Сговор

— Отец приор… Приор Роберт Пеннант постарался вздохнуть как можно незаметнее и с достоинством повернул голову в сторону Хью Берингара, королевского шерифа Шропшира, чей серый в яблоках жеребец как раз поравнялся с его конём. Нельзя было сказать, чтобы почтенный приор относился к шерифу Шропширскому с неприязнью — Хью Берингар однозначно был достойным человеком и графством правил, как и должно, суровой, но справедливой рукой. Даже если он слишком часто прислушивался к советам травника Шрусберийского аббатства, брата Кадфаэля, к которому приор был не особенно расположен, нельзя было не признать, что оные советы не раз и не два помогали пролить свет на истину и выявить виновников тех или иных злодеяний. Однако Роберт был уверен ещё в одном — в том, что шериф состоит с дерзким валлийским травником в содомской связи. И пусть самого Роберта с некоторых пор нельзя было назвать безгрешным, да и в любом случае он мало что мог предпринять против блуда брата Кадфаэля, пока грехи того покрывал аббат Радульф, — сейчас, глядя в смуглое привлекательное лицо Хью Берингара, приор едва удержался от того, чтобы пожелать ему уделять больше внимания законной жене, а не человеку, посвятившему себя Богу, но оказавшемуся не в силах соблюдать обет целомудрия. Мысли приора снова скользнули в сторону брата Жерома и собственной греховности. Он напомнил себе о том, что в любом случае не пристало ему ссориться с королевским шерифом, и постарался придать лицу выражение вежливого внимания. — Отец приор, я бы хотел поговорить с вами наедине. Может, пропустим наших спутников вперёд? Ну, и о чём же хочет поговорить с ним Хью Берингар? Они отыскали пропавшие мощи благословенной святой Уинифред в поместье тёзки Роберта, графа Бомона, и сейчас везут ковчег обратно в Шрусбери…, а вместе с ковчегом — дерзкие и необоснованные притязания как самого графа, так и субприора Рамсейской обители Герлуина. Мысли о том, как свести на нет означенные притязания, всецело занимали приора Роберта, и он невольно подумал, что ему нет особенного дела ни до грехов Хью Берингара и брата Кадфаэля, ни до того, что собирается сказать ему шериф. Но всё же — Берингар не стал бы просить о разговоре наедине, не имея на то веской причины. — Разумеется, милорд Берингар, — Роберт с достоинством наклонил седую голову и придержал поводья своего коня. — Отец приор, — доверительно понизив голос, заговорил Берингар, когда они отстали от своих спутников, — я хочу поговорить с вами о брате Кадфаэле. «О своём любовнике, — подумал Роберт, поджимая красиво очерченные тонкие губы. — И вечном возмутителе спокойствия нашей обители». — Да, милорд Берингар? — вежливо сказал он вслух. — Отец приор… я могу надеяться, что то, о чём сейчас пойдёт разговор, останется между нами, как если бы это была тайна исповеди? Длинные пальцы Роберта Пеннанта едва заметно дрогнули на поводьях коня. — Разумеется, милорд Берингар. — Отец приор, я уверен, что вам известны грехи каждого брата вашей обители. В том числе и грех брата Кадфаэля… являющийся также и моим. — Да, милорд Берингар, мне известен ваш грех, — Роберт ничем не выдал изумления — даже, к чести своей, не сделал заминку в разговоре, — однако позволил себе подпустить в голос приличествующего случаю осуждения. — И как духовный пастырь, не могу не заметить, что вам, милорд, стоило бы уделять больше внимания своим супружеским обязанностям по отношению к миледи Берингар. Следовало сказать, что содомия сама по себе является смертным грехом, но этого приор Роберт произнести не смог. Легко осуждать грех, в котором не повинен сам. — Моя вина, — согласился Хью — слишком легко, на взгляд Роберта. Впрочем, подлинного раскаяния приор и не ожидал. А Элин Берингар — воистину заслуживающая канонизации святая, коль скоро терпит блуд мужа с монахом. В то, что миледи Берингар ничего не известно, Роберт не поверил бы ни за что. Слишком часто Хью Берингара видели незадолго до заутрени покидающим сарайчик брата Кадфаэля — а миледи была далеко не настолько глупа, чтобы списать все ночные отлучки мужа на государственные дела… или на любовниц. О том, куда вот уже скоро десять лет шастает по ночам Хью Берингар, давно знало всё графство. — Что же до