***
Пиршество длится несколько дней. Пышные королевские охоты не дают заскучать никому, в лес свезли сотни зверей, чтобы каждый из рыцарей мог поймать что-то достойное. И пока все они, во главе с Королём, будто помолодевшим на десяток лет, прекрасным и огненным, несутся сквозь лес, Королева, покинув придворных дам, поворачивает свою белоснежную кобылу к Аллен, и пристраивается рядом с ней, слушая разговоры молодых девушек. – Ты не поднимаешь на него глаз вот уж четвёртый день, Аллен. Не говоришь с ним, не улыбаешься, вздрагиваешь, стоит ему только приблизиться, с тех самых пор, как окончилось первое соревнование. Линали, явно встревоженная поведением подруги, не спеша бредёт по поляне, позволяя своей кобыле жевать травку и останавливаться всякий раз, как ей того захочется. Эстар, кажется, совсем не против этого, тянется к ней мордой, фыркает и всё пытается потереться о её гнедой бок. Аллен не знает, что ей ответить. Раздумывает некоторое время, поднимает взгляд на мать, снова отводит глаза и пожимает плечами. – Разве он этого хочет? – спрашивает она негромко. – Разве это было его целью? Медальон на груди жжёт с каждым днём всё сильнее, Аллен даже кажется, что он жжёт вполне по-настоящему, ощутимо и сильно, он становится всё тяжелее, и Аллен хочется согнуть шею, чтобы хоть как-то уменьшить эту ужасную тяжесть. Он всегда рядом. Всегда защищает, всегда смотрит лишь на неё, всегда помогает, обучает её. Вот только он делает всё это совсем не потому, что ему так хочется. Чувствует свою ответственность? Или, может быть, даже вину за то, что такая дура умудрилась влюбиться в него? Королева вздыхает и качает головой, грустно усмехаясь. – Разве так незаметны его чувства к тебе? Разве сложно понять его мысли? Он боится тебя так же, как ты его, однако делает всё для того, чтобы ты была счастлива. Или хотя бы как можно менее несчастна. Может быть, стоит шагнуть ему навстречу хотя бы раз? Аллен хмыкает и закрывает глаза. Эстар, переволновавшись, встаёт на дыбы, пытаясь привлечь внимание прекрасной кобылицы, и Аллен ахает, хватаясь за его шею, а затем хлопает раскрытой ладонью по его крупу. – Что ты творишь?! Конечно, она превосходно умеет держаться седле, однако сейчас уже чуть было не простилась с жизнью от неожиданности. И только после того, как Эстар, понимая, что натворил, опускается на землю, виновато фыркнув, она замечает позади тёмную фигуру ещё одного человека. – Я услышал шум, – объясняет Канда. Он, видимо, вёл своего коня под уздцы, так как сейчас животное от испуга шарахнулось в сторону и оказалось на другой стороне поляны, а Канда стоит так близко, что, кажется, готовился вот-вот ловить падающую девушку. Аллен снова ахает, отворачивается, а щёки её тут же заливает румянец. – Разве можно так подкрадываться к девушкам?! – восклицает она, и уже готовится услышать какой-нибудь ехидный вопрос, но Канда лишь молча кланяется сперва Королеве, затем ей и Линали, и отвечает весьма достойно: – Я прошу прощения за столь неподобающее поведение. У Аллен на мгновение даже мысли из головы пропадают. А затем она вдруг начинает громко хохотать. – Чего-чего?! – переспрашивает она, совсем не ожидающая от Канды подобных речей. – Чего ты сказал только что? Канда, ничуть не смущённый, хмыкает и кланяется ещё раз, повторяя чуть громче. – Прошу прощения, что так неподобающе повёл себя с дамами, позволив себе забыть о ваших проблемах со слухом! Аллен от этих слов начинает хохотать ещё пуще, и даже Королева улыбается вдруг искренне и широко. Всё это почему-то начинает напоминать ей ухаживания Кросса. Немного нелепые, странные, и такие галантные, манящие, притягательные. Аллен подобное вряд ли доведётся узнать до тех пор, пока Канда не станет её законным мужем. А пока что… Им в самую пору веселиться. – Мне стоит поспешить догнать Его Величество Короля. Боюсь, он может выдумать что-то совсем безбашенное в таком весёлом обществе, – вдруг говорит она, прежде чем ударить свою кобылу по бокам. Аллен всё ещё не может перестать смеяться. Канда, уже вновь подхвативший коня под уздцы, поправляет за спиной тяжёлый дубовый лук, и ехидно глядит на неё, а Линали мягко улыбается, наблюдая за разворачивающейся перед ней сценкой. Она бы с удовольствием сейчас исчезла куда-нибудь вдвоём с Лави, да только тот остался во дворце, приводить в порядок библиотеку летней резиденции вместе со своим дедом. Так что деваться ей сейчас совершенно некуда. – Вы, Канда, не хотите принять участие в королевской охоте? – спрашивает она, уже заранее зная ответ. Тот хмыкает, качает головой и вскакивает в седло. – Я хотел бы отдохнуть вдали от этого шума, – вежливо отвечает он, а Аллен почему-то думает про себя, что он бывал на охотах пострашнее и посерьёзнее. Он имеет полное право наслаждаться сейчас неожиданно выпавшим ему отдыхом. – В таком случае, если вы не против, я могу показать вам одно очень тихое и красивое место неподалёку. Я уверена, Аллен ещё помнит его, – Линали косится на приумолкшую девушку, и та вмиг вскидывает на неё глаза. Она явно желает что-то сказать, возмутиться, но Линали выглядит настолько уверенной в себе, что Аллен вздыхает и прикрывает глаза. – Я помню его. Это в самом деле самое тихое место здесь. Прежде, кажется, давным-давно, они с Линали прятались там, в маленьком домике на опушке, на который наткнулись случайно, когда играли в лесу. Это было их секретное место. Пробраться к нему из-за зарослей колючего кустарника было не так-то просто. Аллен вдруг становится интересно, сохранился ли ещё этот домишко. Что ж… Раз Линали решила показать их давний секрет кому-то ещё, пусть так тому и быть. Вряд ли они вернутся сюда когда-нибудь снова.***
