Накануне

— И тебе не грустно, Шурф? Вот совсем-совсем, ни капли? Над Ехо с утра собирались тучи, небо хмурилось, мрачнело, но пролиться дождём всё никак не решалось. Последний день лета… А сейчас, стоило им двоим устроиться на излюбленном месте, и Макс задал свой вопрос, как первые капли застучали по крыше. То ли совпадение, то ли сила слов Вершителя — сказал про «капли», даже не вкладывая в это слово прямого смысла, — и вот, пожалуйста, получите-распишитесь. Вершительское слово, даже случайно сказанное, воспринимается этим Миром, как желание. А желание Вершителя — закон для Мира. Впрочем, одёрнул себя Шурф, так и до паранойи недалеко. Скорее, всё же, совпадение. Довольно удачное совпадение, надо признать, потому что начавшийся дождь даёт ему возможность не отвечать на вопрос сразу. Он встаёт с моментально намокшей подушки — пусть он и не собирается сильно вмешиваться в погоду, но как-то сложилось, что такого рода колдовство лучше творить стоя, и он не видит оснований менять свои привычки — и заученным жестом проводит в воздухе руками. И тотчас же над ними обоими словно раскрывается невидимый зонт. Шурф высушивает свою и Макса одежду и расстеленные на крыше подушки и одеяла, набивает трубку, прикуривает от пляшущего на пальце огонька. Макс вытаскивает сигарету, тянется к огоньку. Молчит, но смотрит выжидающе и почему-то тревожно. — Нет, — наконец отвечает Великий Магистр. Пока ещё Великий Магистр Ордена Семилистника, Благостного и Единственного. В этом-то всё и дело. Завтра исполнится ровно три дюжины лет с того дня, как Совет Магистров провозгласил его официальным главой Ордена. Он свои обязательства перед Джуффином выполнил — поправки к Кодексу Хрембера приняты, дела Ордена теперь в образцовом порядке, орденская казна, опустошённая предыдущим Великим Магистром, уже не в таком плачевном состоянии, магистры и послушники прилежно и не без успехов занимаются изучением магии. Три дюжины лет потрачены, если и без особого удовольствия, то с явной пользой. Его величество Гуриг Восьмой и сэр Джуффин тоже намерены сдержать своё слово. Завтра будет проведён соответствующий ритуал, над Иафахом вспыхнет радуга в дюжину цветов, и имя нового Великого Магистра будет объявлено всем жителям Соединённого Королевства. Сэр Шурф Лонли-Локли, бывший магистр Ордена Дырявой Чаши, бывший Безумный Рыбник, бывший сотрудник Тайного Сыска — Смерть, а потом Истина на Королевской службе (Шурф, тебе бы на Арварох с таким послужным списком, — смеялся Макс) — и пока ещё действующий Великий Магистр Ордена Семилистника будет свободен от всех обязательств, как перед Королём, так и перед своим учителем. Сам он не испытывает никаких тревог по этому поводу. В отличие от своего официального друга, сэра Макса. Тот почему-то не находит себе места и, что ещё более удивительно, убеждён, что он, Шурф, тоже волнуется, только не хочет этого признавать. То и дело шлёт ему Зов, теребит его по каким-то незначащим вопросам, тянет на прогулку, заглядывает тревожно в глаза. Вообще-то, странно. Сам же за эти тридцать с лишним лет постоянно ворчал, мол, пора бы этот Орден разогнать к вурдалакам, чтобы не отвлекал его друга от важных и приятных занятий, таких как совместное распитие камры или посещение пляжа в Ташере. — Послушай, Шурф, — Макс робко тянет его за рукав и тут же, смутившись, отдёргивает руку, — я хотел тебя спросить… А впрочем, ладно, не имеет значения. Лучше скажи, ты собираешься в Трёхрогую Луну на следующие чтения? Конечно, он собирается, что за вопрос. Собственно говоря, обычный вопрос. Если не принимать во внимание тот факт, что новолуние было всего три дня назад, а значит, до следующего не менее двух с половиной дюжин дней. Тем не менее, он не подаёт вида, что удивлён, спокойно кивает и даже делится некоторыми соображениями относительно вероятного победителя. Макс делает вид, что слушает, тоже кивает, но видно, что мысли его где-то далеко. Дождь тем временем усиливается, и Шурфу приходится обновить защитное заклинание. Как водится в эту пору, дождь приносит с собой прохладу, Макс