***
– Это же забавно, Гэв, - пожал плечами Коннор. – Прикинь, если со мной что-то случится, я продолжу жить как андроид! – Давай ты перестанешь городить хуйню? – проворчал Гэвин в ответ – его эти разговоры ужасно бесили, у него нервно сосало под ложечкой от них, и ебучее плохое предчувствие (пожалуйста, пожалуйста, пусть он просто слишком много нервничает!) терзало и мучало. Через двадцать восемь недель, три дня и одиннадцать часов Коннор попал в аварию. Из-за несовместимых с жизнью травм он скончался в машине скорой помощи.***
Два года, четыре психолога и одно отстранение на месяц спустя Гэвин впервые видит в участке RK800. Гэвин знал, что однажды ему, возможно, придётся столкнуться с копией Коннора – с Коннором, – но всё равно не был к этому готов. Даже родинки на лице те же. Даже чуть ассиметричная бровь. Даже, блять, чёртовы складочки на лбу, когда андроид удивлённо – согласно протоколу – приподнимает брови. – Гэв, пошли, – говорит Хэнк, сжимая его плечо до боли. Гэвин даже дышать не может, не то что идти куда-то, – он задыхается в ненависти, в боли, в чёртовом «как ты посмел, Кон, зачем ты это сделал?!», в жалком «ты умер, ты умер, и тебя нет, это всего лишь машина!». RK800 смотрит на него точно с тем же любопытством, с каким всегда смотрел Коннор, и Гэвин наконец срывается с места. Он выкуривает две подряд у служебного выхода. Руки трясутся нещадно, да и плевать – тут только Андерсон, а уж кто, как не он, должен понимать. Кто как не отец, так и не оправившийся от потери сына, – Андерсон потерял Коула через два месяца после того, как не стало Коннора. Хэнк до сих пор прибухивал на постоянной основе – обычно Гэвин отвозил его домой, гулял с его сенбернаром и выслушивал его сбивчивые пьяные речи, – не ходил на терапию, которую Рид тоже бросил, и играл в русскую рулетку. Гэвин его не осуждал, у самого порядочно за душой было. Хэнк смотрит на него долгим, тяжёлым взглядом. – Что бы ты сделал на моём месте? – Застрелился бы, – честно и мрачно отвечает Андерсон.***
Жизнь и раньше не была сладкой. Сейчас же она – один сплошной ночной кошмар, от которого никак не получается очнуться. RK800 ставят работать к Андерсону, Гэвин воспринимает это как предательство, сучится на андроида, на Хэнка, на весь мир, который снова больно – очень, блять, больно! – пнул под жопу. Гэвину тридцать шесть, и жизнь опять развалилась на части. RK800 становится наваждением – Рид не может отвести от него взгляда, он смотрит всё время жадно, он хочет, так сильно хочет, чтобы андроид обратил на него хоть немного внимания, но нет. Всё достаётся Хэнку – просто так, по воле случая. Гэвин возвращается по вечерам в квартиру, в которую он переехал после смерти Коннора, ровно час гуляет с Бакстером – их уже пожилым джек-рассел-терьером, запирается на все замки и пытается ничего с собой не сделать. Иногда получается, иногда его рвёт от количества выкуренных одну за одной сигарет, иногда он может только сидеть, накинув большую для него куртку Коннора на плечи, – он до сих пор её хранит, – и выть от боли. Потому что это всё так чертовски несправедливо! Коннор не должен был давать согласия на использование внешности после своей смерти. Коннор не имел никакого права так с ним поступать! Коннор не имел никакого права умирать, в конце концов! Но Коннор сделал это. Коннор умер. Оставил его жить дальше со всей этой хуйней – и Рид справлялся, правда, у него начало получаться, он даже засыпал без желания не проснуться утром. Пока не появился RK800.***
