Миротворцы

Миротворцы Нам еще в начале года сказали, что на этом курсе у нас будут Испытания. После них на нашей кафедре останутся учиться лишь те, кто действительно сможет закончить обучение и стать мастером миров. Если кто-то не уверен в своих силах, то может отказаться от Испытаний и перевестись на любую другую кафедру Магического Университета. А вот если кто-то не откажется, но провалит – то потеряет право учиться магии навсегда – ни одна академия, ни один университет Двенадцати Объединенных Миров не примет такого неудачника в свои стены. Еще на первом курсе в самый первый день нам сказали, что кафедра мастеров-мироходов не собирается держать на университетской скамье тех, кто неспособен здесь учиться. Попасть на эту кафедру было очень непросто, а уж учиться – невероятно трудно. Мы полагали, что пресловутые Испытания будут проведены в конце учебного года, но… Я зашла в аудиторию примерно за двадцать минут до начала занятий. Все студенты уже были здесь, мрачные и угрюмые. – Что случилось? Верейна, чье лицо было и без того бледным, а сейчас вообще стало белым, как бумага, сказала: – Испытания завтра… Я села там, где стояла. Ноги подкосились враз – про Испытания рассказывали много всякого, но все – жуткое. Хорошо, что кто-то (кажется, Найго) подвинул ко мне стул. Верейна стиснула тонкими пальцами спинку стула, на котором сидел Элрен, ее любовник. – Да уж… мы-то думали, это в конце года будет, – Элрен потер переносицу. – А Ворона сегодня объявила. Поставила перед фактом. И никто ничего не знает – ни что, ни как. Вороной мы называли Магистрину Эккалисте за ее пристрастие к черным одеждам. И немножко за принадлежность к народу Летящих. Найго за моей спиной подал голос: – Не все, кто был отчислен в прошлой группе, были отчислены живыми. Говорят, что Испытания многих убивают. Нас пятнадцать. Сколько же выживет? И сколько останется учиться на кафедре дальше? – Угля тебе на язык, – Анита махнула на него рукой. Найго только хмыкнул. Он, как и все его сородичи-Темные, был фаталистом. Баэта лихорадочно листала свою толстую тетрадку из сухих листьев серебряного ясеня. Найго на это ей сказал: – Сказали же: сегодня занятий не будет. Баэта заправила за ухо соломенную прядь и, не поднимая головы, ответила: – Ну и что… надо же как-то освежить память… и… Договорить она не успела: распахнулась дверь и в аудиторию вошли Магистрина Эккалисте и Мастер Илише. Мы повскакивали со своих мест, поклонились. Магистрина махнула рукой: – Садитесь. Возможно, некоторые из вас последний раз сидят на этих стульях. Завтра Испытания, они-то и решат, кто из вас достоин дальше учиться на нашей кафедре. По традиции, вам ничего не следует сообщать о предстоящих испытаниях, посему вопросов об этом не задавайте. На сегодня вы свободны. Завтра в девять часов утра вы должны явиться на кафедру. Тот, кто не придет или опоздает, автоматически отчисляется без права восстановления даже на другой кафедре. Но если кто-то из вас желает перейти на другую кафедру, до пяти вечера сегодняшнего дня вы можете подать заявление. *** Никто не опоздал. Но, собравшись в восемь у дверей кафедры, мы узнали, что трое из нас подали заявления о переводе. Ожидание было невыносимым. Я оглядела своих сокурсников. Все оделись в удобную, не стесняющую движений одежду, кто-то увешался амулетами, кто-то – оружием. Я сама ни амулетов, ни оружия брать не стала – зачем? Это все может оказаться совершенно лишним. В конце концов, мастер Илише всегда говорил, что лучшее и страшнейшее оружие – это мозги. Ровно в девять двери кафедры открылись, и мы вошли. Большое помещение было освобождено от столов и шкафов. Смотреть на голые стены оказалось как-то непривычно… но не это привлекло наше внимание. Посреди комнаты стояли высокие деревянные двери. Возле них стоял Мастер Илише. Мы поклонились. Мастер сказал: – Каждый из вас войдет в эти двери. Все инструкции – на той стороне. Он начал называть наши имена в алфавитном порядке. Названные заходили в двери и исчезали в серой пустоте… А потом прозвучало и мое имя. Я вздрогнула. Наконец. Я подошла к двери и сразу открыла створки. И они тут же захлопнулись за мной, толкнув меня в спину. В