***
Самый обычный, ничем не привлекающий, серый, как лужа, день. Такими днями абсолютно не удивишь жителей Питера, потому что, кажется, триста шестьдесят дней из триста шестидесяти пяти дней как раз таки такие: немного мрачные, дождливые, окутывающие город в сорок оттенков серого. Желание выходить на улицу совершенно не было, поэтому Аюев решает провести всё это время за просмотром каких-нибудь фильмов, желательно страшных. А если и Борисов присоединится к нему, ляжет под бок и будет мурлыкать, как маленький котёнок, то это будет один из самых лучших дней! Но на это стоит только надеяться, так как Толя ещё то шило в одном месте, даже в самую ужасную погоду готов чуть ли не вылететь на улицу. Но сегодня, вроде, он предпочел остаться дома. Кирилл проходит на кухню почти бесшумно, начинает лазить по полкам в поисках чего-то вкусного и того, что может подойди к просмотру фильма. В итоге, найдя одну единственную пачку солёного попкорна, Паркер закрывает ящик и глазами пробегает по инструкции к этому шедевру кулинарии. Казалось бы, что тут может быть сложного, но парень, отлично зная себя, всё-таки перестраховывается, после чего закидывает коричневый пакет в микроволновку и начинает терпеливо ждать. Тем временем Вайлд так же, как и Кирилл, пробирается тихо на кухню и кладёт свои холодные ладони на плечи друга. Тот же только дергается и резко оборачивается, вызывая смех у Толи. — Видел бы ты своё лицо, — проговаривает Борисов, продолжая посмеиваться. — Как будто лешего увидел. Аюев закатывает глаза и поворачивается всем телом к парню. — Если я скажу, что именно его и увидел, ты меня сильно ударишь? — лёгкий смешок, и беззлобная улыбка появляется на лице Аюева. — Сильно. Очень сильно. Ты даже не представляешь насколько, — младший щурит глаза и очень слабо ударяет стоящего напротив кулаком, чтобы продемонстрировать всю свою мощь. — Ай, как больно, — парень сразу же хватается за своё плечо и мычит, его лицо наиграно изображает ужасную боль. — Всё, умираю. Закопай меня на детской площадке под Linkin Park и поставь табличку с надписью: «Здесь лежит самый лучший барабанщик. Да и вообще он топ пацанчик.» Мне будет приятно. Толя смеётся и делает шаг навстречу Кириллу, таким образом оказываясь в его объятиях. Ему очень нравились такие моменты, когда оба могут побыть немного детьми, такими же несерьёзными и беззаботными, которые могут любить сильно и искренне. Прикрыв глаза, Борисов обвивает своими руками чужое тело и выдыхает, слабо проведя кончиками пальцев по спине. — Дурак ты, Аюев, самый настоящий. Кирилл хмыкает и мысленно с этим соглашается, начиная перебирать окрашенные в блонд волосы друга. Они всегда пахли чем-то, на удивление, цветочным, и Паркер никак не мог понять, чем именно, даже предположить не осмеливался. Но то, что ему нравится этот запах, парень не отрицал, потому что именно он ассоциируется с Толей, что вполне логично. Как только Кирилл не мог учуять этот цветочный аромат, то ему сразу становилось одиноко и грустно, в такие моменты он жутко нуждался в родном человеке рядом. Они, наверное, могли бы простоять так целую вечность, но Борисов всё же отстраняется и чуть-чуть приподнимает голову. Посмотрев на это лохматое, но довольное, чудище, Кирилл вспомнил то, что всегда забывал сказать. Это не было чем-то серьёзным или срочным, но если парень сейчас не скажет, то так благополучно и забудет ещё на год-два. — Слушай, я тут подумал немного… — начинает говорить Кирилл, вместе с этим обхватывая запястья вокалиста, а потом медленно переплетает их пальцы в тугие узлы. — В общем, помнишь, мы обсуждали с тобой поездки? Так вот, я знаю всю твою любовь к Лос-Анджелесу, потому что тоже без ума от этого города, но… Может, на этот раз съездим куда-нибудь в другое место? Борисов почти сразу меняется в лице. Из яркого лучика он превращается в грозовую тучу, от которой так и веяло огорчением. Толя любит