брата Кадфаэля, — продолжал Роберт, понимая, что должен что-то сказать и о паршивой овце в собственном стаде, — то его грехи, бесспорно, велики. Однако наша обитель многим обязана его микстурам и притираниям… к тому же, надумай мы его изгнать — как знать, не начал ли бы он, оказавшись за пределами святых стен, грешить ещё больше? Даже если бы Роберт и впрямь решил изгнать Кадфаэля, он всё ещё оставался приором, а не аббатом, — а аббат Радульф благоволил к валлийцу сверх всякой меры (в глубине души Роберт подозревал, что аббату самому доставляет непозволительное удовольствие выслушивать исповеди Кадфаэля в содомском грехе). И даже если однажды настанет день, когда Роберта возведут в сан аббата, Кадфаэль и впрямь был полезен обители. Несмотря на недостаток почтительности и неспособность противостоять блуду. В конце концов, кто ещё, как не брат Кадфаэль, будет готовить смягчающие притирания, которыми втайне умащал свои холёные руки приор Роберт — на первый взгляд достойный подражания образец аскетичности? «Все мы не без греха», — напомнил себе Роберт, снова вспомнив зеленовато-карие глаза брата Жерома. — Возможно, — почти задумчиво согласился Берингар. — Однако, полагаю, вы в курсе, отец приор, что грех брата Кадфаэля распространяется не только на меня? — О да, я в курсе, милорд Берингар, — в ровном голосе Роберта проскользнуло искреннее негодование. — Я не раз говорил и прежнему аббату, ныне брату Хериберту, и отцу Радульфу… Порой я готов утверждать, что брат Кадфаэль развращает каждого послушника, которого определяют ему в помощники! И иным из его грехов есть свидетели… Но увы — к моему величайшему прискорбию, Господь не даровал мне сил хоть как-то повлиять на недостойное поведение брата Кадфаэля. В частности, потому, что у Роберта не было иных свидетелей означенного поведения, кроме брата Жерома. А возьмись Жером свидетельствовать против Кадфаэля — не найдётся ли кто-то, кто будет готов свидетельствовать против Жерома и самого Роберта? Такого позора почтенный приор допустить не мог. — К нашему обоюдному прискорбию, отец приор, — Берингар вздохнул: должно быть, мысли о постоянных изменах любовника приносили ему мало удовольствия. — Однако, — в его голосе послышались вкрадчивые нотки, — быть может, эти силы будут вам дарованы в будущем? Насколько мне известно, вы младше отца Радульфа — о, разумеется, я уповаю, что Господь дарует ему долгую жизнь… — Я тоже, — сухо ответил Роберт. Он не имел ничего против аббата Радульфа лично — пусть даже тот и покрывал блуд брата Кадфаэля — и всё же прекрасно помнил, как его вопиющим образом обошли, даровав вожделенную и заслуженную должность чужаку. Что ж, может, шериф прав, и Господь лишь испытывает приора Роберта ожиданием? О, разумеется, он ни в коем разе не желает аббату смерти, однако тот и впрямь старше его на десять лет… — Думаю, если Господу будет угодно забрать к себе отца Радульфа — конечно же, пусть это произойдёт нескоро, но ведь все мы смертны, — в Шрусбери не станут снова присылать аббата со стороны, — продолжал Берингар, и Роберт почувствовал, что начинает проникаться к нему всё большей симпатией. — Хотелось бы в это верить, милорд Берингар, — ответил он, усилием воли сохраняя бесстрастный тон. — Отец Радульф стал нашей обители добрым настоятелем, однако зачастую всё же лучше, когда пастыря выбирают из паствы. — Вы совершенно правы, отец приор. И если случится так, что вы станете новым аббатом Шрусберийской обители… нельзя ли нам договориться, чтобы брата Кадфаэля назначили тогда личным духовником моей семьи? В конце концов, он крёстный моего сына… и дружен с женой… «А ещё он — твой любовник. И ты, милорд шериф, явно хочешь, чтобы любовник был к тебе поближе». — Брат Кадфаэль — не священник, — сказал Роберт вслух, сам сожалея о подобной возможности избавиться от паршивой овцы в монастыре. — Назначить духовником простого монаха — боюсь, это будет не так-то легко… — Я уверен, отец приор, что умный человек, будучи наделён саном аббата, с этим легко справится, — нахально возразил Берингар, нимало не заботясь о том, что его слова — неприкрытая лесть. — Просто мне кажется, что если брату Кадфаэлю придётся проводить больше времени у меня в Мэзбери, чем