голую спину. Моя одежда превратилась в вечернее платье с глубоким вырезом на спине и большим декольте, с разрезами до середины бедер. Туфли увязали шпильками в мокром снегу. Снег?! Да. Передо мной расстилалась унылая холмистая равнина, покрытая мокрым снегом. Глубоким снегом. В маленьких долинках меж холмиков блестела темная вода, кое-где виднелся лед. И дул отвратительный холодный и сырой ветер. Терпеть не могу зиму!!! Позади раздался шорох, я резко развернулась. Позади на камне сидела Магистрина Эккалисте. – Что, неожиданно? Так на то оно и Испытание, – ехидно сказала Ворона. – Твоя задача – пройти и вернуться. Как ты себя поведешь и как ты вернешься – все это повлияет на оценку. Так что будь внимательна, Лаура Бетише. Ты гордишься тем, что всё помнишь – но это тебе не поможет. Только талантливым под силу сделаться мироходами, а среди твоего народа таковых еще не бывало, – она гадко хихикнула и исчезла. Я осталась одна. Холод пробирал до костного мозга и даже глубже. Ветер развевал подол длинного шелкового платья. А вокруг меня были заснеженные холмы, вода и лед. Я зябко передернула плечами и пошла – куда-нибудь. Если буду стоять, замерзну еще быстрее. Первый же шаг – и туфельки на шпильке увязли в снегу. Идти в них оказалось тяжело, снять – страшно. Умом я понимала, что они не греют, но… Скрипнув зубами, я резким движением сбросила проклятые туфли и ободрала длинный подол. Огляделась. Это было настоящим полумирием, замкнутым так, что из него есть лишь один правильный выход, и найти его – моя задача. Выйти-то можно по-разному, а выйти как положено – не каждому под силу. Я попыталась нащупать потоки силы. Ничего здесь не было. Вздохнув, я побрела вперед. И тут увидела, что на горизонте засияла слабая, но отчетливо видимая звездочка. Выход? Какая разница, все равно надо куда-то идти, так почему бы не туда? Спустя час или два я все брела по снегу. Ноги мои окоченели до полного бесчувствия, руки тоже. Да и все тело казалось сплошным куском льда. А звезда все еще была очень далеко. Что же делать? Я замерзну тут насмерть… или меня отсюда с бесславьем спасут, и я получу черный билет. Тысяча демонов!!! Проклятая Магистрина! Она всё это устроила специально, чтобы не дать мне пройти испытания. Никто из Помнящих еще не становился Мироходом… и мне не стать. Холод не давал думать, мешал помнить. Я подняла руку, подула на пальцы. Попыталась сложить формулу согревающего заклятия. Напрасно. Пальцы-то складывались, но заклинание не работало. Почему – я так и не смогла понять. Возможно, его блокировали извне руководители испытаний, а возможно, оно просто здесь не работало. Я попробовала на всякий случай еще пару других. Ничего. Похоже, всякая магия здесь блокирована, кроме мироходческой. Я обхватила руками плечи. Закрыла глаза. Солнце. Море. Пляж. Горячая галька пляжа. Шорох волн. Солнце. Море. Пляж… Сначала я услышала шорох волн, а потом почувствовала тепло. Открыла глаза. Снег исчез, появилось море и галечный пляж, тянущийся до самого горизонта в обе стороны вдоль крутого обрыва, а главное – тепло! Даже жарко! Я обрадовалась так, что даже запрыгала. Прилив радости схлынул, как только я растянулась на горячих плоских камешках и согрелась. Тепло – это хорошо, но что дальше? Выход ведь надо еще найти. Нас готовили в Мастера миров, или в Мироходы. Редкая профессия – мало кто способен научиться ходить между мирами, и еще меньше тех, кто может творить новые миры. У нынешних Мастеров получались только полумирия. Испытания должны были показать, способны ли мы применить знания на практике, чтобы хотя бы выбраться из полумирий, созданных нашими учителями. Согревшись, я встала и побрела по линии легкого прибоя к сиявшей на горизонте звезде. Шла, разглядывая разноцветную гальку под ногами и время от времени воображая себе... Камень. Здоровенный валун округлой формы, в нем трещина. Камень… Я подняла голову. Есть! Камень торчал у кромки воды как родной – даже водорослями оброс. Я подошла ближе. Трещина прихотливо змеилась по серому песчанику. Ноги подкосились, и я упала на мелкую гальку у этого камня. Маленькая удача, но все же. Я смогла хоть что-то сделать в этом странном