Сломать, чтобы срослось

«Ну они на тебе попрактикуются, потому что тебя не жалко», — примерно так сказал Резерфорд, отводя Самсона в башню к магам. В глаза он не смотрел, взгляд отводил, так что Самсон подозревал, что слова на самом деле не его, а пришли сверху. Резерфорд как был правильным и исполнительным, так и остался. Вот и исполнял, нравится ему это или нет. «Они» — это младшие маги, половина еще и Истязаний не прошла. После восстания их не так много выжило, особенно целителей, которые и должны были поучиться на чем-нибудь, что не жалко потерять. Вместе с мятежными Кругами сгорели книги, старших магов тоже осталось не так уж много... По правде говоря, Самсон удивлялся, как Инквизитору вообще пришло в голову притащить к себе повстанцев. Это при том, что из храмовников у него там имелся один Резерфорд с приятелями, а магов было много, треть — недообученные, и дообучать при этом было особо некому. С целителями на войне всегда сложно и их всегда не хватает, а на этой войне — особенно. Практиковаться на Самсоне было, наверное, удобно; он слишком быстро рассказал Инквизитору все, что знал, и стал бесполезен. Он не обольщался: в живых не оставят. Но, видно, перед тем как избавиться, решили выжать еще немного пользы. — Только верните его как было, — сказал Резерфорд магам. — Я за ним приду. Башня была уютной, уютнее подземелья и воинских бараков, где Самсону выделили уголок. Пахло свежим деревом и грозовым воздухом: для башни сколотили новую мебель и здесь активно занимались магией. Видимо, никто не вызвал демона, не превратился в мясного голема и не принялся бегать по Скайхолду и хохотать. Мередит была бы довольна. А может, и нет, придраться-то не к чему. Предводительница повстанцев оказалась эльфийкой, с типичным выражением лица «достали идиоты». С такими лицами ходили почти все знакомые Самсону вожди, командиры, предводители и лидеры, он такое лицо даже в зеркале видал. Особенно, когда они обустраивались в Изумрудных могилах и пытались договориться с местными. Фиону, наверное, тоже достали просьбами типа «ну, вы там что-нибудь сделайте, чтобы все работало, только я вам точного задания и плана не дам, а деньги сами найдите», а она даже не могла велеть отвалить: вряд ли маги тут могли командовать, тем более Инквизитором. Он почти ничего не знал ни о ней, ни о восстании — магов-повстанцев Корифей поручил венатори, те провалили задание, а раньше Самсон повстанцами не интересовался. В Киркволле было не до того, а потом вместо него решал Корифей, и это было удобно. Поэтому чего от Фионы сейчас ждать — он не понимал. — Пойдемте, — она показала ему на лестницу наверх. — Надеюсь, мы сможем помочь вам, а вы — нам. Самсон даже не стал спрашивать, о чем она. Все равно сейчас выяснится. Его самого чужие дурацкие вопросы страшно раздражали: вот зачем тебе, спрашивается, знать, куда послали, за чем послали, кого послали, если надо просто встать и пойти, и не тратить свое и чужое время? Наверху устроили что-то вроде комнат для занятий — составили столы и лавки, прикрутили к стенам полки с книгами. В углу организовали лабораторию. Переносные полевые лаборатории венатори выглядели получше и поприличнее, но тут даже Самсон мог понять, почему: эти-то всю жизнь провели в Кругах, а потом выживали в лесах. Как могли, так и обустроились. Фиона указала ему на лавку в углу. Самсон сел и уставился себе под ноги. Это, конечно, было веселее, чем сидеть в камере и медленно умирать, но как-то очень бессмысленно. — Скажите, лириум из вас растет? — Что? — он аж вздрогнул, но потом понял, к чему она ведет. — Нет, нет. Не растет. Вы можете ко мне прикасаться. Мэддокс вообще не заморачивался такими сложностями — хватал за руку, помогал надеть доспех, не разглядывая, за что он там держится, но на счастье их обоих, кристаллы так и не выросли. Самсон сначала с обреченностью ждал, когда тело начнет меняться, но этого так и не случилось, и он перестал бояться. Магам, конечно, красный лириум был опаснее, чем ему самому или отрезанному от Тени Мэддоксу — неудивительно, что Фиона волновалась о своих подопечных. Самсон о своих тоже всегда волновался. — Хорошо. Можете снять рубашку? Так будет удобнее. Над Морозными горами второй день лил ледяной дождь, и после улицы, даже за короткий переход по стене, Самсон все равно оказался по уши мокрый. В башне горел очаг, по углам стояли жаровни, и он с удовольствием стащил с себя мокрую липкую ткань. Поискал, куда пристроить, и бросил на стул около жаровни: авось высохнет. Что со сменой одежды, что с чем-нибудь теплым в Скайхолде было плохо. Может, интендант погиб в Убежище, а может, попросту был идиотом. Жизнь показывала, что никогда нельзя списывать со счетов идиотов. Фиона вышла и вскоре вернулась с целым выводком молодежи. Ну да, логично, что более опытные целители закончились, их всегда выкашивает первыми... — Мы будем на нем анатомию изучать? — спросил какой-то пацаненок. — Это живое тело, а нам обещали мертвое, чтобы можно было его изучать изнутри... Или этого тоже можно? — Хочешь мертвое тело, иди и напиши Инквизитору заявку, — отрезала Фиона. — Мертвое не дали, дали живое, нам в целом подойдет. Смотреть изнутри не будем, мы обещали вернуть