в монастыре, то блудить с молодыми послушниками ему не удастся. — Потому что блудить он будет только с вами, милорд Берингар? — не выдержав, прямо спросил Роберт, и Хью ответил ему обезоруживающей улыбкой. — Что ж, я ведь уже признал свой грех, отец приор. — И как же отнесётся к этому миледи Берингар? «К блуду у себя под боком». — О, как я уже сказал, — улыбка на смуглом лице Хью стала шире, — моя жена и брат Кадфаэль очень дружны. «Точно, святая», — окончательно уверился Роберт. — Я лишь хочу поспособствовать вам искоренить блуд в стенах обители, отец приор, — Берингар снова перешёл на доверительный тон. — Мне доподлинно известно, что не столь давно брат Кадфаэль делал непристойное предложение даже брату Жерому… — Что… — Роберт задохнулся от возмущения и ревности, на миг утратив всякое самообладание, но тут же взял себя в руки. — Позвольте, милорд Берингар, а вам-то это откуда известно? — У меня свои осведомители, отец приор, — снова нахальная улыбка. — В стенах обители? — Роберт нахмурился. — Непристойное предложение было сделано в церкви после службы, — ничуть не растерявшись, пояснил Хью. — Как вы понимаете, отец приор, любой мирянин, присутствовавший на богослужении, при желании мог подслушать всё, что хотел. Что ж, с этим не поспоришь. — И… и что же брат Жером? — дрогнувшим голосом спросил Роберт. — На тот момент брат Жером не ответил ни согласием, ни отказом. Однако если брат Кадфаэль будет настойчив — а он умеет быть настойчив, — то кто знает… — Довольно, милорд Берингар, — резко прервал шерифа Роберт, чувствуя, что начинает впадать в грех гнева. — Я… я дам вам ответ вскоре. Достойному приору крайне не хотелось выступать пособником блуда — в особенности блуда брата Кадфаэля, и так слишком часто нарушавшего орденский устав. К тому же, разумеется, простому монаху не полагалось становиться личным духовником дворянской семьи. Но с другой стороны — раз уж усмирить похоть брата Кадфаэля всё равно не удаётся, не лучше ли, если он будет блудить с кем-то одним и перестанет развращать невинных послушников? К тому же, если он и впрямь дошёл до того, чтобы обратить свою похоть на брата Жерома… — Я буду ждать, отец приор, — Берингар учтиво склонил голову и сжал коленями бока коня, побуждая его нагнать остальных всадников. Роберт вздохнул и тоже тронул поводья. Этой ночью приору Роберту приснился кошмар — и был он отнюдь не о том, что аббатство Шрусбери лишилось мощей святой Уинифред. Во сне Роберт видел, как брат Кадфаэль, задрав рясу выше колен, с обычной для него, но несвойственной большинству людей его возраста прытью бегает по всему монастырю, гоняясь за миловидными братьями и послушниками. — Брат Кадфаэль, сегодня моя очередь! — кричали те, не слишком стремясь убежать. — Иду, иду, мой мальчик! — радостно откликался Кадфаэль и бежал ещё быстрее. — Брат Кадфаэль, я вас уже заждался! — услышал Роберт голос брата Жерома и с ужасом понял, что не может ни броситься между ним и Кадфаэлем, ни даже возмутиться. — Отец приор со мной не слишком ласков… а вы со всеми ласковый, я знаю… — А как же, брат Жером! — обрадовался Кадфаэль, и Роберт проснулся в холодном поту. Стояла серая предрассветная мгла. Их маленький отряд понемногу просыпался. — Дурной сон, отец приор? — услышал Роберт участливый голос и, повернувшись, увидел лицо Хью Берингара. — Порой они снятся даже лучшим из нас, милорд Берингар, — суховато ответил он. — Воистину, отец приор. — Милорд Берингар… — Да, отец приор? — По поводу нашего вчерашнего разговора. Вы его ещё не забыли? — Разумеется, нет, отец приор. — Я готов дать вам ответ, — уверенно произнёс Роберт. Берингар замер в ожидании. — Если однажды, — твёрдо продолжил приор, — милостью Божией мне доведётся стать аббатом — считайте, что мы договорились. — Иного ответа я от вас и не ожидал, отец приор, — Хью коротко поклонился и отошёл к своим людям. Роберт перевёл дыхание. Отвратительный сон уже начинал выветриваться из головы. Он поступил правильно. Видит Бог — принял единственное верное решение. Теперь всё будет хорошо. И возможно… возможно, ему стоит быть чуть поласковее с братом Жеромом. Всё же он пока ещё не аббат — а брат Кадфаэль временами и впрямь бывает чересчур настойчив.