месте. Камень был теплый, вода накатывалась на него легкими волнами. Мне не хотелось больше никуда идти. Но надо. Похоже, что только так я могу изменять пространство. Я встала, обмыла ноги в воде и, прежде чем решилась зайти за камень, закрыла глаза и представила себе тропинку, ведущую наверх по обрыву. Что меня ждет там? Не имеет значения, главное – выбраться отсюда. Тропинка была на месте. Точь-в-точь такая же, какой я ее себе и представляла. Наверху оказалась степь. Пряный ветер гулял по ней, и конца-края ей не видать. Трава выше пояса, цветы – здесь начало лета. Совсем как дома. Я побрела по степи, травы кланялись мне, а высоко в небе парили птицы. Здесь не было силовых потоков, но я чувствовала, что они мне и не нужны – еще несколько шагов, и травы расступятся, появится степная наезженная дорога, а к вечеру я дойду до маслиновой рощи вокруг маленького озерца. И там будут древние каменные ворота, а за ними – выход. И так и сталось. Вечером впереди появилась роща, а как только я подошла к ней на полста шагов, вдруг словно ниоткуда появились и полуразрушенные каменные ворота. Я шагнула под их арку, споткнулась и упала, больно шмякнувшись на паркет у самых дверей. Огляделась: это было помещение нашей кафедры! Магистрина Эккалисте усмехнулась: – Очень плохо, Бетише. Позор. Тому ли мы тебя учили? Мало кто так бездарно проходил Испытания. Столько времени шляться по полумирьям, когда тебе оставили метку на прямой выход! Я ничего не сказала, отряхнула штаны и покинула кабинет. А пусть. Пусть меня выпрут с Кафедры Мастеров – не все ли равно? Знания и умения никто не сможет отнять. Что же, выгонят – придется работать подпольно, без диплома. Или, может, просто вернуться домой? Но примут ли меня там – после такого позора? С этими мыслями я и пришла в общежитие. В комнате было пусто – Анита еще не вернулась. А может, и не вернется вообще. Если так… я буду тосковать. И помнить. Мой народ очень хорошо умеет помнить – потому что, как мы верим, духи умерших существуют в Сфере Памяти, пока мы их помним. Невеликая радость быть духом, но… это лучше, чем не быть вовсе. Я вынула из-под кровати дорожную сумку, быстро упаковала в нее свои вещи и амулеты, конспекты решила не брать – лишний груз. Вот бы еще еды какой-нибудь, потому что денег в кошельке в обрез. В столовой никого не было, и удалось разжиться только половинкой ржаного хлеба и куском сыра. Вернувшись в комнату, я запаковала еду в сумку и задумалась. Уйти сейчас или все-таки подождать оглашения результатов Испытания? В том, что я его провалила с треском, я не сомневалась – достаточно было вспомнить ехидную морду Вороны. Надо сказать, магистрина невзлюбила меня еще с первого курса, и понятия не имею, за что. Может быть, потому, что она была из Летящих, а я – из Помнящих. Летящие не любят никого, кроме своих соплеменников и Светозарных… а нас, Помнящих, еще и боятся. Потому что мы никогда ничего не забываем, и потому что мы можем заставить других забыть что угодно. Такова наша родовая магия. Нас всегда все стараются обходить стороной и не вступать с нами в близкие отношения… кроме Пламенных, наших соседей и давних союзников. Анита была из Пламенных. Неудивительно, что Ворона потрудилась разузнать о моих кошмарах – допечь меня за незнание предмета было трудновато, не с моей-то памятью, а вот сбить эмоциональный настрой во время Испытания – проще простого, главное, подобрать нужный ключ. И она подобрала, засунув меня в зимнее полумирье. Впрочем, мои кошмары, вообще-то, не были тайной, с первого курса все знали, что я терпеть не могу зиму. В наших краях её по сути не было, снега никто никогда не видал и что такое лед, знали только понаслышке. Мы, как и Пламенные, терпеть не можем холод. Хлопнула дверь. Я подняла голову. На пороге возникла мрачная, как туча, Анита. – Я провалилась. Она доплелась до кровати и рухнула на нее всем телом, как подрубленная. – Я застряла в этом треклятом полумирье, и не могла выйти. Я не могла никуда уйти… пока не впала в панику. А что я делаю в панике, ты знаешь… А когда всё вокруг сгорело, я нарисовала на пепле дверь… и вышла. Ворона сказала, что такого идиотизма она еще не видела… Какой