его Каллену как было. Еще есть вопросы? — Ну вот, опять не посмотрим на селезенку... — кто-то в задних рядах расстроился. Лица его Самсон не увидел и потихоньку этому порадовался. — Сходи в лазарет и посмотри, — посоветовала Фиона. — Тебе не понравится. Получим целое тело, тогда и изучите, а пока обойдетесь этим. Самсон, встаньте, пожалуйста. На таких лекциях ему приходилось бывать. Лет пятнадцать назад, в качестве наблюдателя, чтобы юные умы под шумок не смутили магией крови или чем еще. Было страшно скучно — стой себе у дверей, следи за порядком, пока старшие чародеи вдалбливают оболтусам что к чему. Оболтусы ковырялись в носу, шептались, строили глазки охране — ну, не Самсону лично, он-то в красавчиках никогда не ходил, но другим — случалось. Наблюдать за этим было повеселее, чем за чужими лекциями. Где у него какие мышцы и куда ткнуть мечом, чтобы убить, Самсон и так знал. Фиона просила его поднять руки, чтобы показать на обрисовавшихся мышцах уязвимые места, хватала за все подряд, потом развернула спиной и начала показывать и пересчитывать позвонки. От этого хотя бы был толк: болевшая третий день спина наконец-то слегка отпустила. — Теперь к практике. Объект заражен оскверненным красным лириумом. Заражение никак не проявляется внешне, иначе он бы здесь не находился, но, вероятно, где-то внутри прячется источник. У кого есть предположения, как выявить очаги заражения? Выводок недоцелителей мигом разгалделся, как венатори, которые отыскали артефакт и решают, кто же его заберет. — Разрезать и посмотреть! — предложил пацаненок, мечтавший о мертвом теле. — Если сразу резать и исцелять, он будет типа целый и Каллен не будет ругаться, да? — Пощупать! — предположила совсем мелкая девчушка. Ей было, наверное, лет тринадцать — и как только выжила в восстании? — Кристаллы же твердые, а он мягкий. Мы их почувствуем через кожу. — Заклинаниями посмотреть? Ну, мы же можем почуять в человеке всякие опухоли и воспаления. Здесь то же самое. Галдящие дети примолкли. — Хорошо, — сказала Фиона. — Давай, Элла, попробуй. Девушка, которая додумалась до решения без членовредительства, была уже почти взрослая, в Круге, наверное, уже прошла бы Истязания. Но здесь-то испытывать ее было некому, да и учить тоже — повстанцы выживали, а не учились. Она подошла ближе, присела рядом и положила руку Самсону на грудь. Рука была холодная, и он инстинктивно отдернулся. — У вас тут... ребра неправильно срослись. Знаете, Адан бы сказал, что надо сломать и срастить правильно. Ребра правда были когда-то сломаны. И срастались как придется. — Пусть этот Адан сам себе ломает и растит что хочет. А кристаллы твоя магия не нашла? — Я не искала, я просто нащупала... Вы меня не помните? Самсон поглядел на нее повнимательней. Девушка как девушка, таких на десяток половина. Среди венатори ее точно не было, винты смуглее, лица у них острее и ярче, и они уж точно не оказались бы среди повстанцев. А вот раньше... — Не помню. Извини уж. Она водила над его грудью ладонями. С пальцев соскакивали искорки и вонзались в кожу — не больно, но чувствительно. — Вы спасли меня в Киркволле. Я вот вас запомнила. Остальная толпа за ее спиной мигом принялась бормотать. И таращиться на Самсона, как будто это не его им тут показывали битый час, так, что можно было во всех видах рассмотреть. — Все равно не помню. Киркволл был давно, и я... Он осекся. Вот и что тут скажешь? И я все время нуждался в лириуме, поэтому помню только, как старался его достать? И я хотел нормально пожрать и выспаться в тепле, поэтому хоть режь, но не запомнил каких-то левых людей? — Ничего, — она улыбнулась. Хорошая у нее была улыбка, искренняя. Довольно давно в адресованной Самсону нормальной человеческой искренней улыбке не росли кристаллы или что похуже. — Я пока не могу найти, что в вас растет, но нашла всякие старые травмы. Только я такое исцелять не умею. Старых травм было немало. Не за время службы — там-то все было спокойно, — а потом, когда Самсон выживал в Киркволле. Его били, когда ловили на воровстве; он сталкивался с местными бандами; ну и потом, когда связался с подпольем, легче не стало. Трудно жить в городе, который постоянно пытается тебя убить. — Так, ну все, хватит, — Фиона, видно, решила, что воспоминания тут будут лишними, и на занятиях надо работать, а не стоять, развесив уши. — Элла, спасибо. Кто еще хочет попробовать? Кей-Кей? Любитель мертвых тел вышел вперед. — Только пусть он не дергается, а то я не туда попаду. У Эллы получалось лучше, зато осмотр в исполнении Кей-Кея наконец дал Самсону разобрать, что они делают. Эти искры по-другому отскакивали и больнее били там, где что-то было не в порядке — сломаны и криво срослись ребра, где вечерами сильно тянуло в груди, где когда-то разрезало мышцу в руке, где чуть не проломили череп... Целителям, наверное, надо было понимать, что именно они лечат, вот и придумали всякие проверки. — Странно, что это тело еще живое, — удивился Кей-Кей, закончив. — Ты же бывший храмовник, да? Над магами издевался? — Он не издевался, он нас спасал! — возмутилась Элла. Остальные в долгу не остались и принялись галдеть; тотчас стало шумно и жарко. Самсон отодвинулся; шум был ему неприятен, а