Домик, как и прежде, стоит почти у самой опушки леса, скрытый разросшимся кустарником. Девушки соскакивают с коней, привязывают их к стволам тоненьких осин, и, будто бы провели здесь всю жизнь, уверенно двигаются к почти незаметному лазу между колючих веток шиповника и боярышника. Вокруг стоит приятное нежное благоухание, и хочется дышать глубже и чаще, и Аллен позволяет себе расслабиться, вдыхая с детства знакомый и любимый запах диких цветов. Канда не торопясь опускается на землю и хмуро оглядывает солнечную полянку, всё ещё полную пушистых одуванчиков. Что-то здесь кажется ему знакомым. Даже слишком знакомым, почти зловещим, и он пока ещё не может понять, что же ему не нравится, однако годами тренированная осторожность берёт своё, и для начала он покрепче хватает Аллен, уже намылившуюся было юркнуть в лаз, за шиворот, не переставая оглядываться. Та хочет возмутиться, но вдруг кидает на Канду взгляд и замирает. – Что случилось? – тихо спрашивает она. – Мы с Линали провели здесь полжизни. Здесь нет ничего опасного. Вот только вся уверенность из её голоса уже куда-то подевалась. Она так же беспокойно оглядывает кусты, за которыми давно скрылась подруга, и медленно разжимает чужие пальцы на своей одежде. – Линали, – напоминает она Канде. Тот не препятствует, однако вдруг наклоняется, разводит руками старые ветки и первым проходит в зелёный, немного колючий лаз, ласкающий его нежными листьями. Когда Аллен наконец оказывается на их секретной полянке, она может вздохнуть с облегчением. Линали здесь, давно уже поджидает их, наворачивая круги вокруг того самого домика. Он немного почернел от дождей, и самую чуточку покосился, однако остался почти таким же. Приземистым, будто вдавленным в землю чьей-то тяжёлой ладонью, немного несуразным, забавным и пахнущим старостью, пылью и травами. Аллен знала всё его внутреннее убранство вдоль и поперёк, однако сейчас ей вдруг очень захотелось снова шагнуть туда, за скрипящую, вечно незапертую дверь. Это было прежде настоящим приключением. Домик, который с уверенностью можно было назвать волшебным. Ведьминским. Домик, из которого пахло пылью. Травами и пыльцой. Он всегда манил к себе, всегда заставлял возвращаться к нему. Рядом всегда было невозможно тепло и спокойно. Сейчас это совсем не изменилось, и настороженность Аллен постепенно спадает снова. И она делает первый шаг по направлению к покосившейся дверце. Канда, всё ещё напряжённый, мгновенно шагает следом за ней, и когда Аллен тянет на себя старую дверную ручку, готов уже оттолкнуть её в сторону, чтобы встретить опасность лицом к лицу. Из домика тянет сухостью и давно уже стёртыми в порошок листьями, и Аллен шагает вперёд за высокий порог, словно на автомате. – Линали, погляди… – шепчет она. И как только прежде они не замечали, сколько же здесь всего интересного… Подвешенные связки трав, чьи-то сушёные лапки, перья, клыки и черепки разных животных, осторожно разложенные по покосившимся полочкам, книги, то стоящие, как им положено, на стеллажах, но валяющиеся прямо на полу, под ногами, то лежащие на столе, руны, которыми исчерчены все поверхности, даже шкафы… Всё пахнет древностью, всё притягивает к себе взгляд, и Аллен, совершенно очарованная, касается книжных полок, смахивая с корешков книг пыль кончиками пальцев, доставая одну за другой, листая жёлтые, почти рассыпающиеся страницы. Текст в них непонятный, все они написаны или рунами, или на иных языках, множество иллюстраций, чаще всего совершенно непонятных, заставляют вглядываться сильнее, пытаясь разобраться хоть в чём-то, но в конце концов каждая книга снова становится на своё место, а Аллен идёт всё дальше, пока не подбирается к заваленному всяким хламом столу. Здесь тоже лежат стопки древних рукописей, то просто в свитках, то с переплётами и в твёрдых обложках. Аллен касается одного, и старая сургучная печать рассыпается от этого, заставляя её ахнуть вместе с Линали, а Канда не сводит с девушек глаз. Всё это ему совершенно не нравится. Наконец Аллен останавливается у самого края стола, где примостилось на уголочке ещё три небольших книги, и наугад вытаскивает одну, стараясь, чтобы она не развалилась в её пальцах, и осторожно смахивает с неё толстый слой пыли, с трудом удерживаясь от того, чтобы громко чихнуть. Обложка оказалась твёрдой, выделанной из бычьей кожи, натянутой на что-то ещё, и со странным рисунком, чем-то очень знакомым Аллен. Она всматривается в странный багряный знак, щурясь, пытаясь понять, откуда же он ей известен, как вдруг Канда, до того оглядывавший с подозрением каждую паутинку, замечает странную вещицу в её руках. И тут же замирает, не смея пошевелиться. – Стой! – вдруг восклицает Канда. Он смотрит на книгу буквально с ужасом, и резко дёргает Аллен на себя, сжимая её запястья. Та сопротивляется. Возмущённо вскрикивает, пытаясь высвободится, пытаясь снова добраться до заветной книги. – Что ты делаешь?! Прекрати, мне нужно… Нужно… Что-то тянет её, что-то шепчет в самой голове, чтобы она подошла, что-то требует, мягко, но так настойчиво, и грудь её, в том самом месте, где сейчас лежит амулет, будто горит. Аллен оборачивается к Линали с просьбой о помощи, но та глядит на неё с каким-то ужасом. Губы её дрожат, сказать она ничего не может и только тяжело дышит. Аллен не понимает, что происходит. – Что с вами? Мы же играли здесь всё детство, ты что, забыла?! Линали, видно, забыла. Потому