зябко ёжится. Осень. Шурф наклоняется, поднимает лежащий тут же плед, натягивает его Максу на плечи и невольно касается его руки. Макс отдёргивает руку, словно обжёгшись, но Шурф успевает заметить, какие холодные у его друга пальцы. — Может быть, пойдём в дом? Но Макс упрямо качает головой. И Шурф вполголоса произносит согревающее заклинание. И наконец решается: — Тебя что-то беспокоит? — А тебя таки нет? — в голосе Макса звенит непонятная обида. — Шурф, неужели тебе совсем всё равно? Всё же три дюжины лет… Я думал, ты… — он отворачивается и машет рукой. — Ты же знаешь, эта должность меня всегда тяготила, — Великий Магистр говорит ровно, но почему-то ему требуется прилагать для этого чуть больше усилий, чем обычно. Совсем чуть-чуть, но всё-таки. — Да что с тобой, Макс? Ты же сам не раз… — Ладно, не бери в голову! — Макс снова машет рукой. — Я вот думаю, что лично я буду скучать по орденской кухне. Сам виноват, между прочим, приучил меня к хорошему… — Да, это потеря, — соглашается Великий Магистр, с облегчением переходя на привычный лёгкий тон общения. — Особенно будет не хватать камры. Я вижу здесь два выхода: время от времени навещать леди Сотофу — вряд ли она откажет нам в своём гостеприимстве — ну, и придётся положиться на твоё милосердие. Кстати, от чая я бы и сейчас не отказался. Макс, рассеянно улыбаясь, добывает из-под пледа чашку чая для Шурфа и заодно кофе для себя, с явным удовольствием делает глоток, а потом на его лице вновь появляется ставшее уже привычным озабоченно-упрямое выражение. — А твоя библиотека? Ты же не хочешь сказать, что действительно прочитал все тамошние книги? Шурф вздыхает. Вот библиотеки ему жаль. Не то чтобы он всерьёз опасался, что новый Великий Магистр как-то ограничит его в возможности пользоваться библиотекой. Да и не всерьёз тоже. Но… за минувшие годы он незаметно сроднился с мыслью, что это его библиотека. Казалось бы, какая разница, а разница есть, и весьма ощутимая. Теперь ему становится окончательно понятным, что имела в виду леди Сотофа, когда говорила о его алчности. И способности присваивать то, что он полюбил. Тут, совершенно некстати, вспоминаются и другие её слова — о том, что это, к счастью, случается с ним нечасто. Пожалуй, снова вздыхает Шурф, и правда — к счастью. А его официальный друг тем временем продолжает смотреть на него с какой-то грустной усмешкой. Ждёт ответа. — Конечно, всё я прочитать не успел. Только самое важное из запланированного, — признаёт Шурф. Макс понимающе кивает: — А ещё не самое важное. И не запланированное? Всё-таки обмены Ульвиара не прошли даром. — Но, — продолжает Шурф, — сейчас, хвала Магистрам, библиотека Ордена доступна всем желающим. — И сам понимает, как неубедительно это звучит. Он действительно очень алчный человек, права была леди Сотофа. И Макс снова кивает, на этот раз сочувственно. Дождь перерастает в настоящий ливень, тяжёлые капли звонко барабанят по крыше Мохнатого дома, шуршат в кронах деревьев, и даже отсюда слышно, как журчат по мостовой ручьи. Одно за другим со стуком закрываются окна — вышколенная прислуга хорошо знает своё дело. Наверное, пора расходиться, но они не двигаются с места. То вместе, то попеременно вспыхивают в сумерках огоньки трубки и сигареты. Поднимаются ввысь, сплетаясь, колечки дыма. — Будешь теперь вволю путешествовать между мирами? — странно, раньше они часто обсуждали эту тему, но, когда до окончания срока оставалось где-то полгода, оба, словно сговорившись, перестали её затрагивать. — Буду. Наверное, — Шурф замолкает на несколько секунд, потом, будто нехотя, добавляет, — но не сразу. В первое время у моего преемника могут возникнуть вопросы. Не хотелось бы, чтобы мой уход с должности создавал дополнительные трудности. Показалось или нет, но Макс едва заметно вздыхает с облегчением? — Тебя это тревожит? — Что? А, ну конечно, тревожит, а ты как хотел? — Макс смеётся, но глаза его, тёмно-зелёные в стремительно сгущающихся сумерках, остаются беспокойными. — Я вот всё переживаю, чья голова за меня думать станет, если ты