внимание к себе — неприятно вдвойне. Ничего плохого с ним, конечно, не делали, наоборот, просто чувствовать себя не живым человеком, а объектом для опытов оказалось так себе. Конечно, когда они с Мэддоксом делали доспех или начинали следить, как на него влияет красный лириум, тоже были и опыты, и наблюдения, но... но не так. Долго жалеть себя не получилось. Фиона заткнула подопечный выводок, напомнив, что проверку-то они провели верно, только объект сначала должен был выпить какое-то зелье-проводник, а про него они благополучно позабыли. Переругиваясь, мажата отправились к лабораторному столу, а Самсон, поколебавшись, натянул рубашку обратно. Он бы с удовольствием выслушал, что с ним все в порядке и откуда-нибудь из пресловутой селезенки не вырос кристалл, но этого ему явно обещать не могли. — Дать вам пока что-нибудь почитать? — спросила Фиона. — Правда, у нас не так много чего есть, библиотеки Кругов сильно пострадали, а эта мадам из спутников Инквизитора принципиально с нами не делится, мы ж повстанцы. — Не, не стоит. У вас небось учебники, я все равно не пойму... А эту вашу мадам нельзя просто обнести? Вам же их надо учить. Чего она от вас хотела-то? — Чтобы мы не были повстанцами, если коротко. Вы же из бывших храмовников, так? — Ну, вроде этого. Я вас ужасными повстанцами-террористами не считаю, не думайте. Меня выгнали, — он фыркнул, — за сочувствие магам. Фиона присела рядом, явно позабыв, что подпустила выводок к лабораторному огню. Самсон подумал, что она вряд ли из тех старших чародеев, кто хоть как-то занимался преподаванием, а то знала бы, что от детей нельзя отворачиваться, даже если те дети здоровые лбы. — Вы сочувствовали магам? — А что, Резерфорд еще не разболтал об этом на весь Скайхолд? Странно. Он так орал, что я думал, вы все теперь все знаете. — Скорее всего, он орал Инквизитору и вам, — Фиона улыбнулась. — Мы ему никогда особенно не нравились, он вообще был против, чтобы Инквизиция нас приняла. Наверное, решил, что вместе мы с вами сможем принести пользу или хотя бы не навредить. Или что я смогу помочь исследовать оскверненный лириум как специалист по скверне. Так вы правда сочувствовали магам? Рассказывать про это было слишком сложно — ну что значит, «сочувствовал»? Просто есть такие вещи, которых делать нельзя, особенно когда у тебя вся власть и полномочия, а те, над кем ты издеваешься, даже ответить тебе не могут. И есть такие вещи, которые просто берешь и делаешь. Тормозишь тех, кто слишком зарвался. Что Алрику, что Каррасу можно было примерно все, прекратить это Самсон не мог, но хоть как-то остановить — старался. А от писем никому уж точно не было бы плохо, просто на письмах их и поймали, а на остальном нет. Потом осталось выживание: конечно, он помогал магам. Потому что ему платили деньгами и лириумом и потому что так можно было насолить Мередит. Про него знали, он об этом знал, знал, что делать, чтобы не поймали, и продолжал. — Он правда сочувствовал. Элла бросила зелья и подошла к ним. Она вся раскраснелась и отводила взгляд, пальцы у нее чуть заметно дрожали. — Помните, я рассказывала, что меня вывели из города? Это он вывел. Без него бы поймали. Там патруль перебили, были проверки... я бы одна не смогла. Теперь навострили уши и остальные. — Ты ж заливала, что это был рыцарь и герой из киркволльских повстанцев, — фыркнул Кей-Кей. — Юстэс, ты проспорил, она наврала, гони пять серебряков. — Я не из повстанцев. Я им помогал, вот и все. Вот теперь они все умолкли и уставились на Самсона. Он так и чувствовал их взгляды — таращились, будто пытались глазами провертеть в нем дырку. Ну конечно, восстание-то начиналось оттуда, из Киркволла, и не в ту страшную ночь, а куда раньше, когда подпольщики разбрасывали листовки, воровали лириум и иногда пытались спасти кого-то из Казематов. Но для мелких эти революционеры-неудачники, наверное, были не идиоты, а герои. — Ну, а насчет рыцаря... Я был рыцарем-лейтенантом, когда забирал детей. Потом меня разжаловали. Плохо проявлял твердость и настойчивость. Ну и там было что-то еще, я уже не помню. Сами решайте, считается или нет, по мне так не считается. Элла нерешительно коснулась его руки. Это было чудовищно неловко — все смотрели, никто никуда не провалился, — но почему-то приятно. Его давно никто не трогал просто так. То есть, конечно, трогали совсем недавно солдаты Инквизиции, когда таскали туда-сюда связанного, трогал Мэддокс, когда подгонял доспех — но солдаты ничего хорошего не хотели, а Мэддокс хотеть разучился. Элла же его... жалела? Или нет, от жалости его всегда дергало, а сейчас противно вовсе не было. — Для меня вы герой. Если бы не вы, я бы не спаслась. От неловкости хотелось удрать куда-нибудь, но снаружи, во-первых, все еще лило, а во-вторых, без разрешения Резерфорда Самсону гулять по Скайхолду не полагалось. К счастью, обстановку разрядил Юстэс. — Хрен тебе, Кей-Кей, а не пять серебряков. Это очень хорошо, что вы рыцарь, сэр, потому что он теперь купит всем нам пиво. Глядя на откровенно ржущий выводок, даже Фиона улыбнулась. Самсон подумал, что столько веселой мажеской молодежи он очень давно не видел, пожалуй даже, с дней своей юности, когда и сам был таким же