что сейчас стоит белее мела. А ладони Канды, обычно осторожные и ласковые, сейчас с силой сжимают её запястья почти до боли. – Пусти меня! – вдруг кричит Аллен и снова дёргает руками в попытке освободиться. Она почему-то твёрдо знает, что книгу надо открыть, непременно взять в руки, обязательно найти этот рисунок, она не понимает, для чего, но амулет пульсирует, требует, кричит в ней, что это просто необходимо, что нужно, нужно, нужно сделать это! Канда вдруг рывком дёргает её на себя, а затем так же легко вскидывает на плечо. – Нет, нет, нет, нет, стой! Стой ты, глупец, стой, как же ты не понимаешь! – кричит Аллен, совсем не слыша собственных слов. Канда, к сожалению, всё слышит слишком хорошо. Он направляется к выходу быстрым и резким шагом. – НЕТ! – снова кричит Аллен, и голос её неуловимо меняется. Становится глубже, немного грубее и ниже. Ей кажется, будто она вот-вот потеряет сознание. – Разве ты не понял, Канда?! Она привела меня прямо сюда! Разве не понял ты, что ещё только немного, немного подождать, позволить мне… Канда старается не слушать. Линали вдруг вырывается вперёд, с усилием зажимает ему уши, морщится от содрогающих стены ужасных криков, но сжимает ладони только сильнее. Аллен колотит от бессилья кулаками по спине рыцаря, забывая о его латах, и начинает кричать. В ней что-то переворачивается, что-то будто бы исчезает, амулет вдруг расширяется, сдавливает её шею толстой цепочкой, и Аллен удаётся только хрипеть. – Ты думал, если наденешь его на девчонку, я не найду её?! – продолжает шелестеть жуткий голос. Аллен пугается уже сама, пытается уцепиться за одежду Канды, который уже останавливается перед закрытой дверью, а затем попросту сносит её с петель одним ударом ноги. – Ведь мы снова можем быть вместе! – последний отчаянный возглас, и Канда кубарем катится по траве, прижимая к себе Аллен, сжимая её в объятьях так сильно, что она не может дышать. Сознание её в смятении, она с трудом дышит, амулет всё ещё тянет её назад, а из домика, их родного домика, слышится дикий ужасающий вой. Как они преодолевают изгородь из колючих кустов, уже никто не помнит. И все трое лежат, тяжело дыша, на траве, сцепив руки и дрожа от ужаса. Аллен, не понимая, что только что делала, смотрит на Линали в поисках ответа, но взгляд у той мечется, и выглядит она так, будто только что увидала призрака, потому Аллен не решается спросить у неё. Лишь тихо шипит, доставая из-под платья тяжёлый разогревшийся серебряный кругляш амулета, шипит, сдёргивает его с шеи и кидает на землю. Рука её краснеет, будто она касается чего-то очень горячего, а Канда следит за этим с совершенно беспристрастным лицом и молчит. Он молчит ещё довольно долго, даже не думая подняться с земли, и девушки в этом с ним абсолютно солидарны. Аллен первая решается задать, наконец, вопрос: – Что случилось? – ей кажется, будто она слышала голос. Голос, о котором успела уже позабыть за столько времени, проведённом во дворце. Голос, который впервые узнала той самой ночью, когда ей пришлось калёным металлом отгонять от Канды кромешную мглу. Несколько секунд двое, до сих пор лежащих на земле, не отвечают ей. А затем Канда очень сипло наконец говорит: – Алма. И сейчас уже всё переворачивается с ног на голову. – Алма? Здесь? Как? Ведь мы играли здесь с самого детства! Как это может быть? Нет, ты перепутал, ты… У Аллен ещё слишком много вопросов накапливается в голове, и озвучить их все она просто не может, потому Канда вздыхает и мягко кладёт ладонь ей на губы. – Уходим. Это место больше не то, каким вы его знали. Девушки подчиняются совершенно беспрекословно. Аллен сгребает амулет и опускает его в складки платья, туда, где, незаметный для всех, спрятан карман, и отвязывает Эстара, однако Канда вдруг хмурится и качает головой. – Ты поедешь со мной. Конь Аллен, едва слыша это, тут же поднимается на дыбы вновь, и делает угрожающий шаг в сторону Канды, однако тот усмехается, протягивает руку и вдруг легонько хлопает его по носу. – Не волнуйся. Я не такой тяжёлый, думаю, ты сможешь вынести нас обоих. Эстар тут же успокаивается, и Канда усаживает всё ещё чуть дрожащую Аллен в седло, а затем взлетает на коня сам, легко привязав собственную лошадь к чужому седлу. Аллен никак не может прийти в себя. Всё сжимает горячий амулет в кармане и дрожит так же сильно. Не сваливается на землю, скорее всего, лишь потому, что её крепко держит в руках Канда. Линали едет совершенно молча, и лишь под самый конец, когда впереди становятся слышны людские голоса, спрашивает его: – Алма хочет убить тебя? – голос у девушки дрожащий и низкий, но Канда в ответ только качает головой. – Нет. Всего лишь хочет снова быть вместе. Это я когда-то уничтожил её. На этом их разговоры прекращаются. Аллен в руках Канды наконец расслабляется и закрывает глаза. Больше она не помнит из этого дня совсем ничего.***
