Дай посмотрю

У Чонгука много хенов, но Чимин самый лучший. С ним не только весело и интересно, как, например, с другими, еще он замечательный человек по жизни, который прикроет перед родителями, когда случайно загуляется младший друг, или возьмет вину на себя, не боясь наказания, поможет с уроками, встанет на защиту в подходящий момент, купит любимых сладостей и утешит, нежно обнимая. Чимин мягкий и пушистый, от него всегда вкусно пахнет, и иногда на Чона странно смотрят, когда тот увлекается и вдыхает воздух слишком часто, напоминая собаку. Хоть Чим и старше всего на два года, иногда Гук ощущает себя младшим братиком рядом с ним, и от этого чувства так тепло становится, что хена хочется просто задушить в объятиях (хотя, тот, наверное, и не против). С Паком легко общаться на всевозможные темы, он может поддержать разговор, внимательно слушать или самому болтать без умолку, понимающе улыбаться и похлопывать по спине, когда младшему трудно подобрать слова, чтобы высказаться. Он знает о многих секретах и переживаниях, старается помочь или просто выслушать, Чонгук доверяет ему самые страшные тайны, смущающие случаи, зная, что его не обвинят и не высмеют, а войдут в положение и постараются максимально понять. Чимин очень искренний, но не так часто делится переживаниями, мучаясь на глазах у все замечающего тонсена, и плакать после у него же на плече, когда эмоции уже через край и терпеть нет сил. У Чонгука много друзей, но лишь ради Чимина он готов поменять планы в самый последний момент, примчаться поздно ночью после очередного кошмара и утешать хена, пока тот не заснет в крепких объятиях под совсем не мелодичное мурлыкание колыбельной. Лишь Чимину он отдаст последний кусок мяса, когда тот полностью погружен в конспекты для подготовки к экзамену и совсем забывает поесть, даже когда Чон приходит с пакетом еды и раскладывает все прямо перед ним. Только Чимину он позволяет себя обнимать и изредка, почти незаметно целовать в шею или макушку, когда нежность переполняет изнутри и сдержать ее невозможно. Только Чимина он обнимает в ответ или проявляет инициативу, в то время как на других шипит как рассерженный и вечно недовольный кот. Чонгука окружают красивые и хорошие люди, но Пак, несомненно, на первом месте. Пусть он не самый умный, как некоторые, но именно с ним можно беззаботно посмеяться над чем-то глупым и нелепым, а потом сдерживать эту волну под пристальными недовольными взглядами окружающих людей. Чимин — простой парень, и этой простотой он притягивает к себе людей, располагает. Он чист и невинен. В нем нет желания втереться в чье-то доверие, а после пользоваться и манипулировать, он отзывчивый и ласковый, он никогда не потребует всего того, что сделал в ответ. Он может улыбаться, когда на душе скребут кошки, и выслушивать историю чьего-то горя, когда у самого не все хорошо, сочувствовать и давать советы. Он — то, к чему так отчаянно стремится Чонгук. Когда что-то не получается, Чон зовет хена на помощь, когда не хочет приступать к делу, то думает, как бы поступил Пак, и с недовольством, но берется за работу. Чимин — лучший образец для подражания. Чимин кажется идеальным, совершенным. Чонгук трепетно относится к хену, как к самой главной ценности, хотя в его мире это похоже и правда так. Но. Чонгук в том возрасте, когда хочется приключений, адреналина в крови, щекотливых ситуаций. А еще блаженства. Впервые он это почувствовал, когда Чимин предложил сделать массаж после изнурительной тренировки, видя вялого друга. У Чимина небольшие, не особо сильные, но аккуратные руки, на которые Чон украдкой залипал, пищал и внутренне умирал от передоза милоты. Он и не думал, что они способны расслабить тело, нажимая на мышцы, приятно оглаживать, даря незабываемые впечатления, оставлять после себя легкость и улыбку. А еще странные смущающие рвущиеся наружу звуки. У Чона сбивалось дыхание, но эти руки были спасением для него тогда. Казалось, что этот момент самый лучший, и не хотелось, чтобы он прекращался. Чонгуку хотелось еще. Чонгуку хотелось большего. Было немного стыдно за свое поведение и необузданные желания, в некоторых случаях притворство и дергание хена всякий раз, когда хотелось просто почувствовать это. Чимин определенно заметил, что Чонгук хочет эти прикосновения, несмотря на то, что никогда не говорит об этом и не признает, когда его спрашивают напрямую. Старший чувствовал, как расслаблялось тело под его руками, и это ему определенно нравилось, несмотря на ноющую боль в запястьях и постепенное уставание. Чонгуку хотелось делать приятно как-то неосознанно, Пак и сам не смог бы себе объяснить, почему ему это так важно и почему в такие моменты становится как-то все равно на себя. Иногда он сам предлагает помассировать плечи или голени, когда младший валяется на полу танцевального