оболтусом. Задолго до Мередит, когда Киркволл еще был мирным. Самсон невольно улыбнулся. Позабытый котел с зельем, оставшийся за спинами мажат, докипел и рванул. Фиона тяжело вздохнула, и Самсон окончательно уверился, что она не воспитатель. Потому что этот финал был немного предсказуем. — Я б на вашем месте все убрал, — сказал он. — А то засохнет. Вот прямо сейчас. — Он прав, так что вперед. Вода в колодце, колодец внизу, ведро и тряпки возьмете у эльфов на кухне. Поднявшийся вслед за этим гвалт и выяснение, кто дурак, кто виноват, кто пойдет за ведром, напоминали дни собственного рекрутства. Элла неохотно выпустила руку Самсона и присоединилась к компании. Правильно сделала, потому что в таких спорах крайним чаще всего назначали самого молчаливого. Наверное, кто-то нажаловался на шум, потому что вскоре — уборка еще и не начиналась — заявился Резерфорд. Оглядел разруху, Самсона, который успел окончательно высохнуть, Фиону, пытавшуюся навести порядок, и спросил: — У вас тут все в порядке? — Все в порядке, — успокоила его Фиона. — Это же ученики. Вы уже хотите забрать Самсона? — Уже хочу. Нам надо кое-что обсудить. — Можно нам его еще завтра? — Можно, только не покалечьте, — Резерфорд опять с сомнением покосился на бардак. — Самсон, пойдем, это правда важно. Вылезать под дождь страшно не хотелось. Резерфорду хорошо — и теплый плащ, и вообще одет нормально, а выданная Самсону одежда явно была не для юга и не для гор. С красным лириумом и в доспехе он не мерз, мог почти не есть и не спать, но Инквизиция красный лириум не выдавала. Резерфорд милостиво делился синим и каждый раз так смотрел, как будто Самсон пьет не лириум, без которого очень быстро закончится, а его, Резерфорда, кровушку. Дождь совсем разошелся. Чуть бы холоднее — и Скайхолд засыпало бы снегом, но стояло лето, и даже тут, высоко в горах, морозы не могли справиться. В укрытых от ветров внутренних дворах даже торчала какая-то зелень и развели огород. Правда, Самсону подумалось, что под снегом было бы не так промозгло. Идти пришлось далеко, до самой главной башни, потому что Резерфорду приспичило притащить Самсона в Ставку. Там никого не было, только эльф мыл пол — одна задница торчала из-под стола. — Мы будем ждать собрания? — спросил Самсон. — Нет, мы будем смотреть на карту Эмприз-дю-Лиона. И окрестностей. Самсон, нам нужна твоя помощь. Лелиана не хотела, но я настоял. Я... я попробую тебе освобождение выбить. Только помоги нам. Нужно, чтобы ты поехал с нами в Эмприз-дю-Лион и помог справиться с заражением. У нас ученые в Сулединской крепости, мы огородили карьеры, но... Кроме тебя про лириум никто столько не знает. Самсон сел. Прямо на стол. Стол был дофига исторический и неудобный, но ноги что-то разом перестали его держать. Если б перед ним разливалась агент Соловей, он ни на секунду не поверил бы, но Резерфорд просто не умел врать. Решение его явно не радовало — Самсон прекрасно представлял, как сильно успел насолить Инквизиции вообще и лично Резерфорду особенно. И все-таки Резерфорд обещал. — Я поеду и помогу. Необязательно было вот это вот все разводить, мог бы просто попросить. Там же люди. Что я, не понимаю? — Тебя эти люди не остановили. — Тогда мы думали, что останавливаем Церковь. Большое зло. А это было маленькое. Промахнулись, да. Моя вина, я готов исправить. Слова выговорились очень легко — неожиданно легко. Наедине с собой получалось хуже. Резерфорд медленно кивнул. — Спасибо тебе. Отметишь самые большие очаги? Мы дальше сами спланируем. Выедем через неделю, думаю. — Давай флажки, сейчас все будет. Самсон вдруг подумал: а что будет дальше? Если они не остановят лириумный рост? В бешеной гонке — мы преодолеем! мы сможем! мы сразим чудовище! — он вообще не задумывался над тем, что они не просто получают лириумных воинов, не просто обретают силу, не просто растят свой лириум, вместо того, чтобы вытрясать его из гномов. Они растят лириум на живой земле, и земля живой быть перестает. Имела значение только победа, но не ее цена. Сейчас он наконец об этом подумал, и стало как-то невесело. Резерфорд внимательно за ним наблюдал. Пару раз вроде хотел что-то спросить, даже дернулся наклониться, но смолчал. Терпеливо ждал, пока Самсон все отметит. — Вот. Здесь были очаги. И еще в Суледин, но там вы вроде сами все нашли, да? — Нашли. И огородили. — Молодцы. Руками не трогайте только. И не слушайте. Он поет, так что близко не подходите. Резерфорд кивнул. — Спасибо, Самсон. Можешь, в общем-то, идти, свободен. Позовем, когда будешь нужен. Свободен. Странно было это слышать. Перешагнув через эльфячьи ноги, Самсон вышел из комнаты и наткнулся на Жозефину, которая с крайне задолбанным видом разгребала письма аристократии. На краю ее стола лежал печальный нетронутый сэндвич, явно позабытый; не удержавшись, Самсон потихоньку утащил его себе. С неожиданно появившимся временем надо было что-то сделать. Самсон спустился в таверну — там было почти пусто, и он не решился остаться. Одно дело, когда кругом толпа, а другое — когда все на тебя пялятся. Посмотрел на тренировочный двор, но там все еще лило, так что присоединяться к веселью не хотелось. С нижнего двора поднималась какая-то большая толпа; чтобы