Аллен приходит в себя уже во дворце. Охота окончилась несколько часов назад, стоило только перепуганному Канде догнать наконец Королеву и опустить почти бездыханное тело Аллен на землю. Она открывает глаза с большим трудом, пытаясь догадаться хотя бы, где сейчас находится, и к ней тут же бросается растрёпанный, перепуганный отец. – Аллен! Как ты себя чувствуешь?! – громко восклицает он. От чего та морщится и снова закрывает глаза. Королева даже не пытается его удержать. Мариан опускается на колени рядом с кроватью дочери и вдруг обнимает её. Сильно и ласково, чуть подрагивающими руками. – Аллен… Куда же ты вечно умудряешься вляпаться… Канда так и не рассказал никому, что произошло на самом деле. А дрожащая Линали, хоть и понимала всё серьёзность положения, так же прекрасно знала, что разглашать то, что произошло на опушке леса, ей не стоит. Им попросту не поверят. А если и поверят, то сделают только хуже. Аллен снова поднимает влажные ресницы. Голос её до сих пор сипит, на бледной шее отпечаталась красная вереница толстой цепи. Амулет, давно остывший, давит тяжестью на карман, и она машинально опускает руку, проверяя, точно ли он всё ещё здесь, а потом оглядывается. – А… Она кусает губы, понимая, что Канды среди прочих здесь нет. Линали, заплаканная и уставшая, мягко сжимает её руку в своей. – Он решил, что ему лучше будет не присутствовать здесь, – негромко отвечает она на не заданный ещё вопрос, и Аллен тяжело вздыхает, вновь закрывая глаза. – Мама… – тихо зовёт она, и Королева тут же опускается рядом прямо на пол, касается тонкими пальцами её лица и улыбается дрожащими губами. – Я здесь. Здесь, рядом с тобой… – шепчет она, а Мариан, будто не в силах смотреть на всё это, обнимает обеих, жмурится коротко, прерывисто дышит. – Милые мои… – вдруг шепчет он совсем глухим голосом. – Мои милые… Я никогда, слышите, никогда не оставлю вас! Аллен хочет усмехнуться, но у неё не выходит. И тогда Королева чуть поднимает голову, чтобы коснуться губами плеча Короля. – Мы знаем, – шепчет она и тоскливо вздыхает, а затем снова оборачивается к Линали, которая не знает, куда себя подевать. – Найди Канду. Скажи, что с Аллен всё хорошо. И Линали сейчас только счастлива сбежать из холодной комнаты куда-то подальше.***
Канда оказывается на арене. Он крепко держит копьё, словно срастаясь с ним, и делает выпад за выпадом с такой яростью, будто хочет проколоть воздух. Он уже весь лоснится от пота, закусывает губу и тяжело дышит, но продолжает танцевать, едва касаясь босыми ногами сырой травы. Линали, почему-совершенно уверенная в том, что найдёт его именно здесь, нисколько не удивляется его занятию. Она лишь подходит ближе и останавливается на достаточно почтительном расстоянии, дожидаясь, пока тот обратит на неё внимание. Канда, впрочем, тут же ставит копьё и чуть щурится, оглядывая девушку и дожидаясь, пока она заговорит. – Аллен очнулась, – негромко произносит та и вздыхает. – С ней всё хорошо. Канда так же молча и мрачно кивает, и снова уже собирается продолжить тренировку, как вдруг Линали вновь открывает рот: – Она искала тебя рядом. Канда вздыхает, понимая, что его ждёт долгий по его меркам разговор, и качает головой. – Я не могу быть там, – отвечает он, откладывая копьё, а Линали осмеливается подойти ближе и осторожно коснуться пальцами его плеча. – Разве ты не обещал быть рядом с ней, что бы ни случилось? – тихонько спрашивает она, и Канда от подобного напоминания морщится, словно от боли. – Случилось то, из-за чего я не могу сдержать своё слово. Сейчас ему действительно не место рядом с Аллен. Именно из-за него она подвергается жуткой опасности, и Канда, на самом деле, давно бы уже собрал вещи и ушёл прочь, если бы только не обещал её матери позаботиться о том, что не отдаст Аллен под венец неизвестному рыцарю. Теперь он твёрдо решил уйти, едва только объявят победителей, как бы больно ему от этого ни было. – Если бы ты видел, с какой паникой она искала тебя рядом со своей постелью… – продолжает Линали, совершенно его не щадя, и тот слабо дёргается. – Это не твоё дело! – Канда старается не повышать голос. Это выходит словно само собой. Линали даже не вздрагивает. Лишь хмурится чуть больше, а затем пожимает плечами. – Хочешь просто отстраниться? Оставить ей в неведеньи, уйти, так ничего и не сказав? Разве она не дорога тебе? Разве ты можешь позволить себе поступить так с ней? Слова Линали заставляют что-то глубоко в груди Канды дрожать, биться, выть от боли, но он лишь сильнее сжимает своё копьё. – Будет лучше, если я уйду так. Она не станет меня искать. В конце концов Линали свирепеет. – Хотя бы позволь ей увидеть тебя сейчас! Покажи ей, что ты жив, что с тобой всё хорошо, что тебе… Не всё равно! Ей необходимо это, если ты ещё не понял. Необходимо намного больше жизни! Просто она… Слишком гордая, чтобы сказать тебе об этом самостоятельно. И Канда не знает, что ей можно ответить. Не имеет ни малейшего представления.***
Канда всё-таки приходит. Встаёт у самого входа, так что Аллен даже не сразу его замечает, и долго смотрит на неё, почти не моргая. Скрещивает руки на груди, весь напряжённый и вытянутый, и не может отвести глаз от бледной и безмерно уставшей Аллен. Он не может простить себе, что всё-таки не смог её уберечь. Он знает, что дальше будет лишь хуже, и что больше ему нельзя оставаться в этом месте. И всё-таки он верен слову. Он должен выиграть этот дурацкий турнир, сколь бы глупым не было это занятие. Он не может позволить неотёсанному вояке забрать его Аллен под венец. Не хочет, чтобы его девочка проходила через подобное. Аллен замечает его не сразу, но всё-таки когда видит привычно хмурого и сосредоточенного Канду, пусть и слишком серьёзного, тут же расслабляется, и вскоре засыпает вновь. Почему-то сейчас она чувствует себя в безопасности. Как когда-то давно, когда они ловили насильника в одной деревеньке, и Канда сидел перед её кроватью, не выпуская её ладонь из своих пальцев. Долго-долго. Всю ночь. Сейчас она чувствует себя почти так же спокойно, как и тогда. И снова проваливается в сон. После этого она Канду почти не встречает. Словно бы он специально старательно избегает встречи с ней, будто