позор… Анита заплакала. Что ж, ей действительно несладко – наследница династии Мастеров оказалась бездарной неумехой. Позор на всю семью. – И что теперь? – осторожно спросила я. – Тебе есть, куда идти и чем заняться? Вопрос был вовсе не пустой: ее, как опозорившую семью, могли даже на порог родного дома не пустить. А с черным билетом она уже никуда не сможет поступить, и даже на работу, связанную с мироходством, ее не возьмут. А многие не рискнут принять ее и вообще на любую другую, связанную с магией работу. И это конец. Для Пламенной утратить возможность заниматься тем, к чему у нее призвание – всё равно что умереть. Анита всхлипнула: – Не знаю… домой, наверное, не пустят. А работа… все, что мне остается – сделаться художницей. Это единственное, что я умею делать хорошо и к чему у меня есть призвание, кроме магии… Она села на кровати, пристально вгляделась в меня: – А ты сама, как, прошла? – Нет. Ворона сказала – «очень плохо» и «позор». Хотя, честно сказать, я не понимаю, что я сделала не так. Я же сама вышла из полумирья. Анита утерла слезы и вдруг сказала: – Наверное, я выродок, потому что дар у меня есть, но он не такой, как надо… видишь ли, я могу нарисовать какое-нибудь место и войти туда. Я не могу ходить по мирам, как положено, я могу только рисовать точки локации. А ведь в книгах ни о чем подобном не упоминается. – Вот что… На западных границах, в Диких землях, всем плевать, есть у тебя диплом или нет. Давай туда отправимся? – сама не знаю, почему мне пришло в голову именно это, но… почему бы и нет. Две бывшие студентки Кафедры Мироходцев с черными билетами работы по специальности больше нигде не найдут. А маги из нас плохие, ведь все силы мы бросали на обучение мастерству мироходства, а вовсе не магическим практикам. – А может… найдем себе собственный мир? – Анита вытащила из ящика своей тумбочки альбом и полистала его. – Возьмем любую картинку из моих пейзажей, и уйдем туда? Всё равно терять нечего. Я задумалась. Предложение было соблазнительным. Присела рядом с ней на кровать, перелистнула несколько страниц, разглядывая рисунки… Тут в дверь заколотили, затем она распахнулась и в комнату без приглашения ввалились Элрен и Верейна. Верейна была бледнее обычного, а у Элрена лицо вымазано кровью. – Что случилось? – на всякий случай я вытащила из-за воротника свой серебряный амулет, а Анита – рубиновый. Все-таки находиться в одной комнате с раненым Кровавым опасно, даже если он твой друг. Он ведь может подкрепиться твоими жизненными силами, даже этого не заметив. Ледяная тоже может невольно заморозить что-нибудь рядом, особенно если пребывает в столь расстроенных чувствах, как Верейна. Конечно, Элрен и Верейна старались себя контролировать, но осторожность никогда не помешает. – Мы… вдвоем были, сначала всё было хорошо… а потом попали в какое-то полумирье, где на нас тут же накинулись местные жители. И попытались убить, – Верейна заметила наши амулеты и резко остановилась, не стала подходить ближе. Элрен подошел к умывальнику и, намочив полотенце, принялся смывать с лица кровь. Похоже, все-таки это была чужая, не его. Бесцеремонность Кровавых давно вошла в поговорку, и с ними мало кто рисковал не то что дружить, а вообще водиться. – Полагаю, вы отбились, раз вы здесь? – спросила я. Подробности знать не хотелось – наверняка Кровавый, впав в ярость, не сдерживался. Мне даже стало жаль жителей неведомого полумирья, которым страшно не повезло столкнуться с Кровавым и Ледяной. – М-м-м… да. И вот поэтому-то Ворона нас и обозвала мерзкими тварями, которым не место в пристойном учебном заведении, – вздохнул Элрен, затыкая раковину и выполаскивая полотенце. Он уже полностью взял себя в руки и сообразил, что повел себя неприлично, и теперь пытался хоть как-то исправить ситуацию. – Эти Летящие всегда были такими чистоплюями, почти как Светозарные, – раздался от двери голос Найго. – Можете меня, хм, поздравить: я тоже провалился. Примерно по той же причине, что и Кровавый с Ледяной. Меня засунули в совершенно мерзкое местечко, битком набитое единорогами и нежными цветочными феями… Увидев меня, они все, конечно же, решили, будто бы я пришел их всех