не столкнуться, Самсон зашел в первую попавшуюся дверь, оказался в гулком коридоре, полном строительного мусора — наверно, затолкали с глаз долой, — и вышел на лестницу. Гребаный Скайхолд как будто специально построили так, чтоб там можно было заблудиться не сходя с места. Лестница привела в библиотеку. Там, к счастью, ажиотажа не было — наверно, большая часть личного состава Инквизиции не умела читать. Исследователи-Усмиренные разбирали что-то на компоненты, а вот у окна обнаружилось свободное кресло. Разглядывая Усмиренных, Самсон вдруг сообразил, когда спас Эллу. Ее привел Хоук — сказал, что подполье девочке не поможет, потому что уже попробовало, но вышла хрень, вытаскивать ее надо быстро, потому что вышла хрень, когда помогало подполье, разговаривать с ней про то, что случилось, не надо, потому что выйдет хрень, а сам Хоук не может помочь, потому что занят хренью, которая вышла. «Ну ты ж все равно их спасаешь, вытащи и ее, я потом лириум сопру и тебе принесу. Только надо очень быстро, а то мы грохнули Алрика, потом хрень случилась, а еще у них все-таки не будет всеобщего Усмирения, ну пока, я пошел». Новость про Алрика перешибла даже то, что Самсон третий день ничего не ел, насмерть перепуганная девчонка вцепилась в его руку и смотрела с отчаянной надеждой, и он как-то не смог сказать Хоуку «нет». Тем более что Хоук уже был таков. Вытаскивать Эллу оказалось непросто. Из-за Алрика Мередит всех поставила на уши, и обычные тоннели контрабандистов прочесывали. Самсон потащил ее было через Клоаку, но вовремя понял, что она там попросту не пройдет. Девочка-подросток — это не тренированный мужик. Она не плакала. Она смотрела на него и верила. И он решился пойти через тоннели. Там их, разумеется, и накрыли. От главного патруля они успели спрятаться — в тайник для лириумной контрабанды. Девчонку пришлось сцапать и крепко прижать к себе, чтоб не тряслась и не запищала от страха, но она и сама удержалась. Только глаза в темноте поблескивали. А вот вылез он слишком рано, решил, что патрули ушли, все хорошо, можно двигать. Может, если б не лириумная ломка и не голод, соображалось бы получше, но не сложилось. И с последним патрулем они все-таки встретились. Храмовников было трое. Эллу Самсон оттолкнул себе за спину и понадеялся, что у нее хватит ума сбежать. Меч у него был так себе, конечно, украденный в дешевой оружейной лавке, но все-таки лучше, чем ничего. А еще была ярость и желание жить. Он думал, что сучий сын Алрик сдох, больше никого и никогда не тронет, ни одну девчонку вроде этой, а те, кто его защищает или хочет наказать девчонку — отправятся за ним следом. Может, тогда этот гребаный мир будет чуть-чуть получше, а в кошельках у этих трупов найдется немного денег, и наконец-то завтра можно будет купить себе еды. Уже умирая, последний из трех проломил ему ребра булавой. Самсон успел подумать, что так глупо сдохнуть не хочет, но оказалось, что Элла никуда не убежала. Она, наверное, училась на целителя, подлатать его у нее получилось так себе, но денег, чтоб сходить к нормальному лекарю, все равно не было. Но, по крайней мере, он не сдох на месте и не спятил от боли. Бросать Эллу на Рваном берегу тоже не годилось, и Самсон довел ее до ближайшей деревни. Потом он не раз думал, что их не поймали только потому, что из-за его ран они шли куда медленнее, чем стоило бы, и их просто ловили не там. Сдав Эллу сочувствующим крестьянам, он вернулся в Киркволл, потом были еще беглецы, потом снова Хоук... Неудивительно, что Элла забылась. Ей тогда было лет пятнадцать, как раз во вкусе Алрика, и таких мажат Самсон тогда вытаскивал в год по десятку. А она его, значит, не забыла. Не Хоука, а именно его. Почему-то от этого было приятно. И тепло. На полках нашлись какие-то тевинтерские книги. Подумав, Самсон вытащил несколько — отдать потом Элле. Кроме Фионы, повстанцы не очень-то разгуливали по крепости, так что вряд ли она тут бывала. А почитать про магию что-то о тех, кто магов считает за людей, ей бы, наверное, было интересно. Случай отдать книги представился ему прямо на следующий день. Резерфорд оказался страшно занят, так что распоряжение выглядело как «помоги им пока, я позову, когда мы продолжим». Вид у него при этом был виноватый, и Самсон заподозрил, что Инквизитор отправил Резерфорда ловить оставшиеся красные отряды в Изумрудных могилах и Свистящих пустошах. Кто-то из ребят еще точно должен был уцелеть, но как отвлечь от них Инквизицию, Самсон понятия не имел. Зато подозревал, что его не послушают. За ночь комнату отмыли, поставили новый котел и повесили напоминание — мол, взялся зельеварить, так стой и бди. Самсон подумал, что это не мешало бы и голосом напоминать, причем каждый раз — и не только ученикам. Элла не пришла. — Она у Адана, — ответила Фиона на его вопрос. — Что-то хотела выяснить. Адан целитель в Инквизиции, так что я ее отпустила. Это вы для нее принесли? — Она взяла книги. — Я передам, ей будет приятно. — Спасибо. И... передадите ей, что я ее вспомнил? Фиона закатила глаза: — Давайте это уже сами, я вам не посол. Каллен сказал, вы с ним уедете, но через неделю, так что время у вас будет. — А. Ну ладно. Мне опять раздеться? — Ну да. Они