всё же заберёшься куда-нибудь на край вселенной. И опять-таки, ты виноват, приучил к хорошему! — Ну, я уже как-то пообещал тебе, как-нибудь договоримся, — Шурф впервые с начала разговора улыбается и кладёт руку Максу на плечо. — Ну, хвала Магистрам, я могу быть спокоен! — Макс отчего-то отворачивается, молчит с минуту, а потом вдруг выдаёт неожиданное: — Я тут с Карвеном разговаривал… — Да? — Шурф приподнимает бровь. — Надо сказать, очень способный молодой человек! Должен ещё раз тебя поблагодарить, это было отличное приобретение для Ордена. — Чего уж теперь благодарить, — совершенно непохоже на себя самого бурчит Макс, — теперь пусть этот сэр Как-его-там, ваш — ой, прости, уже почти не ваш, а их — новый Великий Магистр благодарит! Если, конечно, сможет оценить… Шурф вдруг ловит себя на мысли, что, по непонятной причине, эти слова доставляют ему совершенно неуместное удовольствие. И одновременно, он вдруг ощущает крохотный укол где-то в области сердца. Пожалуй, ещё более неуместный, но тем не менее, ему приходится сделать несколько дыхательных упражнений. Однако, когда он решается ответить, голос его звучит ровно. — Ты напрасно заранее относишься с предубеждением к моему преемнику, Макс. Новый Великий Магистр — человек, во всех отношениях достойный, я уверен, он сумеет… — Да сумеет он, сумеет! — перебивает Макс, — никто и не сомневается! Дырку над тобой в небе, Шурф, я понимаю, что все эти дрязги с бесчисленными Канцеляриями, эти переписки с чиновниками, поправки, разъяснения к поправкам и поправки к разъяснениям за три дюжины лет тебе осточертели! И не смотри на меня так, и не спрашивай в тысячный раз, кто такой чёрт, и какое отношение он имеет к поправкам к Кодексу Хрембера! — Шурф едва успевает вставить, что он, вообще-то и не думал спрашивать, как Макс с каким-то отчаяньем в глазах продолжает: — Но всех Грешных магистров ради, перестань изображать из себя… — он на минуту запинается, пытаясь, видно, подобрать слово поточнее, потом вдруг выпаливает: — бесчувственного придурка! — и испуганно умолкает, заметив, что удар попал в цель. Минуты две они оба, не глядя друг на друга, старательно дышат: Макс на шесть, Шурф на двенадцать счётов. Макс не выдерживает первым. — Ну хоть сейчас признайся, что тебе не всё равно! — Я готов признаться, что мне не всё равно, — ну, или оспорить это факт — если ты хотя бы потрудишься объяснить мне, о чём идёт речь. Я, ты уж прости, не понимаю. — Шурф сам презирает себя за этот холодный тон, за которым он пытается скрыть отчего-то нарастающее волнение. Но, по счастью, Макс не обращает внимания на его интонации. Или вовсе их не замечает. Сложно с ним стало последнее время. — Да что тут понимать, — неожиданно тихо и как-то грустно говорит Макс. — Эти три дюжины лет ты не просто бумажки писал. У тебя в Ордене сколько народу? Ведь не меньше трёх сотен, это я девочек Сотофы не считаю, заметь. — Примерно так, но я не совсем… Но Макс не даёт ему договорить, и это тоже так на него непохоже, что Шурф — пока ещё Великий Магистр, не привыкший, что его перебивают на полуслове, — послушно замолкает. — И я готов поспорить, что всех их ты знаешь в лицо и по именам! И знаешь, кто из них на что способен в магии. Половину из них ты же и принимал в Орден, и учил их сам — и младших, и старших! Даже с послушниками лично возился! Когда ты рассказывал, какие талантливые ребята попадаются, у тебя же глаза горели! И ты будешь мне заливать, что готов вот так запросто уйти, закрыть за собой двери Явного Входа и больше никогда не вспоминать о них? И не испытываешь по этому поводу ни капли сожаления? — Макс… Но срок моего контракта был оговорён заранее. Мой уход с этой должности, позволь тебе заметить, ни для кого не является неожиданностью. — Да причём тут твой контракт! — Макс с досадой щёлкает пальцами и прикуривает очередную сигарету. В свете вспыхнувшего на мгновенье пламени его лицо кажется Шурфу неожиданно взрослым. Словно привычный ему вечный мальчишка неожиданно повзрослел за последние несколько дней. — Я же тебя не про контракт