зала или у него дома, ожидая доставку пиццы и загрузки фильма, и украдкой наблюдает за расслабленным выражением лица, трепещущими ресницами, легкой улыбкой, тяжелыми выдохами, в которые вот-вот просочится голос. Чимин был потрясающим, и иногда на его фоне Чон чувствовал себя неловко. Хоть он и знал, что до хена, как до звезды, он никогда не переставал им любоваться и искренне восхищаться, радоваться его успехам и мотивировать на последующие. Чонгук чувствует себя несовершенно, когда не может чего-то добиться. Ему не хватает разнообразия в жизни, кого-то нового. Нет, это вовсе не значит, что ему надоел Чимин, или его как-то мало. Просто… у Чона кровь кипит и злость берет, когда в очередной раз он не может кончить. Он старается довести себя до разрядки, но в последний момент что-то идет не так, отчего рвать волосы хочется от своей беспомощности. Как он только не пробовал: и в бешеном рваном темпе, и в медленном, растягивая удовольствие, затрачивая много времени, и под смущающее видео, и под влиянием воображаемого человека, который сидел бы за спиной и надрачивал член или давал бы указания, которым просто нельзя не повиноваться, даже пальцы пытался просунуть в себя, правда ничего не работало, лишь приносило боль и дискомфорт. Все было не так. Чего-то не хватало. И самое обидное было даже не то, что ничего не получается (хоть и задевало сильно), а грустное выражение лица Чимина (которое через несколько мгновений пряталось за скромной улыбкой), на которого в очередной раз сорвался Чон, поглощенный раздражением и не способный нормально все разъяснить слишком непонятливому хену. Чонгук не мог разобраться со своей проблемой самостоятельно, хотел поделиться этим хоть с кем-то, но в то же время понимал, насколько интимна эта тема, и рассказать об этом он вряд ли кому-то сможет, понимая, что у него даже нет партнера, который бы обязательно предложил свои услуги и с удовольствием помог бы. У Чона был лишь Чимин, к которому было приятно прижиматься во время сна и зарываться носом во вкусно пахнущие волосы, чувствовать легкое дыхание на шее и приятный груз чужой головы на своей груди, маленькие ладони на плечах и ногу меж своих двух. А после и поднимающийся член, который так некстати упирался в бедро Пака. Было жутко неудобно и стыдно, даже несмотря на то, что только он не спал, и все чувствовал. Было неловко, когда Чон в последующем запирался в ванной или лежал под одеялом, водя рукой по члену, и в голову лезли мысли с Чимином, где тот оттопыривал свою задницу и соблазнительно вилял перед глазами, или тихо постанывал, опускаясь на член Гука, густо краснея и смущаясь, или смотрел покорно своими преданными глазами перед тем, как взять в рот… Это так неправильно, но так желанно… Чонгук ненавидит себя за это, но ничего не может поделать, лишь отделяется от Пака без всяких объяснений, старается не касаться лишний раз, вновь отказывается от массажа, даже когда все тело жутко болит и ноет, потому что уверен, что член обязательно встанет, потому что с недавних пор он как-то странно реагирует на Чимина и их близость. Отказывается поговорить, прогуляться теплым весенним вечером, сходить на пиццу, говоря что-то про уроки и напряг в школе, личные проблемы, с которыми он сам справится в скором времени, перебесится, пока такой возраст. Чимин грустит, но не перестает звать, потому что понимает, что даже если Чон и перебесится, ему будет крайне неловко что-то предлагать, потому что он не единожды в этом отказывал. Ему стыдно возобновить то, от чего отказывался по глупости и своим причинам, но Пак все понимает, видит и не устает повторять, натыкаясь на усталое «давай не сегодня», «может, в другой раз». Чимин скучает, правда скучает, и даже не может сосредоточиться на важных вещах, думая о Чонгуке и том, что с ним происходит. Очевидно, что он не хочет обижать хена, и все ситуации происходят случайно, в глазах видно запоздалое сожаление, но слов извинений совсем не слышно. Чимин стойко терпит и надеется, что все разрешится, и он вновь сможет общаться с тонсеном, покупать ему рисовые пирожки и зависать у него дома, играя в приставку или смотря на звездное небо прямо из его огромного окна. Проходит много времени, поэтому, когда Чон все же зовет его к себе в гости, Чимин не может в это сразу поверить, и некоторое время стоит в ступоре посреди дороги, вжимая смартфон в ухо. На том конце провода неоднократно зовут Пака по имени, пока тот не отзывается и соглашается прийти в кратчайшие сроки. Дома у Чонгука тихо и спокойно, правда сейчас эта тишина как-то странно давит на обоих во время скромного чаепития на широком подоконнике. За окном льет дождь, ударяя каплями по стеклу, и младший не отрывает взгляда от очередной мокрой дорожки, по которой бежит новая капля. Чону нравится дождь, а Чимин просто сидит напротив