надеясь, что если ему не придётся находиться рядом, он сможет оградить её от чего-то. Конечно же, Аллен так не считает. Бесится изо дня в день всё больше, злится, и разговаривать с ней становится практически невозможно. Только одна Линали умудряется всякий раз найти для неё несколько слов, чтобы пробиться сквозь стену отстранения и ярости. Так продолжается до тех самых пор, пока снова не начинаются соревнования турнира. И Канде выпадает честь открывать первый день одним быстрым и точным взмахом тупого копья. Противникам необходимо выбить друг друга из седла, или хотя бы переломить копья друг друга. Едва только звучит громкий свисток, как уже вскочившие в сёдла своих коней противники ударяют шпорами по бокам скакунов, и во весь опор скачут вдоль длинной преграды, чтобы не столкнуться друг с другом, выставив вперёд копья. Канде даже не приходится отстраняться или как-то уходить с траектории атаки противника. Он попросту ловит момент, когда рыцарь в очередной раз подлетает над своим конём, и с силой ударяет его в правое плечо, заставляя потерять равновесие. Дальше всё происходит быстро. Рыцарь вскрикивает и с грохотом падает на всё ещё влажную траву. Конь его скорости не сбавляет, а нога застревает в стремени седла, и он волочится на спине по земле ещё несколько футов, прежде чем всё-таки освободиться из плена седла и окончательно упасть, перевернуться со спины на живот и тихо застонать. Победа оказывается безоговорочной и не нуждается ни в каком дополнительном раунде. – И бесспорным победителем в первом же поединке объявляется Тёмный Рыцарь! Его победа блистательна! Всего лишь один раунд! Толпа шумит. Несчастному рыцарю помогают подняться с земли и уводят в сторону, чтобы немедленно осмотреть пострадавшую ногу, а Канда, так и не подняв взгляд на сидящую под навесом Аллен, уносится прочь с арены. Аллен лишь тяжело вздыхает и закрывает глаза. На миг удара сердце её замерло, и теперь она снова пытается вспомнить, как нужно дышать. Почему-то в горле её комом стоят слёзы, а вздохнуть нормально так и не получается. И в мыслях стоит один лишь вопрос: «За что?»***
Всё, что происходит дальше, её уже не интересует. Воины сменяются воинами, кто-то уходит окончательно с первого раза, кому-то приходится скакать навстречу друг другу два, а то и три раза, чтобы окончательно подтвердить своё право на эту победу, но Аллен это волнует мало. Она почти не смотрит на арену, а если и кидает на неё быстрый, полный отвращения взгляд, то тут же опускает ресницы, чтобы больше не видеть уже ничего. Линали, как и прежде, стоит позади неё. Стоит, сжав ладонь на чужом плече, и беспрестанно шепчет что-то, но до Аллен не доходит ни единого слова. Всё, что поистине важно для неё сейчас – это поведение проклятого Канды, который, видимо, снова решил оставить её совершенно одну. Ей как никогда сильно хочется вытянуть из кармана так и не отданный ему амулет и с силой зашвырнуть серебряный кругляш ему в лицо. Вот только почему-то она дорожит этим амулетом как чем-то безмерно важным. Чем-то, без чего она уже просто не сможет жить. – Ненавижу его… – шепчет Аллен, и Король, снова принявший всё на иной счёт, весело улыбается: – Так ведь разве ему совладать с Кандой?! Ничего, очень скоро ты его больше не увидишь! – и Аллен думает, что в самом деле ведь… не увидит. Очень скоро Канда просто уйдёт.***
После каждого такого дня соревнований обязательно было некоторое время для отдыха и гуляний, чтобы Рыцари могли залечить раны, привести в порядок доспехи и обзавестись новым оружием, и если прежде Аллен, пусть и несколько сторонясь, проводила его в кругу семьи, сейчас она и вовсе спряталась и не появляется на людях. Её порой замечают в компании старого книжника и его весёлого внука, всех троих — уж слишком серьёзными и задумавшимися. Постоянно они куда-то спешили, а из небольшой библиотеки летней резиденции теперь то и дело доносится подозрительный шум. Никто особенно не обращает на это внимания, кроме разве что Линали. Канда вообще старался держаться от Аллен подальше, потому ему оказывается лишь на руку то, что она не вертится вокруг него, чем он вызывает совершенное непонимание со стороны рыцарей и множества придворных дам. Серебряный амулет всё ещё тяжелит её карман, и Аллен то и дело достаёт его, пока никто не видит, чтобы внимательно разглядеть, а затем снова бросается в библиотеку. Ни старший Книжник, ни младший никому не рассказывают, что же она пытается там найти. Так проходят дни. Канда шаг за шагом всё ближе продвигается к своей безоговорочной победе в турнире. Ему нужно было одержать победу лишь четыре раза, чтобы выйти, наконец, в финал. Чтобы сыграть в последний раз. Чтобы всё это окончилось раз и навсегда. Проблем почти не возникает. Он выходит на ринг, с первого раза — иногда со второго или третьего — ломает чужие копья, сбрасывает рыцарей, трепещущих перед его взглядом, с коней, не обращая внимания на переломанные конечности (небось знали, на что шли), и удаляется так же быстро, стараясь не привлекать к себе никакого внимания. Аллен, вся напряжённая в таким моменты, жмурится и едва приходит в себя после каждого удара, соскальзывающего с чёрного доспеха. Канда устаёт. Эти соревнования выматывают больше морально, нежели физически, постоянные вынужденные разговоры на пиршествах и изучающий взгляд Короля не добавляет радости. В последний раз Канде требуется целых три раунда, чтоб выбить противника из седла. Он останавливается перед навесом, где восседает королевская чета, и кланяется долго и медленно. Аллен