Революцией это всё назвать не получается – так, небольшая демонстрация, и прокатывается она по Детройту тихо и почти мирно. Все забывают о том, что андроидам дали права, так быстро, как будто и не было ничего. Живут себе дальше и живут. Гэвин приходит на работу едва ли не более пьяным, чем был вечером, у него нет сил даже бычиться и сраться с Хэнком и его пластиковым напарником. У него толком даже нет сил жить, а он всё равно живёт. Пытается мириться, пытается принять, что RK800 – не Коннор, пусть у него и то же имя (как у Андерсона язык-то поворачивается его по имени звать?!) Пластиковый детектив, ненастоящий человек, искусственный интеллект за гранью понимания. Передовая модель. Не настоящий Коннор. Только все вокруг зовут его по имени. Все вокруг ему улыбаются, принимают как своего, как равного, все его любят и ценят, а Рид каждый день захлебывается в жалости к себе и ненависти ко всему, что только есть на этом свете. Даже звонит Ричарду – младшему брату-близнецу Коннора – с одним только вопросом: «Почему?» На линии висит тяжёлые молчание – больше всего на свете Ричард ненавидит Гэвина Рида за то, что он не уберёг Коннора, – а Гэвину даже не нужен ответ, его всё равно не существует, ответа этого, – но Ричард всё равно говорит: – Он хотел бы, чтобы ты был счастлив, Гэвин. – Он умер, Ричард! – рычит в ответ Рид, натурально рычит, как собака. – Какая уже разница, чего бы он хотел?! Ричард работает в другом Департаменте, но прекрасно, наверное, в курсе всего – только слепой не был бы в курсе, учитывая, как RK800 девиантнулся прямо посреди революции и повёл за собой армию пластиковых клонов. – Неужели тебе насрать?! – продолжает Гэвин. – Неужели тебя устраивает, что твой брат добровольно разрешил Киберлайф использовать его внешность и что вот так всё вышло?! – Я уважаю желания и выбор Коннора. Тебе следует заняться тем же. Доброй ночи, Гэвин. Оставшись без поддержки единственного хоть немного близкого человека – они не виделись с Ричардом ни разу после похорон Коннора, – Рид снова хочет просто уснуть и не проснуться.***
– Я видел его воспоминания, – говорит RK800. Худшим кошмаром Гэвина было остаться с ним наедине. В свой больничный Андерсон спихивает на него своего пластикового напарника, – зачем, бога ради, ну зачем?! Знал ведь всё, ну зачем?! Гэвин молчит, читая в шестой раз одну и ту же строчку дела: уже привычное нападение человека на андроида на почве ксенофобии. Гэвин не поднимает глаз: он так до ужаса боится столкнуться с привычным, тёплым, таким любимым взглядом родных карих глаз, что предпочитает смотреть куда угодно, только не на лицо андроида. Исподтишка он смотреть может. А вот так, чтобы прямо в глаза, – нет. – Гэвин, – говорит RK800. У Рида дрожат руки в ответ на это. Он прикрывает глаза. – Уйди, – просит он – не приказывает, почти умоляет. – Уйди и не попадайся мне на глаза до возвращения Андерсона. – Я не он, Гэвин. Я не Коннор, пусть и выгляжу так же, – продолжает андроид. Гэвину даже интересно, чего андроид хочет добиться, что нужно ебучему девиантному разуму от полумертвого сознания. – Уйди. – Гэвин… – Уйди, блять! – срывается он. RK800 очень по-человечески вздыхает. А уходит совсем неслышно, как только андроиды умеют.***
«Коннор», – всё вертится на языке, когда Гэвин смотрит на RK800. Коннор. Коннор. Коннор. Кон-нор. Так страшно, что у Рида совершенно стирается грань понимания, где его Коннор, а где – RK800. Так страшно, что он запинается, прежде чем сказать: «эй ты», «жестянка», «тостер» и любое другое прозвище, заменяющее имя. – Меня зовут Коннор, детектив, – каждый раз поправляет его андроид. «Я знаю», – молча отвечает Гэвин. Конечно, он знает. Как же он может забыть об этом? – А если так, Гэвин? – спрашивает однажды RK800, повернувшись к нему девственно чистым правым виском – так, чтобы Рид точно заметил. Гэвин сглатывает горькую, вязкую слюну – не отличишь, блять, он с диодом-то забывает, а так… И улыбается андроид точно так же. Точно, блять, так же. – Что ты хочешь? – произносит Гэвин хрипло, надсадно. Сам он хочет закрыть глаза и выжечь на обратной стороне: «Не Коннор». RK800 смотрит на него нежно, совсем без опаски. RK800 дышит как человек, улыбается как человек, выглядит как человек, и в висках стучит: «Коннор, Коннор, Коннор, ты же совсем как Коннор». Гэвин вздыхает. – Ты же знаешь, почему, да? Андроид кивает. – Конечно, знаю, детектив. RK800 берёт его за подбородок, заставляя смотреть в глаза, держит крепко, но мягко, и прикосновение его – настоящее. Человеческое. У него нежные пальцы. – Я здесь, Гэвин. Я с тобой. Это я, – говорит он тихо. Коннор закрывает глаза и выдыхает, прежде чем прижимается к его губам своими.