Никогда не открывай чужие кейсы

Слэш
NC-17
Завершён
652
автор
Размер:
9 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
652 Нравится 32 Отзывы 110 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста

«Дождь не делает различий между праведниками и грешниками, между теми, кто прав и теми, кто ошибается для прочих существуют зонтики» Евангелие от Матфея 5:45

— Хоть бы деньги, — бормочет Клаус по привычке вслух. — Только деньги… «Наверняка они». Клауса лихорадит. Он поглаживает черный брифкейс и ему плевать на боль в каждой косточке, на раскалывающуюся голову и путающиеся мысли. Да и на полотенце вместо штанов ему тоже плевать. К боли Четвертому не привыкать — она помогает забыть про голоса и про всякое другое тоже помогает забыть. Боль проще чувств. А полотенце и меховые тапочки — это не проблема. Теперь он богат, а к богатым не придираются, не называют сумасшедшими, их вежливо именуют эксцентричными, к тому же, прямо сейчас он поедет в аэропорт, а в первый класс его пустят и в полотенце, и в тапочках. Клаус всегда хотел исчезнуть, стать невидимым для отца, для людей и для духов. Теперь, с деньгами, это сделать будет проще простого. Наркотики — чтобы спрятаться от духов. Новое имя — чтобы спрятаться от людей. Где? Да вот хотя бы в Монте-Карло. Он всегда хотел там побывать. Нетерпение зудит под кожей: сколько там, в этой черной тяжелой громадине? Бумажками или побрякушками? Очень хочется оценить награду за побег от смерти. Но автобус, мать его! Публичное место. Надо подождать. Да кому надо! Клаус открывает кейс. Вспышка, ветер, кожу обжигает. Все тело простреливает болью, и каждая клетка этого тела ненавидит хозяина за то, что он позволил себя сцапать и пытать. Потом боль внезапно проходит, словно ее и не было. В нос ударяет вонь потных ног и грязных мужских тел. Черт, это совсем не автобус, и уж точно не Монте-Карло. Это так похоже на дешевый притон на Маркс Стрит. Клаус открывает глаза, ошарашенно оглядывается. Куда девался автобус? Видит темный, пропитанный влагой брезент. Он что, в палатке? Это что нары вокруг него и… преступники? Номер четыре прижимает к себе черный кейс. Он будет кусать и лягать всякого, кто попробует приблизиться. Но никто и не думает у него ничего отнимать, никто не задает вопросов — они просто не успевают. Начинает выть сирена, и вокруг суетятся, собираются, двигаются… Только один чувак смотрит на материализовавшегося из подпространства Клауса пристально. И это не Бен. Клаус смотрит на чувака в ответ и чувствует странное и чуждое ему желание все объяснить. Но тоже не успевает. Уши закладывает от грохота, такого мощного, что земля дрожит под тощей задницей. — Воздух! Клаус от неожиданности выпускает черный брифкейс из рук и затыкает уши ладонями. У Четвертого такое ощущение, что небо сейчас обрушится, и из него хлынет все говно, что Бог собирал наверху столетиями. — По местам, дамочки, Вьетконг атакует. Все на выход! Что?! Он не ослышался? Это Вьетконг?! «Не ослышался, — спокойно говорит в его голове Бен. — Это Вьетнам. Я хочу домой, Клаус. Давай вернемся. Кейс, который ты украл  — ловушка времени. Открой его снова и валим отсюда!» Клаус согласен с Беном, хочет нащупать чемоданчик, но не может ни нащупать, ни открыть, и на выход тоже не может. Ноги отказываются его слушаться. Руки, кстати, тоже. Он парализован от ужаса, Вьетнам — это хуже всех пережитых им кошмаров: трупаки с перерезанными глотками и топорами в головах хоть не смердят и не угрожают сбросить на тебя бомбы, искусать до малярии, заразить тифом и выжечь напалмом. Ступор не отпускает, и единственное, что у Клауса способно двигаться — это глаза. Ими он и шарит по сторонам, моля о пощаде, натыкается на накаченный торс и рельефные мышцы. Это же тот самый «чувак», который пялился на него несколько секунд назад! Клаус открывает рот: какие мышцы! — Ты что, оглох? Одевайся! — орет ему кто-то с выпученными