замечает, что он держится за плечо, и хочет уже подняться, но рука Линали на её плече не позволяет поступить опрометчиво. Канда так и не смеет поднять на неё взгляда своих небесных глаз. И Аллен от этого совсем забывает, кто она такая. Горбится, будто даже становится меньше, закрывает глаза, и не замечает уже других рыцарей, так и мечтающих взглянуть на свою будущую королеву. Едва только её освобождают от повинности торчать на этом дурацком помосте, как она легко сбегает вниз по ступеням, так что стражники едва успевают за ней, и несётся прочь, в собственные покои, куда следом за Аллен едва успевает проскользнуть Линали. Однако девушка ничем не может помочь своей подруге. Она не находит слов, чтобы утешить её. С тех пор, как ей довелось увидеть тайну Канды воочию, она уже не представляет себе, что может сделать для своей принцессы. Когда в одну из таких ночей она, едва усыпив Аллен, выскальзывает из-за массивной двери, то к своему удивлению обнаруживает сидящего возле стены Канду. Тот согнулся почти пополам, прижимая к груди меч. Стражники не пропустили его к самой двери, и Линали останавливается рядом почти неслышно, наклонив голову набок. – Что случилось? – негромко спрашивает она, и вдруг опускается прямо на пол рядом с ним, вызывая невольный вздох охранников. Канда поднимает на неё растерянный взгляд. – Завтра день последних соревнований. Последняя победа, и я смогу уйти, – отвечает он глухо, и Линали вдруг, нисколечко не боясь, касается его ладони своей, а затем сжимает её тонкими пальцами, вызывая у Канды рваный вздох. – Не бросай её так вот, не попрощавшись. Разве ты не видишь, как она тоскует по тебе? Останься хотя бы на следующий день, на наш общий праздник. Не оставляй её в этот день совершенно одну, – просит Линали, и Канда, всё ещё с удивлением смотрящий на девушку, горько хмыкает и закрывает глаза. – Я больше не могу сдерживать это. Останусь здесь – навлеку беду на всех обитателей замка. Разве я могу себе это позволить? Линали лишь грустно качает головой и улыбается ему дрожащими губами. – А если ты уйдёшь, даже не взглянув на неё, не сказав ничего на прощание – ты окончательно разобьёшь её сердце. Разве не видно, как сильно она страдает? – спрашивает она, и Канда снова умолкает в глубоком раздумье. Линали оставляет его одного. Она догадывается, что теперь Канда просидит здесь всю ночь, и ей очень жаль, что Аллен так никогда этого и не узнает.***
Поиски среди книг принесли для Аллен свои результаты. Среди множества упоминаний о ведьмах и их жилищах находится одно, очень похожее по месту и описанию, и когда Лави преподносит Аллен раскрытую книгу, та сперва обмирает, не смея даже притронуться к пожелтевшим страницам. Её звали ведьмой цветка лотоса. Позже, когда ведьма сошла с ума, её стали звать ведьмой засохших болот. Говорят, она была прекрасна, будто весенний рассвет, но однажды страшная болезнь поглотила её. Болезнь, которая не может тронуть обыкновенного человека. И жених её, благородный и смелый рыцарь, отправился на поиски лекарства. Вот только не смог найти совсем ничего, что могло бы спасти ведьму от потомственного проклятья. Книга говорит, что ведьма умерла у него на руках. Аллен помнит другие слова. «Я уничтожил её» Аллен, кажется, знает, кому верить. Эта ведьма наверняка сошла с ума от тяжёлой болезни, и решила забрать Канду вместе с собой. До конца у неё это не получилось, зато она сумела наложить на него действительно жуткое проклятье, и теперь неотрывно следует за ним по пятам, всюду наводя хаос, если только хоть кто-то смеет сблизиться с ним, если только хоть к одному смертному человеку Канда испытывает сочувствие, симпатию, или, не дай бог… Любовь. Аллен поднимает глаза и ещё с несколько секунд глядит на Лави, прежде чем тихо, почти незаметно всхлипнуть, а затем совсем ошалевший от этого книжник вдруг крепко прижимает её к себе. Ни в одной из этих книг не сказано, как снять такое тяжёлое проклятье. Человек всю свою жизнь и даже больше хотел пробыть рядом с любимым. Но любимый предал его, любимый лишил его жизни, едва только понял, какую опасность она несёт окружающим и даже самой себе. И теперь вынужден вечно скитаться без тепла, без света, без клочка надежды. И Аллен вдруг впервые за долгое время снова плачет. Плачет тихо, цепляясь за нарядные одежды Лави, кусая губы, пытаясь сдержать слишком громкие всхлипы, и очень долго. И когда наконец отстраняется от него, с опухшим и покрасневшим лицом, то шепчет едва-едва: – Мы должны снять это заклятье.***
Последний день турнира оказывается солнечным и очень жарким. Аллен держит в руках расшитый серебряными нитями веер и с трудом дышит, наблюдая за подготовкой двух рыцарей. Двух последних рыцарей, которые дошли до самого финала этой бесчеловечной, по её мнению, бойни. Линали рядом с ней нет. Вместо неё позади Аллен стоит Король. Его твёрдая ладонь крепко сжимает плечо дочери, и можно различить его напряжённое дыхание. Все здесь верят в Тёмного Рыцаря, однако у всех захватывает дыхание, когда не менее известный рыцарь драконьего крыла опуская забрало, выставляет вперёд тяжёлое копьё. Скакуны обоих бьют копытами в нетерпении. Напряжённые, готовые по одной команде ринуться вскачь. Проходит долгая секунда, прежде чем гонг, наконец, возвещает о начале соревнования, и Канда посылает коня в голос чуть позже своего противника. Он тоже вскидывает копьё, совершенно спокойно глядя на несущегося во весь опор воина, и делает едва уловимое движение, надеясь быстро и точно сломать чужое копьё. Вместо этого