Сокрушение.

В холодное, после Рождественское утро только она занималась уборкой. Фарфоровая кукла старательно намывала стекло вдоль кресел; дети, что приходили с родителями постоянно оставляли разводы. После праздников контора закрыта для посещения ещё три часа, только Вайолет Эвергарден это ничуть не беспокоило. «Утренняя, «внеурочная» уборка отлично бодрит на остаток рабочего дня», — с этими словами она брала ключи у Ходжинса и шла к себе. Возможно и так. А можно допускать мысль о том, что Вайолет вовсе не нужна такая работа, чтобы взбодриться — всегда готовая к делу. Всегда безупречная. Прямая, натянутая струна. Сильная. Тихая. Готовая излиться, если ею воспользоваться. Только вот эта ночь снова разбередила рану. Опасно натянула тугие струны. Порой Вайолет задумывалась о том, что человечество через несколько лет изобретёт не только механические машины, но и сердца; тогда не придётся так страдать. Но только девушка меняла удушливою спальню на контору — страхи уходили. Она любит поглядывать на чужие руки и воображать, что люди чувствуют, когда касаются мира. Она этого уже не познает, как не познает и чувство радости, если поменяет плоть на технику. Внутри возможно не будет боли, но и любовь не придёт. Грустно от этого не было — нет. Только иногда сердце сокращалось, разливая кровь по венам быстрее обычного и вытекало в слово — скучаю. Когда сердце стало биться спокойней, Вайолет встретила первый луч солнца. Из-за середины зимы оно тянулось к восходу медленно. Город спал, и каково было её удивление, когда в дверях появился человек. Медленными шагами прошёл к середине кресел и, не обращая внимания на Вайолет, лёг на скамью — это был капитан Дитфрих Бугенвиллея. — Сэр? — Девушка спустилась с лавки. Небольшая бутылка, зелёного цвета, была поставлена рядом со свисающей рукой мужчины. — От вас пахнет алкоголем. Думаю, что место для отдыха вы выбрали не совсем удачное. — А? — Дитфрид открыл уставшие глаза. С недовольным стоном он сел напротив Вайолет. От мужчины пахло алкоголем и усталостью. — Кукла… мне что, снится кошмар? — Впервые Вайолет слышала его голос не в приказном тоне. Мужчина говорил тихо и четко. — Нет, сэр. Я не сплю, следовательно, вы тоже нет. Вам нужно домой. Я бы могла заказать для вас транспорт, правда машины не ездят в такое раннее время… как вы добрались сюда? — Ох, как много вопросов. — Она склонилась над ним, пытаясь разглядеть разумность в его поступках. Дитфрих же глядел в упор надменным и главенствующим взглядом. Стеклянные, безмолвные не выражающие глаза не порабощались ему. Подобно зеркалам они отражали его нападения, а там за серебром и медью она прятала душу. А есть ли она у неё? Душа. Именно это всегда вызывало отвращение в ней. — Прекрати. Лучше помоги встать и отнеси меня в комнату для отдыха персонала. — Сэр боюсь, что я не могу… — Такая же неприступная и безучастная. — Я твой клиент! — Генерал рявкнул. От злости и недовольства он отбросил бутылку в сторону. Та разбилась вдребезги, высвобождая остатки спиртного. Вайолет обернулась на лужу красной жидкости и зелёного стекла — грязный пол может навлечь на пришедших несчастный случай. Генерал уронил голову в ладони, а сам облокотился локтями в колени. Громкий звук резко выстрелил по вискам, унимая пыл. Пока Дитфрих справлялся с головной болью и усталостью в спине, Вайолет принялась убирать битую бутылку. — Виолетта. — Генерал подошел к ней со спины, все так же держась за голову. — Мне нужно совсем немного отдыха. Отведи меня… пожалуйста. — Работа прекратилась, не успев начаться. Удивленные глаза смотрели на мужчину. Впервые она услышала такие слова от него. Кукла знала, что это уважительная форма обращения к собеседнику и поэтому, не закончив уборку, пошла с капитаном на второй этаж. Он еле держался на ногах. Поднимаясь по деревянной лестнице, капитан успел несколько раз споткнуться о ступеньки. Вайолет впервые видела его в таком состоянии — расслабленный и безоружный (теперь безоружный). Алкоголь разжёг в мужчине сидящую дисфорию. На каждой ступени он не стеснялся ворчать и бранить её. Вайолет