без визуальной демонстрации пока ничего не поймут. Вы ж тоже, наверное, сначала учились на деревянном мече, а только потом получили настоящий? Вообще-то рекрутов сразу учили на настоящем оружии, просто незаточенном: сразу привыкать к весу и балансу. Но Самсон понял, что она имела в виду. В тот день Эллу он так и не дождался. Его просвечивали заклинаниями, поили какой-то горькой гадостью и снова просвечивали. Болтали они при этом какую-то наукообразную чушь — Мэддокса тоже иногда так несло. Только ему можно было напомнить, что не все в этой комнате читали умные толстые книжки, и можно бы объяснять попроще, а эти трещали как воронята, прекрасно друг друга понимая. И совершенно непонятно для него. Зато назавтра Элла пришла сама. Вызнала откуда-то, где ему выделили уголок, притащилась прямо в общие бараки и растолкала с раннего утра. Правда, все обитатели уже успели убраться на улицу — Резерфорд устраивал с утра общее построение, которое из солдат не касалось только Самсона. Да и то потому, что Инквизиция все никак не могла договориться, кем его считать и что с ним делать дальше. — Я тут узнала кое-что, — сказала Элла, усевшись прямо на койку. Самсон еле успел отодвинуться. — Хотите, помогу перелом поправить? Я спросила Адана, как правильно, он объяснил, так что могу попробовать вам помочь, хотите? — Хочу чего-нибудь съесть, — признался Самсон. — Мне без красной дозы жрать все время хочется. Раньше хватало раз в два дня, а с синим лириумом все время хочется. Пойдем до таверны? А то я не соображу, что ты от меня хочешь. Подожди только за дверью, я оденусь. Она вздохнула — с сожалением, что ли? — и послушно вышла. С тем, что в покое его не оставят, Самсон уже смирился. Но давать копаться в себе был, пожалуй, не готов. Мэддоксу он бы разрешил. Может, если б от его состояния зависело что-то важное — красное воинство, например, или там судьба так и не добитой ими Церкви — может, тогда бы разрешил и Элле. А просто так... нет. Самсон понимал, что девочка просто хочет помочь, может быть, отплатить за спасение, вернуть долг, но он совсем не хотел, чтобы за это платили. Деньги и лириум — свои шансы дожить до следующих дней — он тогда получил, дожил и выжил, а брать со спасенных что-то большее — нет, это неправильно. Оставалось придумать, как объяснить это Элле. Кормили в таверне неплохо. Сверх общего питания там можно было и просто посидеть — уже за деньги — но трижды в день можно было поесть за счет Инквизиции. Самсон, как завербованный агент, тоже имел на это право. Денег ему не полагалось, так что правом он пользовался. Сначала на него косились, потом перестали. Не его первого Инквизиция перевербовала из числа врагов, не ему первому дала шанс. Сейчас почти все разошлись — только эльфы вытирали столы и приводили все в порядок. В углу заседали Быки. Самсон считал, что они отмороженные, и предпочитал не выяснять, кем его считают они. Подавальщица выдала положенную миску каши и, покосившись на Эллу, две кружки с чаем. Придвинув к себе миску, Самсон который раз в жизни почувствовал себя бездуховной сволочью, которой важнее пожрать, чем кого-нибудь выслушать. Но как разговаривать с Эллой, он все равно не знал: ему будто бы предлагали сверкающее и чистое сокровище, а он только что вылез из незабвенной киркволльской канализации. Может, и рад бы протянуть руку в ответ, но... Но нельзя. Он жевал кашу, а Элла заглядывала в глаза и объясняла, как срастаются кости, как можно аккуратно сломать их снова, перевязать и заставить срастись правильно. Тогда, говорила она, кости не будут давить на внутренние органы, а сейчас давят, и тогда Самсону будет легче. — Не стоит. Не надо. Я ценю, правда, спасибо, но не надо. Я не... — Вы думаете, что не заслужили, да? Сами себя так наказываете? — Да что ты... Самсон осекся. Он не хотел на нее кричать, но слова резанули острей лириумного клинка. — Значит, я правильно угадала. Подумайте, ладно? Обещаете мне подумать? — Подумаю. А ты... слушай, если ты это из-за того, что я тебя вывел — то не надо. Тогда точно не надо. Я вас всех вытаскивал не потому, что деньги были нужны, а потому, что хотел помочь. Элла улыбнулась. Широко и открыто. — Вы все-таки вспомнили! — Вспомнил, да. Ну что, подумаешь тоже? Если ты только из благодарности, то лечить меня не надо. Она кивнула. — Подумаю, обещаю. Я пойду тогда? А то меня обыщутся. Фиона сказала, что вы сегодня им не нужны, а вот я очень даже нужна. Мы собираем гномьи легенды для Алексиуса, он исследует лириум. Правда, не красный, но хоть что-то. К вашему выезду обещал Каллену конспекты. Шутку про то, что Резерфорд научился читать не по слогам, Самсон оставил при себе. Когда-то давно они в Киркволле ходили и ржали над новеньким из дикого Ферелдена, а потом стало не до смеха. — Удачи, Элла. Она сжала его руку и убежала. Самсон так и остался сидеть, ощущая ее прикосновение, короткое, но теплое. Неделя пролетела быстро. Когда от тебя все чего-то хотят, так всегда и бывает. Хотел в основном Резерфорд: вспомни, как вы начинали растить лириум, вспомни, как он обычно распространяется — скорее вглубь или скорее вширь, вспомни, как близко надо подойти, чтобы лириум запел, если ты уже заражен, вспомни, сколько