унизить, обидеть и изнасиловать. И напали на меня – во избежание… Я оттуда удрал, попутно пришиб кого-то из них. Ворона сказала, что я должен был с ними договориться. Договоришься, как же, когда на тебя со всех сторон скачет табун единорогов со сверкающими рогами, и летит толпа фей с комьями пыльцы. А у меня аллергия на пыльцу! Он шмыгнул распухшим носом. Действительно, со стороны Вороны было очень подло засунуть Темного в полумирие с феями и единорогами. В старые времена Темные ходили в такие полумиры добывать рога единорогов и крылышки фей, было дело. Но очень и очень давно. А сейчас… конечно, браконьеры никуда не делись, но сами Темные стараются их вылавливать и наказывать со всей своей темной изобретательностью. И лучше не знать подробностей, как именно они это делают. В комнату зашла Баэта. Выглядела она тускло и грустно. Не порхали вокруг ее высокой золотистой прически крошечные призрачные бабочки и не светились зеленые очи, как вообще-то должно бы быть у любой Светозарной. Даже волосы не сияли ясным золотом. – Я… я провалилась, – она упала в единственное кресло в комнате и зарыдала. Крупные слезы скатывались по щекам и рассыпались по полу. Найго даже поднял одну из любопытства и посмотрел на свет. Хмыкнул и спрятал в кармашек. Ему очень хотелось собрать остальные, но он постеснялся. Видно, Баэта была ко всему прочему еще и девственницей. Потому что только у девственных Светозарных искренние горькие слезы превращаются в сапфиры, падая на землю. – Но как? – удивились все остальные. – Я… я попала в какое-то темное полумирие и испугалась. И убежала, не успев даже найти себе точку локации. Просто проломилась сквозь Границы и всё, – рыдала Баэта. – Ворона мне ничего не сказала, но так смотрела, так смотрела, что я думала – увяну от стыда… И она зарыдала еще горше. Элрен потер виски, поморщился: – Послушайте. Мы, конечно, провалили Испытания. Нас уже наверняка отчислили и внесли в черные списки, так что ни поступить на какую-нибудь другую кафедру, ни даже в любой другой магический университет мы не можем. Дома нас тоже вряд ли примут… Но то, чему нас учили, что мы умеем – оно же не делось никуда. Мы всё-таки смогли пройти через границы, смогли вернуться с Испытаний. Значит, по мирам ходить умеем. Так может, пойдем и найдем себе собственный мир? Такой, где каждого из нас всё устроит? Помнящая, Светозарная, Темный, Кровавый, Ледяная и Пламенная – понимаю, тяжело найти что-то общее, но мы же как-то нашли. Мы же все – друзья, несмотря на наши отличия. – Но это запрещено, Элрен, – напомнила ему я. – Творить новые миры, не имея разрешения от Архонтов Двенадцати Народов, запрещено. Ты не первый, кому такая идея приходила в голову. Всех, кто осмеливался на такое раньше, находили и уничтожали. Всех. Баэта вдруг перестала плакать, посмотрела на меня, склонив голову к плечу. На ее прическе затрепетала призрачная бабочка – настроение Светозарной резко улучшалось. – Ты ведь ничего никогда не забываешь, Лаура, – сказала она. – Ты помнишь всё, что хочешь запомнить. И даже то, что не хотела бы помнить, ты можешь извлечь из глубин своей памяти. И если ты читала историю Мироходства, то ты ее помнишь от буквы до буквы. Скажи нам – так ли уж безнадежна идея Элрена? Я вздохнула: – Баэта права. Я помню всё. Там… сказано было, что есть лишь один способ уцелеть, нарушив Правила Мироходов. – Какой? Говори, – почти приказывая, сказал Найго. – Очень простой. Найти уникальный мир, уйти в него и запечатать вход кровью. И сидеть в нем тихо, не выходя… чтобы не дать найти себя по возмущениям пределов. Но вам это не понравится. Нам всем это не понравится. Мы не сможем там сидеть долго, рано или поздно мы рискнем выйти, и тогда нас найдут. Уничтожат и нас, и наш мир. Элрен щелкнул пальцами: – Почему? Мы же такой мир можем придумать сами. Анита умеет рисовать точки локации. Мы наполним ее рисунок своими желаниями. И уйдем туда. Тот мир будет таким, каким мы его вообразим. А потом, когда мы… когда мы наполним его жизнью и силой, уничтожить его будет очень непросто. – Но… наполнить жизнью и силой мы его сможем только если… если мы его как-то населим разумными, – растерянно сказала Верейна. – А