глазами с середины прохода, а «чувак» продолжает спокойно и методично натягивать на себя майку. Делает вид, что перестал обращать на Клауса внимание. — Нет. Я не… — Клаус завороженно смотрит, но не на того, кто орет луженой глоткой, а на гору мышц прямо перед собой, и страх потихоньку выветривается, его место занимает интерес и желание выпендриться. — Чейз, дай ему штаны. «Почему бы и нет?» — думает Клаус, и его артистическая натура требует самовыражения. Он резким движением, словно эксгибиционист, распахивает полотенце и хватает штаны, которые протягивает ему смурной Чейз, показывает «чуваку» свои безупречно-гипнотически-крышесносные ноги. Чувак бросает на ноги взгляд и отворачивается, больше не смотрит в сторону Четвертого. Клаус разочарованно натягивает влажные вонючие ботинки и пытается придумать что-то. — Солдат, хватай свое оружие и стреляй, — орет все та же луженая глотка, срываясь в истерику. Голос теперь перекрывает вой снарядов и, кажется, звучит над самой головой. Клаус вертит головой, но в этот момент некто нахлобучивает на него тяжеленную каску: — Хватит пялиться!  И Клаус, как во сне, хватает первое, что попадается под руку, и его выносит общим потоком из палатки. Он втягивает в себя тяжелый, пахнущий тухлыми яйцами, порохом и смертью воздух, находит трясущимися пальцами спусковой крючок. «Спокойно, — Бен остается чертовски невозмутимым. — Выход есть из любой ситуации». Но Клаусу не до Бена, и уже не до чувака — сейчас своя задница ближе и дороже всего, ее и надо спасать. До Клауса доходит, что игры закончены и он отчаянно не хочет оказаться тем парнем, «рота которого попала под перекрестный огонь противника и героически отражала атаки, выживших нет, страна скорбит, а теперь к другим новостям». Все бегут вперед, Клаус бежит назад под брезентовый навес, находит брошенный на полу кейс и, не раздумывая, нажимает на обе застежки одновременно. «Не судьба, чувак, ох, не судьба». Скачок во времени — если он, конечно, все правильно понял — должен сделать ситуацию лучше. Черный кейс послушно раззявливается, Клауса обдает обжигающим ветром, чесоткой по всему телу, волосы встают дыбом, а потом легкие втягивают первосортный азон. Клаус приходит в себя в каком-то автобусе, набитом солдатами, как бочка огурцами. Нет, ситуация не стала лучше. «Заебись, — думает Клаус. — просто заебись». Это все тот же Вьетнам. Он всё ещё в беспросветной жопе, только чуть-чуть дальше от линии фронта. Откуда тут автобус, и почему пехота не в БТР, Клаусу ну совсем не интересно. И «приходит в себя» тоже очень сильно сказано. На самом деле не приходит, а просто ждет удобного момента, чтобы наконец открыть чертов брифкейс. — Новобранец? Клаус распахивает глаза от абсурдности вопроса. Какой из него, нахрен, новобранец! Хочет отмахнуться, послать любопытного солдатика на три буквы, но тут соображает, что на шее у него тяжело побрякивают армейские жетоны, на плечах куртка-безрукавка, на голове железный котелок, под которым ужасно мокнут волосы, а в руках — М14. Во всем этом снаряжении он очень даже похож на новобранца. А еще до Клауса доходит, хоть и с опозданием, что парень, задающий вопрос, — это тот самый чувак, тело которого он обшаривал взглядом в палатке. Теперь Клаус может при свете дня обшарить его лицо: ямочка на подбородке, продольные морщины между сдвинутых бровей, честные голубые глаза. Открытое такое лицо, незамысловатое. Можно даже сказать обычное. Это тебе не лицо Диего в гневе, какое там!.., но почему-то грудь завязывается узлом. — Адское место, — чувачок тоже смотрит на Клауса и не отводит взгляд. — Да, — кивает головой Четвертый, и его тело принимает решение самостоятельно, без проволочек. Нога сама задвигает черный кейс под сиденье поглубже. Какая разница, в конце концов? Война или наркодиспансер? Все равно однажды все умрут. — Привыкнешь. Я Дэйв. — Я Клаус, — но привыкать Клаус не собирается.