вас было в Сарнии, а то, кажется, не всех переловили, вспомни, не видали ли вы там огромного такого страшного дракона... Самсон вспоминал. Он все гадал, выдадут ли ему на время похода оружие или хотя бы доспехи, но Резерфорд каждый раз уходил от вопроса. Видно, в Эмприз-дю-Лионе оставалось слишком много красных, и Инквизиция боялась, что Самсон удерет к своим, если сможет защитить себя по дороге. Остававшиеся в Сарнии красные храмовники, наверное, уже обратились в чудовищ, которые даже и говорить не могли, только рычали. Но Самсон все равно узнавал лица в искаженных кристаллах. А они узнавали его голос. Может быть, думал он, в Сарнии над Резерфордом не будут стоять Соловей и эта Жозефина, может быть, там он выслушает Самсона и даст попробовать поговорить с ребятами, прежде чем вырезать их под корень. Да, они живое оружие, но все же они живые. Они жить хотят. И они тоже могут быть полезны Инквизиции. Но в Скайхолде и думать было нечего поднимать эту тему. Маги, к счастью, отстали. Наверное, им наконец отдали мертвое тело с селезенкой, а доставать внутренности из Самсона так и не разрешили, так что они занялись кем-нибудь более молчаливым, сговорчивым, на все согласным и кого все равно надо было хоронить. В следующий раз Элла пришла к нему прямо накануне отъезда. Резерфорд ушел совещаться, оставив Самсона в кабинете — кажется, остальная верхушка этого не одобряла, но они и так ничего не успевали, сбежать Самсону все равно было некуда, так что Резерфорд махнул на безопасность рукой. Если все получится, объяснил он, придираться не будут, а если нет, то спросить все равно будет не с кого. Самсон дочитывал обещанные Алексиусом конспекты и тоскливо косился на стопку докладов, когда в кабинет просочилась Элла. Наверное, кто-то из солдат сдал, куда он пошел. Впрочем, от работы он оторвался с радостью — на Эллу смотреть было куда приятней, чем на каракули ученого-винта. — Вы ведь завтра уходите? — спросила Элла. Она, конечно, знала — наверное, не придумала, с чего начать. — Завтра, — согласился Самсон. — Резерфорд хочет побыстрее, и я могу его понять. — То есть сегодня вечером вы еще свободны? — Ну да. — Тогда... — она глубоко вдохнула воздух и выпалила: — Тогда обещайте, что вечером со мной погуляете. Я вас позову. Ладно? Самсон представил, как Резерфорд и Фиона, которые все поняли неправильно, отрывают ему голову. За совращение магов. Или нет... может, как раз и правильно, только с такими, как он, прекрасные юные девы обычно не случаются. Юные девы — это к Резерфорду. — Ладно. Я здесь буду, в кабинете, а то оказалось, что надо дохрена рапортов прочитать, и Резерфорд вспомнил об этом в последний момент. Сжав его пальцы, Элла убежала. Отрывание головы за совращение магов почему-то представилось особенно ярко. На всякий случай Самсон посмотрелся в зеркало — вдруг Элла углядела что-то, о чем он не знает. Но нет, ничего нового. Сам от себя он бы наверно шарахнулся, потому что именно так и выглядят те подозрительные личности, с которыми юных дев учат не ходить в темные подворотни. Элла пришла, когда уже начинало смеркаться, и притащила вино со специями. — На кухне попросила, — объяснила она. — Самое то для такой погоды. Вам в походе будет не до вина, так что — вот... Напоследок. Пойдемте на стену? Там народу поменьше. На стенах, кроме дозорных, действительно обычно никто не околачивался. Чуть отойдешь от башен, и считай, что наедине с природой и собой. Или со спутником. Снизу вас, конечно, видно, но стены редко кто разглядывает просто так. Они прошлись туда-сюда и выбрали место поудобнее. Самсон подсадил Эллу на зубец и сел рядом. Башня заслоняла от ветра и немного — от дождя, а вид отсюда открывался дивный. Внизу, под ногами, крепостной двор и суета, дальше — снежные вершины в разрывах облаков. Тихо — ветер относил шум в другую сторону. Только шелест дождя по камню. И быстро темнело. Окна крепости светились, где поярче, где побледнее, пахло дымом от костров, и от этого накрывало ощущением дома. Вино было горячее и очень пряное, почти острое. В Киркволле варили не так, но в Киркволле не было и таких мерзких дождей. — Ты не замерзнешь? Элла отмахнулась. — Я ж целитель. Не простужусь. Мне не холодно, просто мокро, но я потом высушусь. — Ну, смотри сама. Мне-то нормально. — Просто здесь никого нет. Поэтому я... Она отвела взгляд. Самсон не знал, что сказать, и молчал. То, что само напрашивалось, то, что хотелось сделать — было как-то по-алриковски. — Я попрощаться хотела. Вы ведь нескоро вернетесь, и там лириум, и вдруг вы все-таки начнете изменяться... Я что-то не то несу, извините. — Не извиняйся, не надо. Ты права. Мы вернемся нескоро, и я понятия не имею, что там будет. Попробую помочь все поправить. Я только не очень понимаю, как. — Я... я спросить хотела. А вы и Мэддокс... Вы его любили? Ну хоть здесь было просто ответить. — Да. Только не «любил», а «люблю». Смерть ничего не меняет. Но если ты про то, были ли мы вместе, то нет. Я не Каррас и не Алрик. Мэддокс не мог бы это выбрать сам. Поэтому — нет. — А я могу. Я выбрала. Она обхватила его за шею — мокрая, руки холодные, надо увести ее со стены, и пусть хоть обсмотрятся — и прижалась губами к губам. Если