тем временем думалось, что у Дитфриха случилось что-то плохое, ведь в ее жизни встречались люди, которые пили только от несчастий. Стальные руки крепко держали раннего клиента, а ему казалось, что он в женском корсете. Он много раз слышал о том, как женщины задыхаются или не могут чихнуть в тугом плене красоты. Теперь же он находится в этом плену: крепком и холодном, тихом и молчаливом. Ему хотелось рявкнуть, но он уже наперёд знал её реакцию — холодность. Зайдя в небольшую комнату, она помогла сесть ему на диван. Плотные бордовые шторы прятали окна. Стальные пальцы зажгли огонёк. Небольшая лампадка тускло освещала болотного цвета диван, на котором сидел гость. Небольшой столик, где стояла лампада. Пару стульев и комод. Дальше в комнате была бездна. Тусклый свет пламени был слабее мрака сего места. — Спасибо. — Тишину нарушил грубый голос мужчины. Вайолет взглянула на капитана. Она сидела на краю стула, напротив. Отсюда ей казалось, что опьянённые глаза мужчины были заполнены тоской, но больше в них преобладало одиночество. Да… скорее одиночество, ведь теперь она без затруднения может читать это чувство не только в своем сердце, но и в других. — За что? — Всё такие же глаза. Холодные и глубокие. Драгоценный камень на груди мерк по сравнению с её льдом и непринятием. Дитфрих чувствовал, как алкоголь рассасывается в нем — он понимал это по дрожащим рукам. Понимал это по дрожащему в груди сердцу. Тело горело и в свете свечи лицо куклы казалось ему призрачным. Прекрасным. Пустым… нет. Не пустым. Уже не пустым. — Забудь. Ладно, мне нужно идти — он резко вскочил с места, Вайолет следом. Пошатываясь, он направился к выходу. — Сэр, вы не можете идти в таком состоянии. — Девушка загородила путь, встав перед мужчиной. Лицо его стало мрачным и вернуло свою неприветливость.  — Переживаешь за меня, кукла? — Губы Бугенвиллея перекосило в подобии улыбки. — Нет. На твоем лице нет эмоций. — Сэр…. — Не успела она, что-либо сказать, как его лоб плавно скользнул на её плечо. — Сэр? — Металлические руки готовые подхватить плечи генерала остановились в паре сантиметров. Она так и продолжала держать их на весу, словно бы боясь чего-то. — Как это глупо… — Мужчина тёрся о её плечо, чувствуя, что готов открыться этой холодной кукле. — Научился сражаться и убивать, но так и не смог стать крепче алкоголя. — Ваш организм в физических упражнениях может быть отличным, но это не влияет на… — Виолетта. — Отрезал её генерал. — Мне не нужны твои статистические данные… Вчера был мой день рождения, как глупо вышло, что некому поздравить меня. Раньше… это делал брат… — Сэр? — Она глядела на его волосы: растрёпанные, местами влажные от растаявших до этого снежинок. — Хочешь спросить, почему я припёрся к тебе? Наверное, может ты последнее, что напоминает мне о брате.… А может, я не знаю ответа… Виолетта. — Капитан взглянул на нее, и кукле показалось, что строгие глаза мужчины наполнились блеском. Что-то неизвестное кольнуло в её груди. Девушка видела глаза Дитфриха Бугенвиллея так близко впервой. Печальные морщинки, запечатанные не временем, но сделанные болью являло его лицо таким. — Вайолет — он перешёл на шепот. — Ты знаешь этот всепоглощающий огонь…. — Пальцы мужчины коснулись броши на груди девушки. Кукла шагнула назад, но рука капитана снова потянулась к ней. Теперь он её не касался. Глядя в хрустальные глаза, лишь потянулся до её прядей у подбородка. Они казались шелковистыми и мягкими, но он не смел их касаться. Риск обжечься был слишком велик. — Позволишь ли мне… Виолетта Эвергарден прикоснуться к тебе… — Прикоснуться? — С непониманием спросила девушка. — Да. Я пьян, и мои действия не подчинены логике, и… я прошу тебя позволить… — Это не входит в обязанности как авто-запоминающей куклы. — Я прошу тебя не как куклу, а как девушку, наверное. — Его глаза были близки к её глазам. Колкие и одичавшие нити надменности распускали кружево, оголяя забытую всеми душу. Его душу. — Девушку? Как простого человека? — Да. — Уверенный взгляд мужчины стал трезветь, и Вайолет это заметила. Зная, что генерал находится не