☂☂☂

На увольнительной в Сайгоне виски льется рекой, ноги топчут ламинат, а Клаус делает все, чтобы выглядеть совершенно независимым, а двигается так, чтобы ненароком коснуться Дэйва. В танце, у барной стойки, плечом, бедром, случайным движением руки, ступни, взгляда. Клаус чувствует, что между ними есть что-то, похожее на притяжение и взаимопонимание, но он не спешит выяснять, что же это конкретно такое, не суетится с вопросами, не провоцирует. Впервые Клаус ни на чем не настаивает, не открывает свою варежку, а ждет. Ждет, когда широкая тяжелая ладонь Дэйва наконец коснется его скулы, когда глаза у Дэйва жадно вспыхнут, а его губы накроют приоткрытый рот Клауса властно и нежно. Только после этого и опять молча, Клаус потащит Дейва в тубзик — ну, а куда еще? — дернет пряжку ремня, сползет к животу, запустит пальцы в ширинку и достанет оттуда тяжелый горячий член… тут же заглотит его полностью, благо это он отлично научился делать — можно уроки давать… Но Дэйв его опять удивит. Он скрюченными пальцами вцепится в его волосы на затылке, хватанет ртом воздух, словно тонущий ньюфаундленд, заставит Клауса слегка отстраниться. Наконец наберет в легкие побольше воздуха и скажет спокойно и внятно: — Не спеши, у нас впереди уйма времени. Я не хочу, чтобы тебя вырвало всей той дрянью, которую мы успели выпить за вечер. Клаус не спорит, у него просто нет на это сил. Начинает вылизывать головку плавно и обстоятельно, помогая себе рукой. Дэйв вжимается затылком в стену, ногтями — в кожный покров: — Откуда ты так умеешь? Я сейчас помру от счастья. Клаус на секунду выпускает член изо рта: — Однажды мы все там будем, поверь, я в этом кое-что понимаю, так что стой и помирай с удовольствием, но только не мешай, договорились? И приступает снова, делает, как хочет Дэйв — не торопясь, покусывая уздечку и катая яйца между пальцами, чувствует, как те поджимаются к телу, тогда оттягивает и царапает мошонку, раздвигает ягодицы, надавливая на очко и постанывает сам, низко и томно, чтобы вибрация его голосовых связок передалась члену Дэйва. И так до судороги в челюсти, до сухости в горле. — Клаус… — у Дэйва получается говорить только сквозь сжатые зубы. — я сейчас… Клаус понимает, но вместо того, чтобы отдернуть голову, засасывает глубже, языком прижимает основание ствола к небу. Дэйв хватает его за плечи обеими руками и протестует:   — Клаус!.. Тот ещё плотнее сжимает губы и насаживается ртом на огненный член. Дэйв кончает ему в рот, пытается заглушить стон, кусая губы до крови, а Клаус поднимает на него шалые с поволокой глаза, смотрит на искривленную гримасой наслаждения физиономию, потом выпускает член изо рта, сжимает его кулаком и делает одно движение от ствола к головке — собирает последние капли и слизывает. Сперма хороша от похмелья и полезна, как первый совместный завтрак.