спрашиваю. Я знаю, что у тебя полно планов и что вряд ли тебе будет скучно. Но неужели у тебя так ничего и не дрогнет? Шурф хочет возразить, что все эти годы он просто выполнял взятые на себя обязательства, и что всё, упомянутое его другом, не выходило за их рамки. Добросовестное выполнение возложенных на него обязанностей было одной из составляющих той самой личности сэра Лонли-Локли, существование которой подходит — уже подошло — к концу. Он пока ещё не знает, кто придёт ему на смену, но чувствует, что готов — да что там готов, он сгорает от нетерпения познакомиться с этим новым собой. Всё правильно, всё происходит так, как оно должно было произойти. С этим согласны и Джуффин, и леди Сотофа. Однако от слов Макса, от тревожного взгляда теперь уже угольно-серых глаз ему почему-то становится неуютно. Может быть, из-за непрекращающегося дождя, или же всё дело просто в том, что он устал — день сегодня выдался не из лёгких. И завтра, кстати, будет не лучше. Давно пора попрощаться и идти спать. Только вот Макс, который всегда ревностно пёкся о его отдыхе, сегодня, кажется, вовсе не замечает ни его усталого вида, ни того, что уже ночь. Докурив, Макс, вместо того, чтобы как полагается испепелить окурок, зачем-то высовывает руку с ним под дождь, где он гаснет, зашипев и выпустив напоследок струйку дыма, зеленоватую в свете выглянувшей из-за тучи луны. А в следующее мгновение мокрая ладонь вцепляется в рукав белой с синим кантом магистерской мантии. Макс едва ли не силой разворачивает его к себе и с каким-то злым отчаянием почти кричит ему в лицо: — А ты хоть подумал, хоть на секунду подумал об этих мальчишках, которых ты тридцать лет назад принял в Орден? О младших магистрах, которых ты научил пользоваться силой? О стариках, которым ты вернул уважение к себе? О Карвене и ещё паре юных гениев, которых ты приобщил к чудесам? Они ведь все эти годы смотрели тебе в рот, боготворили тебя, лезли из кожи, чтобы только заслужить твоё одобрение. Ты думаешь, что им всё до фонаря, что они и не заметят, когда завтра твоё кресло в кабинете Великого Магистра займёт это ваш сэр Опять-не-могу-вспомнить-его-имя? Я не хочу сказать о нём ничего плохого, кроме одного: он — не ты! Шурф молчит, не зная — действительно, не зная, — что ответить. Вместо мало-мальски подходящих слов в голове почему-то крутится вопрос, что и до какого именно фонаря. До грибного светильника в его кабинете? Или до одного из газовых фонарей, освещающих по ночам Явный Вход в Иафах? А может быть, до так и не вышедших из моды звёзд Марьеза, к которым его друг питает необъяснимую слабость? — Я знаю, как ждал ты этой своей свободы, — продолжает Макс, так и не дождавшись ответа. — Но если ты сейчас скажешь, что всё это время не замечал, что все эти члены твоего — ох, прости, полночь уже миновала, поздравляю, значит, бывшего твоего Ордена — тебя любят, или что тебя этот факт оставляет полностью равнодушным, то я… я, наверное, был все эти годы знаком с каким-то другим сэром Шурфом. Который, надо отдать ему должное, весьма ловко притворялся тобой. Я даже поверил. Так же неожиданно, как он только что схватил его за рукав, Макс отпускает его и отворачивается уже сам, словно устыдившись своей вспышки. И в ту же секунду раздаётся оглушительный удар грома, молния прочерчивает небо над Мохнатым Домом, раздирая его на две части. Шурф инстинктивно прикрывает глаза, а когда способность видеть вновь возвращается к нему, на крыше рядом с ним никого нет. Как в плохой мелодраме, морщится Шурф. Впрочем, вряд ли Макс сейчас стал бы прибегать к дешёвым эффектам. Скорее тогда уж, Мир опять отреагировал на настроение Вершителя. Бывший Великий Магистр нагибается, поднимает то ли выпавшую из кармана Макса, то ли намеренно оставленную им своему официальному другу пачку сигарет, машинально вытягивает одну, закуривает. Гроза тем временем набирает силу, молнии сверкают всё чаще, раскаты грома не утихают ни на секунду. Последняя летняя гроза в этом году. Ветер с Хурона непочтительно треплет магистерскую мантию, белая с синим кантом