Исполненная клятва

Весна закрадывается в сердце новой свежестью ветра, переливом звуков чьей-то флейты и сияющим солнцем, что становится теплее с каждым днём. Это была идея младших — сорваться и поехать туда, где весна ещё холоднее. Они хотели устроить поездку, чтобы собраться вместе, но в последний момент выяснилось, что Айро забыл про какие-то планы с Андрет, которые уже никуда не деть, а Ресто изначально не очень хотел. Ехать можно было и втроём, но Финарато придумал позвать Турьо, а увязавшаяся за братом Ириссэ каким-то образом выцепила Турко и Курво. Они останавливаются в небольшом отеле у реки — решено доехать до гор, а значит, стоит переночевать где-то. Чуть поодаль на реке есть остров, и после непродолжительного общения с Гуглом выяснилось, что остров этот примечателен тем, что там не живут ни птицы, ни животные — лишь иногда, по случайности, оказываются на острове. И где-то в глубине острова — руины крепости, от которой не осталось ни названия, ни истории. Он не понимает, что с ним здесь творится. Усталость такая, что валит с ног. А ведь он так хотел избавиться от неё. И компания собралась потрясающе тёплая — такие отогреют любую северную весну. Так что же здесь с ним не так? Он думал, что свалится спать, едва дойдёт до номера, только вот сидит до полуночи, не смыкая глаз. А ведь решено было рано утром оправляться в путь. Уже спят Ангарато и Турукано, слышится их тихое дыхание. Весна дышит в окно северным ветром, холодным и свежим. Поток воздуха касается волос Финдарато, донося странный звук. Будто голос. Звучный и сильный — но лишь отзвук. Пальцы сами хватают с вешалки плащ, Финарато быстро обувается и как можно тише закрывает за собой дверь. Неумолимое ощущение, что когда-то так уже было, ведёт вперёд. До острова он идёт долго, во всяком случае, тысячу раз успевает подумать, что идти ночью черт знает куда, да ещё и в одиночку, в незнакомом месте — затея не из лучших. Но ноги будто сами несут его дальше. И как хватает сил? Остров встаёт перед ним изломанными чёрными тенями, звучащей музыкой в переливах ветра. Звучащими голосами. Вот от моста поднимается ввысь до незримого купола звонкий и высокий голос — и хочется схватить за руку, одернуть: «Что ты творишь!» — но как схватишь ветер? Дальше. Дальше. Прочь от ветра. Не бывает таких странных ветров. Бешено колотится сердце, он идёт за ворота, поднимается по почти обрушенным ступеням. Зал встаёт перед ним удивительно цельным, но ноги подкашиваются слишком жутко, слишком ясно захлестывает чем-то пламенным, сильным. Как можно такому противостоять? Он делает шаг назад. Кажется, он совсем сходит с ума. Даже уехав от всех проблем, он нашёл что-то, что пробирается болью в сознание. Вспышка — взгляд не то чёрных, не то огненных глаз. Он ведь никогда таких не видел. Шаг. Ещё шаг, зацепиться за стену, чувствуя пальцами след когтей, рассекших когда-то камень. Он знает, куда дальше. И как же хочется вернуться. Что за неумолимая сила ведёт его дальше? Спускаться — страшно. Лестница кое-где провалилась, ступени хрустят под ногами крошащимся камнем. И нет даже мысли, что потом отсюда надо будет ещё и вернуться. Разве он может вернуться? В темницах едва остались решётки, но где-то видны даже цепи. Заглянуть, коснуться пальцами стены. Только не заходить, только не.. Боль бьет в спину и вспарывает когтями. Он падает, споткнувшись, темный силуэт наваливается, и.. ..рухнул привычный мир. На израненных руках — синяки от цепей, чудо, что запястья не сломаны, как он вообще умудрился сорвать цепи. Пасть волка слишком близко, рвануться в сторону, тут же ударить, впиваясь пальцами в шерсть. Будто у него самого могут быть когти, будто он может справиться. В какой-то миг он выхватывает взгляд человека у стены. Да. Может. Может, чего бы это ни стоило. Сильно жгут внутри сказанные когда-то слова, застывшие теперь где-то в блеске камня на кольце. Это сильнее ран. Это сильнее боли. Кровь течёт, унося силы, борьба уже где-то за гранью понимания происходящего. Он чувствует клыки, впившиеся в ногу, бьет, падает, снова бьет.. Крови уже больше, чем дыхания. Он валится с ног вместе с бездыханным зверем. Когти и клыки будто ещё впиваются в тело, кровь течёт живым ручьём, угасающим и темнеющим. Он давится кровью, плещущей в горле, кровь заливает глаза. Только бы никто не сказал потом про геройство — не так погибают герои. Не так они выглядят, задыхаясь в темнице от боли и ран. Не сами они приводят себя и прочих на смерть. Герою должно хватить сил на прощание и мудрые слова. Ещё бы говорить что-то с разодранным горлом. Но внутри больше не жжёт. ..Больно. Это первое, что становится понятно когда он открывает глаза. На руке кровь — [след клыков и разорванные сосуды] — кажется, напоролся на острый обломок, падая. Не то потянул, не то подвернул руку, болит голова, на волосах тоже кровь — [волк швырнул об стену, разодрав плечо]. Как так вообще можно было талантливо упасть? Плащ весь в грязи и пыли, даже немного крови, видимо, с ссадины на ноге, порвались джинсы на коленке — [кость в ноге, кажется, треснула, не то от удара, не то от падения]. По ощущениям, ещё что-то поцарапало шею, но — […] — лучше не вдумываться. Пусть пока просто больно. Он кое-как встаёт, выбираясь из камеры за обломанной решеткой. Поднимается по тому, что осталось от лестницы, проходит по коридорам, мимо тихого зала. Обратно на мост. Ветер чуть ощутимо проносится в вышине пронзительно-голубого неба. И снова над островом Тол Сирион сияет утреннее солнце. К полудню оно поднимется высоко, а не будет чуть на горизонте. Вот же. Уже явно утро. И явно не шесть утра, когда им нужно было выезжать. Так что стоит поспешить. Его наверняка ищут. Ощупать карманы джинс и плаща — телефон остался в номере, даже не пришло в голову взять его с собой. Зато в кармане обнаруживается кольцо — сплелись две змеи, поддерживая корону. Где-то он его видел. Всегда весна щекочет сердце чем-то потрясающе ласковым и свежим. Здесь она тоже вот-вот вступит в свои права. И солнце станет теплее, согревая руины крепости.