☂☂☂

Дэйв думает, что гибкий, тощий с торчащими в разные стороны кудрями, Клаус — не от мира сего с ног до головы. Когда после отбоя они идут в палатку, у Дэйва встает только от одной мысли, что они туда идут вместе и что койки у них стоят рядышком, в одном углу, на расстоянии пяти сантиметров. Перед тем, как нырнуть под тент Дэйв воровато смотрит по сторонам — нет ли поблизости любопытствующих — целует Клауса под вечным тропическим дождем, целует холодными губами, но горячим ртом. «И никому тут не нужен зонтик», — думает Клаус, прежде чем потерять голову. Потом оба растягиваются на жестких матрацах и притворяются спящими. Ждут, когда захрапят и запричитают во сне соседи. Ищут друг друга жадными руками. Дэйв перебирается на койку Клауса, накрывает его голое тело своим атлетическими мышцами, почти сразу зажимает рот — нельзя чтобы шумный Клаус разбудил весь 83/187. Растягивает его торопливо и возбужденно, не до церемоний, вставляет быстро, двигается сильно, но медленно. Так, чтобы не скрипело и не ходило ходуном. Словно танцует: РАЗ, два, три… Клаус впускает член Дэйва в себя, тот входит сначала тяжело, потом легче… РАЗ, Клаус впивается зубами в шершавые мозоли, два, три. Член наливается и приятно болит. Дэйв прижимается к его виску губами, чтобы поймать выступающий от напряжения и желания пот. РАЗ, Клаус уже хочет кончить, но не может дотянуться до собственного члена, тот оттянут вниз и торчит где-то между бедрами. РАЗ, Клаус разлепляет мокрые ресницы и ему даже не надо поворачивать голову, чтобы знать, где стоит Бен. Он печенкой чувствует Бена, Бен всегда с ним, в толчке, в постели, в душе. При Бене Клаус делает все, может делать все и будет делать все, не стесняясь. Даже любить всем сердцем и кончать. РАЗ, так, вот он Бен. Стоит и смотрит. Надо же. Раньше-то всегда уходил подальше и старался не вмешиваться в хуевые авантюры, а теперь… Но Клаус слишком сосредоточен на собственных ощущениях, чтобы понять, что изменилось теперь, чтобы заметить, как глаза у Бена горят в темноте, словно две далекие живые туманности и что у Бена топорщится между ног. РАЗ, Клаус не собирается упрекать Бена в вуайеризме, — какой может быть вуайеризм в общей палатке на двадцать пять человек? — мысленно просит только об одном: «Потрогай». Пусть это будет как прикосновение ветра, или как прикосновение призрака, плевать. Клаусу нужно это прикосновение сейчас, вот сию секунду, иначе его разорвет изнутри. РАЗ. Бен исчезает во мраке, а сосед слева начинает ворочиться, справа — звать маму, слева — плакать навзрыд. Заниматься тут сексом — все равно, что делать тоже самое в очереди за пивом, в толпе зевак на салюте в День Независимости или в парке аттракционов, когда чертово колесо идет вниз. Ни там, ни здесь — на войне, никому до тебя нет дела, но чужое присутствие щекочет нервы и будоражит инстинкты. Так будоражит, что Клаус чуть не давится собственной слюной и перестает контролировать себя совершенно. РАЗ. У Клауса проблемы с оргазмом простаты, ему нужно одно касание и он кончит. Но Дэйв не разрешает ему себя трогать. Где же там Бен? Бен! РАЗ. Клаус рвет связки, но наружу выходит только приглушенное мычание. До уздечки дотрагиваются шершавые пальцы, промежность сводит судорогой, и Клаус кончает, благодарно изливаясь на нары, на руку Дэйва, на собственные ноги, перед тем как закрыть глаза и отключиться, чувствует в паху приятное поглаживание, почти невесомых пальцев. Бен? Под утро Дэйв выходит из палатки. Переходные часы — его страсть. Особенно здесь и особенно сейчас — в мае шестьдесят восьмого в тропиках долины Ашау. Переходные часы в мае отличаются неописуемой красотой. Утреннее небо, например, сперва отливает пурпуром, потом золотом и, наконец, нежной лазурью. Дэйв замирает и смотрит на игру красок, не отрываясь и почти забывая дышать. Клаус с Беном выходят следом, Клаус потягивается, а Бен трогает свои руки, лицо, неловко улыбается и смотрит на солнце, которое словно чеширский кот, появляется в виде золотой улыбки над кокосовыми пальмами. Потом протягивает руку и проводит по скуле Клауса, и опять улыбается. Клаус же вздрагивает, словно его действительно погладили. Или у него просто развилась гиперчувствительность к призракам? — Я понял, как тебе нравится. Я понял… — возбужденно говорит Бен, на его щеках играет то ли подобие румянца, то ли всполохи утренних лучей. — Я рад за тебя, — бубнит Клаус и чувствует, что тоже краснеет. Дьявол, он и не помнит, чтобы с ним такое случалось хоть раз в жизни. — А теперь сделай милость, притворись, что тебя нет.