пола хлопает и надувается, словно парус на шикке, и Шурф вдруг отчётливо представляет себе эту шикку — лёгкую, стремительную, с парусами, уже наполненными ветром, в нетерпении подпрыгивающую на волнах у причала. Видение настолько яркое, что в шуме дождя теперь отчётливо слышится плеск волн, и воздух пахнет солью и мокрым песком. Резкий скрипучий крик за спиной — так кричат только морские птицы — заставляет его обернуться прежде, чем он успевает подумать, что это может значить. Он оборачивается и оказывается лицом к лицу с непроглядной тьмой, по сравнению с которой самая тёмная, безлунная ночь в Ехо показалась бы солнечным полуднем. Но непостижимым образом за этой абсолютной бесконечной тьмой он видит море, раскинувшееся до самого горизонта. Две луны — большая, ярко-жёлтая, цвета раннего куманского мёда, и поменьше, красноватая, — отбрасывают мерцающие дорожки на гладкой поверхности воды. По одной дорожке скользит вдаль изящный корабль под туго надутым парусом, а вторая тянется через чернильную пустоту к нему самому. «Будешь теперь вволю путешествовать между Мирами?» — вспоминается ему голос Макса, насмешливый и немного печальный. Вот и пришло твоё время, сэр Шурф. Долго пришлось тебе ждать, но что ж поделаешь, всё в твоей жизни происходит медленно. Такая судьба. Хумгат раскинулся у него под ногами, заманчиво, приглашающе. Лунная дорожка играет бликами под незнакомыми созвездиями чужого мира. Путешествовать между Мирами, оказывается, совсем просто — достаточно сделать один шаг. Даже дверь не нужна тому, кто когда-то на миг сам сделался дверью в Хумгат. «И если ты скажешь, что тебе всё равно…» Мне не всё равно. Но… разве можно удержаться, когда Хумгат сам приходит к тебе? Хотя бы на миг, почувствовать, как оно — первым прийти в неизведанный доселе мир. «Все всегда уезжают насовсем. Вместо нас каждый раз возвращается кто-то другой…» Но ты сам, Макс, ты всегда возвращаешься тем же самым! Тебе самому кажется, что ты стал другим, но меня не обманешь — годы, проведённые в маске Истины, прошли не зря. Я-то знаю, ты отовсюду возвращаешься прежним. Может быть, потому, что тебя здесь ждут? Густая тьма перед ним потихоньку редеет. Хумгат отступает, словно стекая куда-то вниз. Зелёная луна отваживается боком выглянуть из-за тучи. Шурф стоит на блестящей от дождя крыше, даже не замечая, что защитное заклинание давно надо было бы обновить. А потом он ступает на Тёмный Путь. До сих пор ему ещё не удавалось добираться таким образом до нужного ему человека — только до заранее выбранного места. «Ты просто слишком уверен, что Тёмным Путём можно прийти только в заранее выбранное место, — говорил ему Макс. — Постарайся как-нибудь забыть об этом, и у тебя всё получится». Но пренебречь уже имеющимися знаниями было для него непосильной задачей. До сегодняшнего дня. Почему-то именно сейчас Шурфу кажется важным не послать Максу Зов, не встать, в конце концов, на его след, а найти его именно так, явиться к нему Тёмным Путём, воспользовавшись его, Макса, методом. Закрыв глаза, сосредоточившись и представив со всей возможной чёткостью лицо Макса, Шурф мысленно произносит необходимую формулу — и делает шаг. Не получилось, думает он, оказавшись, невесть почему, в саду своего старого дома на Левобережье. Но ухо уже улавливает в шорохе дождя скрип старых качелей — мерное, ритмичное поскрипывание, совсем не в такт порывам ветра. И глаза, привыкшие видеть в темноте, различают знакомую фигуру, неловко, боком сидящую на этих качелях. Бесшумно ступая по мокрой траве, он подходит поближе и, протянув руку, останавливает качели. Макс вопросительно смотрит на него и молчит. — Ты был знаком с очень правильным мной, — говорит бывший Великий Магистр и удивлённо смеётся — так похоже на Макса это у него получилось. Но Макс не смеётся, лишь улыбается уголками губ. Так похоже на него самого. Шурф обнимает Макса за плечи и прижимает к себе. Гроза, похоже, заканчивается, и воздух сделался ощутимо холоднее. Осень. Так уж складывается, что все значимые события в его жизни происходят осенью.