Канда получает сильный и резкий удар в плечо. Копьё соскальзывает, но остаётся целым, Канда, пошатнувшись, всё-таки удерживает равновесие в седле, и на миг притихшие зрители облегчённо вздыхают. Рыцари разворачиваются. Канда чуть отстраняется в сторону, повернувшись почти неприметно, чтобы ударить его было сложнее, и крепче перехватывает копьё. В этот раз он метит прямо в грудь врага, однако снова получает тяжёлый удар, от которого у него перехватывает дыхание. Враг его тоже с трудом умудряется усидеть в седле, и перед третьим раундом оба берут короткую передышку. Кони уже в мыле, и Канда хмурится, стараясь не поджимать руку, чтобы никто не заметил его слабости. Дышать ему слишком тяжело, хочется согнуться, чтобы просидеть так ещё несколько минут, или, может быть, даже часов, однако он заставляет себя снова разогнуться. Снова взгромоздиться на коня как можно быстрее и изысканнее, и снова послать его в бой. Канда не отступает до самого конца. Не думает двигаться, будто опять хочет принять удар на грудь. Последний уже, окончательный удар, и его уловка в этот раз работает. Рыцарь драконьего крыла ведётся на подобное отчаянье, или попросту слабоумие противника, подальше выставляет копьё, и вздыхает почти с облегчением. И в последний миг Канда всё-таки почти незаметно поворачивается, заставляя копьё пройти вскользь по крепкому доспеху, а сам делает короткий выпад вперёд, и… Древко чужого копья с треском ломается, а совсем не ожидавший этого рыцарь, наконец, теряет равновесие. Теперь достаточно лишь чуть качнуться назад, увлекая за собой крепкого воина, и вот он уже заваливается на шею лошади, так и не поняв, что же происходит, а толпа взрывается шумными аплодисментами. А Канда, пришпорив коня, заставляет его скорее убраться с ринга, чтобы там как можно более тихо сползти с седла наземь, сгибаясь пополам от жёсткого удара, когда громогласный голос Короля вдруг вызывает его в центр арены. Он не может не подчиниться. Выпрямляется, забывая вдохнуть воздуха, и делает шаг, который тут же отзывается дикой болью в груди, но Канда не обращает на это внимания. Делает ещё один шаг, затем ещё, и очень медленно всё-таки оказывается прямо перед навесом, стараясь хотя бы стоять прямо. – Сэр Тёмный Рыцарь! Прошу вас снять шлем и показать всем своё лицо! Прошу вас назвать своё имя! Канда с неохотой делает указанное. Поднимает левой рукой забрало, затем с натугой стягивает шлем, и чёрные как смоль волосы рассыпаются по его плечам. Народ ахает. Аллен, которая наконец ловит его взгляд, чуть приоткрывает губы, не смея вздохнуть, и вдруг улыбается ему. Нежно, так тепло, так ласково, что Канда вновь хочет отвернуться. – Скажите же своё имя, рыцарь, сражавшийся во имя руки и сердца моей дочери! – Канда, – с секундой заминкой хрипит он, и Аллен вдруг вскакивает из мягкого кресла, понимая, что что-то с ним не в порядке. – Меня зовут Канда, – упрямо повторяет тот, а затем смотрит на девушку резким, острым взглядом, будто вынуждая её сесть, однако Аллен так крепко сжимает пальцы на резных подлокотниках, с таким страхом глядит в синие глаза, что не замечает приказа. – Канда! – восклицает она, и Король недоумённо оглядывается на дочь. И в тот самый момент рыцарь на арене покачивается, а затем плавно оседает на землю, закрывая глаза и сжимая кулаки в тяжёлых перчатках. Аллен плохо помнит, что происходит дальше. Кажется, она, забыв о приличиях, перепрыгивает прямо через борт помоста. Врачи уже спешат на арену, чтобы увести раненного рыцаря, Король глядит на всё это почти со страхом, его Королева хватает его за локоть, начиная дрожать, и всё, что он сейчас может сделать, глядя в жаждущую зрелищ толпу — громко и властно заявить: – Моя дочь отдаётся в жёны Тёмному рыцарю из Ренильских болот! Дальше Аллен не помнит уже совсем ничего. Всё скрывает вой, леденящий ужас за Канду и смех народа.***
Канда приходит в себя через несколько часов. Плечо его оказалось вывихнуто, однако Книжник уже успел вправить его и хорошенько перевязать, остаётся только ужасающий синяк, и Аллен, так и сидевшая всё это время рядом с ним маленьким комочком, вдруг поднимает взгляд, словно чувствует, что Канда открыл глаза, и улыбается ему совсем слабо. – Канда… – шепчет она, тянет слабую руку и вдруг касается его лица, ласково, почти не касаясь бледной кожи Канда не смеет отстраниться. Только вновь вздыхает, пытается что-то сказать, а затем вдруг ловит обескровленными губами тонкие пальцы и касается их, едва дыша. – Как ты напугал меня, Канда… – шепчет она, и вдруг закрывает руками лицо, снова тихонько всхлипывая. – Как ты напугал меня! У Канды нет сил сопротивляться сейчас, нет сил прикидываться и притворяться, и потому он только вдруг прижимается ближе к её ладони, опять закрывая глаза. Слов у него не находится тоже, потому он лишь тяжело вздыхает и хрипло, из последних сил шепчет: – Я не могу умереть… Аллен всхлипывает от этого ещё громче и отвечает: – Знаю… Я знаю, Канда… Я знаю. Я помогу тебе, я обязательно тебе помогу… А потом вдруг наклоняется ближе. – Я люблю тебя, Канда… – шепчет она, и с ласковой улыбкой касается его густых чёрных волос пальцами, а затем вдруг целует. Целует так, как всегда мечтала, в самые губы, нежно, безумно нежно и ласково. И Канда опять не смеет сопротивляться. Тянется к ней уже сам, позволяет целовать себя, подаётся, приоткрывая губы, вдыхает её тёплое, живое дыхание. Канда не понимает, что значат эти слова. Но пока что и не хочет этого понимать. И едва их короткий поцелуй прекращается, как он только опускает ресницы и снова проваливается в слабое забытье.***
