывшего парня, она подошла и наклонила голову к плечу, окидывая его оценивающим взглядом. — Я больше не мочь помогать ты. Я сделать свой дело. Ты жить и делать свой дело. — Ты… Это тебя задел вчерашний разговор? — спохватился он, но в ответ Фарра отрицательно покачала головой. — Я видеть духи. Я отправляться в другой место. Ты ехать свои люди. Везти им, — с этими словами она вытащила из-под шубки мгновенно узнанный Маккри пакет и передала ему, — я снабдить припасы. Вы доехать, я обещать, — она улыбнулась и подняла указательный палец, — и я подготовить подарок. Ждать! Оставив Маккри в недоумении, она нырнула к себе в типи, откуда вышла спустя едва ли минуту, неся в руках что-то морковно-красного цвета. И только когда это нечто развернули и накинули на него, Джесси понял, что это пончо. Шерстяное пончо, и ему было даже страшно представить, сколько труда потребовалось для его создания Фарре. — Я вышить обереги. Все быть хорошо, — протянув руку, она погладила Маккри по плечу, и он, выдохнув сдавленное «спасибо», приобнял в ответ. Долгих проводов не было, так что не прошло и десяти минут, как Маккри, устроившись в седле, скакал по заснеженной тропе, держа в памяти напутствие Фарры и ориентиры, которые помогут ему найти верную дорогу, ведущую к своим. Он еще не знал, что обещание индианки о том, что все будет хорошо, сбудется. Что он сумеет без приключений и происшествий добраться до Овера-на-Миссури и передать пакет коммандеру Моррисону. Что военная кампания, проведенная на основании привезенных им сведений, пройдет успешно. Что он пройдет через все сражения, не получив больше ни одного ранения. И что на все шутки сослуживцев о «неуязвимом Маккри» он будет просто улыбаться, поглядывая на выцветшее красное пончо.