Лос-Анджелес и Калифорнию в целом. Этот штат так запал в его душу, что он чуть ли не каждый день смотрит на календарь и отсчитывает дни до поездки в Соединённые Штаты. Они стали для него родным домом, куда хочется возвращаться. Да и Аюев точно так же дышал Лос-Анджелесом, только ему свойственна некая переменчивость. Он не может долго зацикливаться на одном, в отличии от Толи, так что пытается всегда найти новые занятия. Он не любит стабильность. — И куда же ты хочешь? — проговаривает Вайлд. — Много куда, но, если прямо вот в очень желаемое место, то это Европа. Я мало там бывал, знаешь, а годы уходят… Всё лучшие годы… — Вот только Лермонтова мне тут читать не надо, умоляю, — фыркает Толя. — Прости, не сдержался, — Кирилл улыбается кончиками губ. — Так вот, а если конкретней, то хочу в Париж! Круассаны, крем-брюле, Эйфелева башня, «monsieur, je ne mange pas siх jours» и все дела. Ну, что скажешь? Анатолий молчит. В целом, идея хорошая, он сам не против посетить Францию, тем более там сам ни разу не был. Только вот, как было сказано ранее, перемены он не очень любил. А что, если они только к лучшему? Жизнь пойдёт только вверх, всё будет спокойно и хорошо, а в руках будет всё, о чем только можно мечтать. Хотя нельзя отбрасывать тот факт, что всё может быть наоборот. Но кто не рискует, тот не пьёт шампанского. — Ладно, уговорил. Давай тогда сразу, что ли, посмотрим билеты, а то и перерыв не за горами. Паркер чисто по-детски улыбается и целует Толю в лоб. Но в следующую же секунду он чуть ли не впечатывается зубами в тот самый лоб, так как неожиданно из-за спины послышался громкий треск от попкорна.***
Никто из них не мог предположить, что после того дня пройдет совсем немного времени, чтобы перерезать невидимую нить, связывающую обоих парней. Это произошло совершенно неожиданно. Всё, что раньше было, в один момент рухнуло вниз, вместе с этим пришлось сжигать длинные мосты, но самое интересное в данной ситуации то, что Борисов до сих пор не знает, почему это произошло. Тело ещё потряхивает от последних слов Кирилла, которые крутятся в голове словно на карусели и не дают покоя. «Нам надо серьезно поговорить… Мне надоело,» — Вайлд распахивает веки и рвано вздыхает, подымая глаза на звезды, как будто он разглядит в них всю суть произошедшего. Но нет. Эти маленькие газовые шары ничем не помогут, как бы этого не хотел парень. Они могут только сиять на темном небе, не больше. А ведь когда-то Толя сам считал себя одной из этих звезд. На фоне однотонного мира со всеми его «порядками» Борисов выглядел как нечто необычное, запретное, что хочется запрятать в самую жуткую темницу и не выпускать, чтобы оно не начало делиться своими взглядами, пытаясь изменить мир. Это непозволительно. Но он хочет выделиться, показать, что всё, что нас окружает, неправильно. И с ним были ещё такие четыре звезды. Все вместе они сияли ярче, чем кто-либо, но особенное сияние было только у Кирилла и Толи. Возможно, их можно было бы назвать соулмейтами, только, как правило, соулмейты остаются вместе на всю оставшуюся жизнь. А парни уже никогда вместе не будут. В тот день они подвели черту, выяснили все свои минусы, которых оказалось больше, чем плюсов. Но, несмотря на то что парни расстались, каждый из них продолжал осознавать, что их совместное прошлое они не смогут скрыть со временем, даже маленькая морщинка будет напоминать, кажется, самое лучшее время. Наверное, Толя слишком преувеличивает, делая из их отношений самую настоящую драму, потому что существует очень много людей с таким же исходом событий. Но масло в огонь подливала банальная неожиданность. Всё хорошо, хорошо, хорошо, а потом бац… И всё. Пустота. Но такое же невозможно! Или всё же… В любом случае, ситуация очень странная. Холодный ветер обтекает оголённый торс парня, вызывая мурашки, но сам Толя этого не замечает и тянется ещё за одной сигаретой, игнорируя предупреждающую