Это был день всеобщего праздника. Линали блистала сейчас ярче любой вечерней звезды, в прелестном голубом платье, украшенном жемчугом и серебром, с лёгком серой накидкой, она смеётся, не переставая, кружится в танце, восхищённо глядя на разодетого Лави, то и дело тянется к нему, совсем не смущаясь целует его щёки, хохочет, когда тот подхватывает её на руки, и Аллен, смотрящая на всё это с некоторой завистью, все-таки искренне рада за счастье подруги. Сама она давно уже нацепила на себя долго подгоняемое швеями платье, простое, серенькое с зелёным, расшитое нитями серебра очень изысканно и красиво, вплела в порядком отросшие волосы цветок лилии, и мелькала в зале то тут, то там, приветствуя гостей и кланяясь рыцарям, что сражались за её руку. Вот только её собственный рыцарь почему-то никак не спешил появляться. Прошло добрых полчаса, прежде чем Канда всё-таки соизволил выйти на свет, и когда он появился в зале, все ахнули. Тут же остановились танцы, умолкла музыка, и все взгляды были направлены лишь на него. Красавца в тёмно-синем, специально сшитом для этого дня фраке. Волосы его мягко лежат на плечах, лишь две пряди перехвачены сзади тонкой ленточкой, чёлка красиво обрамляет лицо. Костюм его сидит строго по фигуре, ресницы, кажется, стали ещё более пышными, а выражение лёгкой растерянности на лице придаёт ему печального очарования. Аллен не может отвести от него глаз ещё пару минут, прежде чем вовремя подоспевший Лави чуть подталкивает её вперёд: – Он ищет тебя. И только тогда Аллен, наконец, отмирает. Делает короткий шаг вперёд, всё так же не смея отвести от него глаз, и позволяет его ладони сомкнуться на собственных пальцах. Она не может произнести ни слова, но не знает, стоит ли вообще делать это сейчас. Канда делает один короткий шаг вперёд, и та, полностью послушная ему, кладёт ладонь на чужое плечо. Музыка начинает играть вновь. Медленная и прекрасная. И Канда ведёт в этом танце на удивление легко, красиво и очень просто. Аллен подчиняется ему полностью, совершенно во всём, и всё глядит в таинственные синие глаза, сверкающие то ли счастьем, то ли слезами. – Канда… – шепчет она, улыбается ему совсем слабо и тихо-тихо вздыхает, – Я думала, ты не придёшь. Он не знает, что может ответить ей. Не мог оставить одну? Но разве не это он собирался сделать с самого начала? – Сегодня праздник. Линали, Лави, Ты… Аллен лишь кивает, а затем мягко касается чужих волос пальцами. – Ты так прекрасен в этом костюме… – шепчет она. Задать самый главный вопрос у неё не хватает смелости, и Аллен не уверена, что в самом деле хочет знать на него ответ. Они танцуют так долго, что оба теряют счёт времени, но только когда весь зал уже не может стоять в стороне, Канда, наконец, отводит её чуть дальше, а затем прижимает к себе, так что Аллен совсем тихонько ахает в недоумении. Он грустно, слишком грустно улыбается ей, а затем вдруг легко поднимает на руки. – Я ценил тебя слишком мало, – неожиданно говорит Канда, а затем снова касается её губ своими. Почти незаметно, лишь на одно мгновение. А затем опускает на пол. В глазах его что-то неуловимо меняется. – Беги… – шепчет он. Аллен не успевает добавить совсем ничего. Темнота будто бы стекается к Канде из всех неосвещённых углов зала, окутывает его, заставляет слиться с нею. В огромном чёрном пятне вдруг мелькает серебристое лезвие его меча, а затем слышится холодный и насмешливый голос: – Ты всё ещё думаешь, будто он поможет тебе?! Охранники реагируют мгновенно. Аллен отшвыривают в сторону. Король, оказавшийся рядом, подхватывает дочь на руки. Музыка смолкает снова. Слышатся короткие вскрики, и серебристое пламя взмывает вверх, в попытке рассеять тьму, сгустившуюся над гостем, но голос Алмы продолжает нарастать. – Ты навеки будешь моим! Не видать тебе иной любви, не видать иной жизни, не видать счастья и радости, если радость твоя не связана будет со мной! Ты убил меня, твой меч поразил моё сердце! Ты будешь навечно связан со мной, как бы ты не желал этого, как бы ни противился… Пути назад нет! – Канда! – вскрикивает вдруг Аллен, рвётся из сильных отцовских рук, пытается вывернуться, но Мариан держит крепко, и по щекам её текут, не останавливаясь, слёзы. – Канда, стой! Но глаза его, яркие синие глаза, уже заволокло дымом. Стражники отскакивают в стороны. Кто-то держится за кровоточащее плечо. Кто-то не может подняться с пола. Гости разбегаются с криками, не смея встать на пути у жениха их принцессы, и только Аллен кричит, мечется, рвётся к нему. – Я могу помочь! Канда! Канда, я здесь, слышишь?! Я люблю тебя, Канда, Я тебя люблю, послушай же меня! Ты больше не один, ты никогда больше не будешь один! Но Канда, всё так же окружённый тьмой, шагает вперёд, к выходу из зала. Охранники, что пытаются его задержать, разлетаются один за другим, и вскоре не остаётся никого, кто посмел бы скрестить с ним мечи. – КАНДА! – отчаянно кричит Аллен, и вскоре обессиленно сползает на пол прямо в руках Короля, потерянно глядящего вслед своему главному гостю. Линали, Лави, Книжник и Королева уже успели подбежать к ней и поднять на ноги. Все суетятся, всё пытаются ей что-то сказать, однако Аллен слышит лишь ужасающий голос в собственной голове: – Тебе, глупая девчонка, не надо было даже приближаться к нему. Не стоит пытаться мешать мне. Приблизишься к нему — и в этот раз умрёшь. Умрёшь, слышишь! Голос постепенно стихает. И Аллен, испуганная, обессилевшая, растерянная и совершенно выжатая, теряет сознание.