для этого нам придется приводить туда существ из других миров. Мы еще не способны создавать полноценные миры, это вообще очень мало кто может, и уж точно – никто из ныне живущих… – Смею напомнить, что нас шестеро. Четыре женщины и двое мужчин, – широко улыбнулся, показывая клыки, Элрен. – Этого хватит. Если, конечно, вы, девушки, на это согласитесь. Мы переглянулись. Предложение Кровавого было очень смелым, а с точки зрения Светозарной еще и крайне непристойным. И мне оно не слишком-то понравилось, я уже было открыла рот, чтоб ответить резким отказом, но тут в дверь постучали. Я встала, открыла ее. Там стояла Магистрина Эккалисте. – Прекрасно, вы все здесь в сборе, – усмехнулась она. – Не нужно вас по одному вылавливать. Держите, и чтобы к вечеру ваши комнаты были свободны. Университет более не желает вас видеть в своих стенах. Она швырнула нам пачку тонких книжечек в черных обложках – те самые «черные билеты», в которых значилось, что отныне мы не имеем права учиться магии и заниматься ею. Гарантия, что мы не применим полученные здесь знания. Печать изгоев и отверженных среди наших же соплеменников… – Магистрина… но почему… – пискнула было Баэта, но Ворона пригвоздила ее взглядом, как настоящая ворона – бабочку клювом: – Потому что вы бездари. Вот почему. И радуйтесь, что в нынешние гуманные времена вам не стирают память, а только обязывают к неразглашению. Прощайте, бездари, и не забудьте – комнаты должны быть освобождены к шести часам. Она ушла, хлопнув дверью. «Черные билеты» остались лежать там, где они упали – россыпью посередине комнаты. Никто из нас не спешил их подбирать. – Элрен, то, что ты предлагаешь… тяжелое дело, – сказала Вереена. – Проще уйти в Дикие земли и сделаться нелегалами. По крайней мере мы сколько-то проживем в свое удовольствие. – Недолго, – горько оскалился Кровавый. – Не знаю, как у вас, Ледяных, а наши отступников так просто не отпускают. Мы имеем дурную репутацию, но именно потому и соблюдаем Законы строже, чем кто-либо еще. Полагаю, у Темных то же самое? Найго только кивнул. Баэта развела руками: – А мне предложение Элрена… кажется вполне достойным, хоть и непристойным. Мой народ, конечно, примет и такую бездарную свою дочь, как я, но я всё равно не смогу жить, не имея возможности заниматься тем, чем хотела – то есть творить. Так же, как и Анита. Анита вздохнула: – Правда. И потом… мы ведь можем задать нашему миру именно те свойства, какие хотим… и мы будем для него творцами, уж какими есть. А что до непристойного предложения… Что ж, нас шестеро, и мы все из разных народов. Наши дети будут иметь богатое наследие. Она развернула альбом и взяла многоцветный карандаш, села в центр комнаты, а мы – кружком вокруг, наблюдая, как из мелких разноцветных штрихов рождается цельная картина. Магия Аниты наполняла эту картину жизнью, с каждым движением карандаша картинка становилась всё больше похожей на окно в иную реальность. А когда часы пробили шесть, мы все протянули окровавленные ладони к этой картинке и вошли в нее. В комнате остался только альбом в кровавых отпечатках, да и то на несколько мгновений. Очень быстро на нем заплясали мелкие огоньки, а потом он вспыхнул и сгорел дотла, удивительным образом не затронув ничего вокруг. Прошла тысяча лет. Я помнила всё, что случилось за это время. Нет, мы не сделали себя бессмертными, когда создавали наш мир, задать такое свойство невозможно. Дело было в другом. Хоть мы и провалили Испытания, но мы всё же оказались настоящими мастерами миров, а ни один мастер миров не может умереть вне своего родного мира. Магистрина Эккалисте, вынося окончательные решения о том, кто как прошел Испытания, ошиблась на наш счет. И, конечно, пожалела об этом, когда в своих странствиях наткнулась на наш мир и не смогла войти в него. Двери ломали долго и упорно, но мы держали их крепко. Открыли, только когда наши потомки стали так же могущественны, как и обитатели Двенадцати Объединенных Миров. Они властвовали над пламенем и льдом, над светом и тьмой, владели могучей кровавой магией и ничего не забывали. А мы вернулись домой – чтобы наконец дожить свои настоящие жизни и упокоиться на землях предков.