в лучшем положении по силе, она молча кивнула. Просьба звучала странно, и тот набор букв, что был предложен ей, никогда не звучал ранее. Дитрих судорожно потянулся к шее, проводя кончиками пальцев по грубой ткани ворота. Двумя пальцами он коснулся краюшка ворота, отодвигая материал от кожи. Белая ткань оголила не менее белую шею. Пальцем генерал задел жилку на прозрачной и тонкой шее куклы. Виолетта стояла неподвижно, она совсем не знала, что делают в таком случае, а пальцы мужчины уже проникали на территорию её обнажённого тела. Шероховатость кожи звучало по ткани и ей думалось — «что чувствуют эти руки сейчас?» Она смотрела на его руки. Оголённая шея не возбуждала его, как не возбуждало девушку дыхание мужчины, что нависло над ней. Нет. Они оба стояли на краю любопытства, словно два стратега ждали, как их план вырвется в действия, принеся плоды. Но какие? Никто из них не знал как мужчина и женщина касаются друг друга. Оба читали об этом лишь книги, и до практики им дело не было. Та нежность в фолиантах не могла проникнуться так, как зарождалась сейчас в воздухе. Губы осторожно коснулись слегка выступающего подбородка ближе к уху. Сухие, с запахом алкоголя и крови были нежными и убаюкивающими. Он изучал её по миллиметру. Легкая дрожь пробежала по позвонкам. Невольно руки куклы прислонились к груди генерала. Желание убрать источник такой дрожи наматывался клубком на сердце. Стягивал его, перекрывая каналы для крови. «Что происходит с моим телом?» — Спрашивала себя Вайолет, — «что это за чувство?» — Что я творю?! — Кричал разум капитана. Голова гремела о трезвости, а руки, оказавшись в плену безрассудства, продолжали тянуть женщину к себе. Ближе. Ещё ближе. Копны золотистых волос попадали в плен его рук и падали на плечи от рабства заколки; пшеничным полем ласкались меж его пальцев. Под оркестр похмелья и головокружения генерал наматывал их на кулак. Яростное желание прочувствовать слабость холодной принцессы вязко мешалось с отвращением к ней. К себе. Расслабляя хватку, Дитфрих тянулся к бледному лицу. К опасным, розовым губам. К не такой уж и холодной девушке. Горячее дыхание продолжало обжигать её кожу. Мужчина подметил, что теперь Виолетта пахнет цветами и инеем. Он оставлял дорожку себя на её слабо выраженной складке у губ. Второй рукой он так и тянулся к её волосам желая поддаваться соблазну больше. Дольше. Насколько это возможно. Металлические заменители ослабли, разрешая, приблизиться к его груди. Она вдохнула его запах, что казался по-домашнему прекрасным и знакомым — этот запах напоминал очень близкого ей человека. — Майор. — Она простонала ему в уста постороннее слово. Губы прекратили изучать уголки её губ, а грустные глаза устремились в глаза Виолетты. Это было больно. — Ты оружие, … которое по кускам рвет моё сердце. За это я никогда не прощу тебя Виолетта Эвергарден… — Указательным пальцем генерал скользил по её овалу лица, подбородка. Запечатывал этот кусочек в голове и глядел на её губы. — Ты никогда не глядела на меня, так, как смотрела на него. …Почему? — Он обратился за ответом в её глубину глаз — снова её туманное зеркало и его отражения не было в ней. — Этот вопрос мучает меня до сих пор… — Сэр… — На моих руках много крови. Да, я это признаю. Меня пожирает огонь, и я борюсь с ним всегда. Война сделала меня таким, и она не прекращается в моем сердце. Ты его смертоносное оружие Виолетта. Виолетта.… — Он шептал её имя, как секрет. — Оно прекрасно подходит тебе, … а я так и не дал тебе, боялся, что не смогу отпустить. И даже после того как ты исчезла из моей жизни я не прекращал думать о тебе Виолетта. Виолетта…. — Вы пьяны. — Дитфрих слышно сглотнул нагнетающую тошноту и желчь. Шагнув к выходу, он пустил через дверь сквозняк пустых коридоров. — Я ненавижу тебя, когда ты рядом — и страдаю, когда тебя нет. — С этими словами он медленно шагнул в тёмный коридор, горестно сдавливая невротизм и подступающую рвоту. Нет, не коридор это был более для него, а дромос — путь, ведущий в погребальную пустоту. Тёмная, холодная и истлевшая, как сожжённое сердце генерала.