бы Самсон был в состоянии поступить логично, наверное, он бы нашел в себе силы отодвинуть ее и объяснить, что он очень плохой выбор. Вон, Резерфорд хороший. Или Жозефина. Или любой человек, ненамного старше нее, без лириума внутри и не тот, который то ли в плену, то ли нет. Но вместо того, чтобы поступить логично, Самсон дернул Эллу к себе, усадив на колени, и поцеловал в ответ. Мантия на ней была совсем тонкая, Элла под ней ощущалась вся, вздрагивала от его прикосновений, прижималась крепче, и Самсон понял, что если он немедленно не остановится, потом уже не сможет. — Стой. Стой, погоди. Не здесь же. Здесь холодно. Она тяжело дышала. Не отстранилась, не оттолкнула, не обиделась. — Только не надо говорить мне, что я глупая, маленькая и сама не знаю, чего хочу. Я знаю. — Я не говорю. Я только говорю — не здесь. Неудобно ведь и холодно. Я... Пойдем в башню, там полно комнат, про которые все забыли. Только подожди минуту, я возьму плащ. Несколько минут под дождем, одна — ей хватит времени понять, чего она там на самом деле хочет. А ему — как-то взять себя в руки и не кидаться на нее как на лириум. Ему-то давно не двадцать лет, можно уже и головой думать, что делаешь... И прихватить плащ. А то в самом деле же холодно. Своего у Самсона так и не появилось, зато в кабинете валялся резерфордовский, с мехом. Резерфорд весь день толкался где-то в Ставке, плащ забыл, не хватится, а так им с Эллой будет теплее. Не станет же Резерфорд поднимать бучу из-за плаща. Набросив плащ на плечи, Самсон вышел в дождь. Элла ждала у дверей, решительная, с горящим лицом и глазами. Не передумала. Обнять ее и сунуть под плащ Самсон не успел. Свистнула стрела и ударила его под ребра. Падая, он успел подумать только, что глупее всего будет сдохнуть прямо сейчас, не дождавшись первого секса за последние десять лет. Он очнулся в кабинете Резерфорда, на столе. Резерфорд тревожно смотрел ему в лицо, за его спиной подпрыгивала Элла — щеки мокрые, губы дрожат. Боль была глухая и тяжелая. Терпимо, но неприятно. Остро пахло травяными отварами и грозой, как от магии. Но это была нормальная живая боль. Не растущий в теле кристалл, не предсмертная агония. — Мы успели, — выдохнул Резерфорд. — Вытащили. Это все она, — он кивнул на Эллу. — Я думал, ты все. Стрела глубоко вошла. Самсон попытался сесть, но Резерфорд удержал, положив ему руку на грудь. — Пока не шевелись. Заклинания еще работают. — Что случилось-то? Голос слушался плохо. Но хотя бы слушался. — Лежи. Все хорошо. Скоро будешь как новенький, хотя ехать придется с обозом, в седло я тебя не пущу, ты оттуда вывалишься. — Резерфорд, я не про то. Какого х... — Самсон покосился на Эллу и поправился: — С чего вообще меня убивают? — Ну... мы тут шпионов накрыли. Среди эльфов оказались чужие агенты, их сейчас допрашивают. Разберемся. Но теперь я думаю, что мы все правильно делаем, потому что нас хотели не пустить в Лион. Тебя приняли за меня. Ты же, — Резерфорд запнулся, и Самсон понял, что отрывать голову ему все-таки не будут, — взял мой плащ. Вы нашли время, конечно... но похоже, что это всех нас и спасло. Стреляли снизу, от кухни, по владельцу плаща, больше-то оттуда ничего не разобрать. Наверно, думали, что я пойду отводить девочку назад, подальше от тебя. Так что вот. Ты у нас теперь герой, спасший меня от покушения, мы раскрываем заговор, а в Лион я беру вдвое больше людей, чем собирался. Думаю, это будет победа. — Угу, — сказал Самсон и закрыл глаза. Прямо сейчас ему никуда не хотелось. Ни в Эмприз-дю-Лион, ни даже в уединенную комнату в башне. Только лежать и лежать. И чтоб Резерфорд не тыкал в него пальцами. И вообще ничем не тыкал. — Детка, сбегай, позови мою охрану. Перенесем его на кровать, — сказал Резерфорд. Спокойно сдохнуть, понял Самсон, не получится. Придется оживать и работать на благо Инквизиции. — Сейчас, — ответила Элла. — Дайте ему еще пару минут, ладно? Сейчас все срастется. Еще капельку. Хотя, может, это было и к лучшему. Они выезжали рано утром. Ни доспехов, ни оружия Самсону не выдали, зато наконец выдали теплый меховой плащ с дурацким инквизиционным глазом на спине. Наверное, другого идиота, чтоб забрать, не нашлось, но из-за кровопотери Самсону все время было холодно, а полностью восстановиться он должен был через несколько дней — как раз на подъездах к Сарнии. По крайней мере, в обозной телеге было удобно и довольно тепло. И еще можно было на ходу дочитывать все то, что Самсон так и не дочитал вчера. Как только ворота Скайхолда остались достаточно далеко, чтоб оттуда их нельзя было услышать, Резерфорд направил лошадь к обозной телеге. — Слушай, я тут подумал... Знаешь, я готов тебя отпустить. Пусть Лелиана потом на меня орет сколько хочет. Будем считать, что ты свое заплатил. Очистим Лион — и уезжай. Напишем, что ты погиб, искать не будут. Самсон обернулся на Скайхолд. Он почти не сомневался, что Соловей отыщет его, даже если он отловит мага крови и заставит превратить себя в прекрасную деву, а Резерфорд, когда речь заходит о его соратниках, почему-то наивней пирожка с малиной и думает, что ему поверят просто так. Еще на стене стояла Элла. Не махала, не кричала, просто стояла и смотрела. — Не стоит. Я вернусь.