надпись на пачке. Как-то всё равно уже. Он зажимает фильтр обветренными губами, подносит красную зажигалку к сигарете и поджигает её, тут же делая затяжку. Дым кажется живым, он формирует картины прошлого, от чего становится только хуже. Перед глазами появляется Кирилл, а рядом с ним сам Толя. Кадры меняются одним за другим: то парни сидят на песчаном берегу Калифорнии, то Борисов мирно спит на плече Аюева в метро, то во время саундчека вокалист чуть ли не падает со сцены, но барабанщик успевает схватить эту неуклюжую задницу за футболку. Так же Толя видит много личных моментов, о которых говорить было непристойно, и с каждой новой картинкой парень замечает, как меняется лицо его бывшего лучшего друга. И, естественно, широкая улыбка у Кирилла сходила на «нет». Воспоминаний действительно было много. И все они ранили, словно острый нож. Никотин дурманит, в ушах «белый шум», а тело начинает неметь.***
— Ты вообще осознаешь, что делаешь, говоря мне такое?! — Толя на приделе. Его руки начинают дрожать, а его лицо выражало настоящее безумие и непонимание. — Успокойся, прошу, — Кирилл тоже не блистал уравновешенностью в данной ситуации, но он понимал, что сам заварил эту кашу. — Ты же понимаешь, что твои крики ничего не изменят? — О, я-то всё понимаю, а вот ты, видимо, ни черта! Почему ты мне сказал это именно сегодня? Специально высчитывал идеальный день, чтобы насрать в него по полной? Ну спасибо, какой ты заботливый. Глаза Борисова горели в то время, как глаза-пустышки Кирилла вообще ничего не отображали. Они были стеклянными, бездушными, словно кто-то высосал из тела парня все жизненные соки. — Ну извините, я сказал это тогда, когда посчитал нужным. Или мне продолжать играть в эту херню, которую все называют любовью? Толь, признай, это было всего лишь сильное влечение и ничего большего, остальное мы сами себе напридумывали. Так зачем продолжать «встречаться»? Щелчок. Всего лишь один щелчок в районе сердца и весь мир рушится. Толе действительно кажется, что по Питеру прошлась мощная волна после какого-нибудь взрыва на АЭС, заставляя землю задрожать, а после всем зданиям разложиться на множество маленьких камушек. — Ты… Это, может, ты чет-то там напридумывал, но не я. Второй раз за всю свою никчемную жизнь по-настоящему полюбил, и второй раз мне вставили нож в спину! Ты… — Мне жаль, — сразу же отрезает безразлично Аюев и, развернувшись, уходит из квартиры.***
— Да ну в пизду, — Толя резко делает вывод сам для себя и кидает почти докуренную сигарету вниз. Удивительно, но это заключение он делает для себя каждый день, после чего снова срывается и даёт нежеланным мыслям проведать его черепушку. Борисов никогда не думал, что может настолько убиваться по человеку, ведь, когда его бросила девушка, в которой он души не чаял, парень был охвачен депрессией, не выходил из квартиры, а его голова была пуста от слова совсем. Тогда почему в этом случае есть отличия? Для Толи это останется загадкой. Медленно развернувшись, предварительно постучав пальцами по железным перилам, парень проходит в двухместный номер, закрывает за собой стеклянную дверь и подходит к огромной кровати, сразу же падая на неё лицом вниз. С каждой секундой Толя понимает, что не забирать билет в Париж было самым худшим решением. Да, Кирилл не полетел, но ведь они с ним могли столько здесь увидеть, посетить столько мест, провести время вдали от друзей. Но какой теперь в этом смысл. Несмотря на всё произошедшее, Борисов всё равно хочет, чтобы прямо сейчас рядом с ним был Аюев, пусть и с ложью в словах и действиях. Потому что Толе нравилось это. Но сейчас он готов завыть на Луну от безысходности и собственных демонов, которых так сложно утопить. Вцепившись в одеяло, Толя жмурит глаза и подгибает ноги, пытаясь абстрагироваться от всего мракобесия. Он хочет заснуть и не проснуться, потому что, на удивление, Кирилл не преследует его только во снах.