и с легкой улыбкой наблюдает и допивает напиток, не в силах первым начать разговор. И он совсем не ожидает, что тонсен сам его начнет, как только перестает чувствовать взгляд со стороны и слышит звук чашки, поставленной на пол. — Хен, я очень виноват перед тобой. Я продолжал тебя обижать, хотя прекрасно знаю, что ты этого не заслужил, но и причину объяснить мне очень тяжело. Знаю, что ты переживаешь, но я правда не могу рассказать. Думаю, моему телу нужны отношения. Я имею в виду, что оно испытывает нужду, но пока что у меня нет никого на примете, поэтому я все еще раздражительный, а ты, как самый близкий, просто попадаешь под горячую руку. Чонгук краснеет. Он не хотел взваливать на хена свои проблемы, боялся отторжения или очередной обиды за то, что Гуку нужен кто-то другой, кто определено заменит Чимина, боялся презрения или смеха от того, что он не может этого сделать. Хоть он и знает старшего, боится, что эта тема может здорово изменить их отношения. Но Чимин совсем не меняется, не смеется. Он смотрит с пониманием, в его взгляде нет осуждения, ему ведь наверняка это чувство тоже знакомо. Он пытается узнать, долгосрочные и серьезные нужны ли ему отношения, но Гук смущается и бормочет что-то невнятное, где в потоке случайно вызывается «у самого не получается», отчего замолкает и прячет лицо в ладонях. Не замечает, как друг тоже заливается краской, но очень удивляется, когда тот слегка хриплым голосом просит посмотреть (а в мыслях даже и помочь). Чонгуку неловко очень, но внутри он хочет показать все хену, довериться и отдать все в его руки, когда тот не брезгует и относится со всей серьезностью. Он отставляет в сторону кружку с недопитым чаем и бросает короткий взгляд на Пака. Тот смущен не меньше, но не намерен отступать. Он как бы невзначай переводит взгляд в окно, чтобы младший смог немного расслабиться и в не напряженной ситуации максимально подготовиться. Боковым зрением он замечает, как Гук неловко мнется, стягивает штаны с бельем, опускается на декоративную подушку, лежащую за спиной и слегка раздвигает ноги, чтобы хену было видно. Ему очень неловко, его сердце гулко бьется, отзываясь эхом в ушах, но кровь приливает к члену, возбуждение расползается по всему телу, и Чон старается максимально сосредоточиться на этом чувстве. Он обхватывает ствол, проходится рукой от головки до основания и обратно, выдыхает шумно через нос, принимает наиболее удобную позу и начинает водить рукой в неспешном темпе. Он чувствует, как мурашки пробегают по телу от приятных ощущений, прикрывает глаза. Тугой узел завязывается внутри сильнее, и бедра сами подаются навстречу. Ноги разъезжаются в стороны, предоставляя Паку лучший обзор, а рот открывается в немом стоне. Гук почти забывает, что Чимин сидит напротив, и совсем не замечает, как пристально тот наблюдает, сглатывает вязкую слюну, облизывает губы и смотрит, смотрит… Рука двигается уже сама по себе, Чон действует по ощущениям, но в какой-то момент он останавливается, сбавляя темп, и уже вновь думает скулить от неудавшейся попытки, как вдруг ощущает чужие руки на своем органе, и это вау… очень возбуждает. Эти чувства новые, очень приятные. Знакомые маленькие руки приносят приятные ощущения, нарастающее удовольствие, и Чон пропускает момент, когда начинает толкаться в кулак, самозабвенно помахивая бедрами и прося не останавливаться. Ему так хорошо, так приятно еще не было. Гуку хочется чувствовать эти ладони везде, и Пак словно читая мысли, одной рукой бесстыдно лезет под футболку, а после и вновь снимая ее, приятно оглаживая пресс, вычерчивая круги и слегка царапая ногтями, движется выше, уделяет внимание чувствительным соскам, и Чон стонет, выгибается дугой, желая чувствовать больше прикосновений. Он плавится от губ хена, выцеловывающих шею, от языка, оставляющего влажную дорожку и щекочущего в отдельных местах. Он обнимает хена за шею, притягивает лицо ближе и стонет еще бесстыднее, получая желанную ласку. Он хочет получить разрядку, просит отчаянно и помахивает бедрами активно, всхлипывает и дрожит всем телом, понимая, что сам бы уже давно остановился, лишая себя такого блаженства. А Чимин все видит, он прикусывает шею под кадыком, зализывает место укуса, сжимает член сильнее и двигает рукой максимально быстро, давая младшему то, в чем он очень нуждался и не мог получить. Чонгук бурно кончает, продолжая выстанывать имя хена. Ему очень приятно быть в заботливых руках, хотя положение полулежа на подушке далеко не самое удобное. Он обнимает хена в ответ и благодарно улыбается, не в силах что-либо сказать, на его щеках все еще виден румянец, а сердце загнанно бьется. Он еле разборчиво шепчет слова любви, впервые открывая искренние истинные чувства хену и самому себе, и смущается еще больше, когда чувствует чужие губы на своих собственных.