☂☂☂

Дэйв подпирает голову рукой так, что голова Клауса оказалась у него почти в подмышке. Начинает перебирать отросшие, тонкие, слегка вьющиеся патлы. Когда некоторые из них падают Клаусу на лицо, тот смешно дергает щекой или мимолетно хмурит лоб. — Чем я тебе так понравился, Дэйв? Что ты во мне нашел такого? — Что нашел, спрашиваешь? Что нравится? Ну вот, например, эти твои волосы, если тебе важно. И руки твои, и ноги длинные, как у диковинной птицы, и запах тоже твой. Он мне нравится. Такой въедливый, как суховей. Да все нравится, Клаус. Клаус? Ты чего, Клаус?! Ревешь? — Да у меня сердце столько слов не вмещает, — моргает мокрыми глазами Клаус. — Иди в жопу, Дэйв, с твоими «нравится». Зря я тебя спросил. — Я тоже тебя люблю, Клаус. Их пальцы переплетаются друг с другом. Завтра опять марш-бросок, джунгли, дождь и вьетконговцы, которые будут выскакивать из своих подземных нор, как крысы, напалм и огневая поддержка с воздуха. Но это будет завтра, а сегодня они хотят подарить друг другу немного нежности, которую задерживать в себе — преступление против человечества. Клаус берет все, что ему дают, но все равно никак не может отделаться от ощущения, что Дэйв — это всего лишь галлюцинация или подобие сна. Но он готов бросится и в тайфун, и в напалм за этим чёртовым Дэйвом, чтобы не дать тому стать галлюцинацией наверняка, ему хватает Бена в качестве дружелюбного Каспера, Дэйв не должен стать еще одним призраком. Клаус готов дать любую цену за исполнение этого своего желания, даже цену своей собственной жизни.

☂☂☂

Вокруг вода и огонь. Трупы, обгорелая кожа, оторванные руки и дождь, ненавистный ливень. — Санитары! Клаус надрывает связки, кричит так, что ему кажется, что сейчас у него изо рта полезут собственные кишки. — Санитары! Он больше не может кричать, что он может только шипеть. — Срочно нужна помощь! Справа что-то взрывается и его обдает грязью, ветками, камнями и еще бог знает чем, сшибает с ног, он падает лицом в зловонную жижу. Клаус слышит сухой треск автоматной очереди и грохот падающих деревьев — рушатся его перспективы выйти из этой передряги любимым и счастливым. Но должен же быть выход. Бен говорит, что всегда есть выход. — Вставай, кретин, вставай и беги, Дэйву уже не помочь, а тебя сейчас накроет залпом, — голос Бена доносится к нему, как из другой жизни. — Двигайся! Клаус слушается, в этот раз он слушается Бена, кивает и отползает назад, к вырытому любимцами Хо Ше Мина узкому лазу. Там он спрятал брифкейс. Дэйву уже не помочь. Проклятый Бог Войны забрал его жизнь и никакие просьбы Клауса не помогли.

☂☂☂

Черный чемодан горит. Клаус смотрит, и у него из глаз капает. Как ему сейчас нужен этот дебильный несносный дождь, который хлещет своими струями-плетками грешников, наркоманов, педиков и воров, но даже в дожде Клаусу отказано — в проклятом городе солнечно. Он находит дорогу домой, братья и сестра пытаются избежать конца света, а Клаус смотрит на них, как на детей малых — все еще не наиграются, все еще думают, что у них супер силы, которыми можно одолеть фатум. Пусть играются — кто такой Клаус, чтобы им мешать? Одним концом света больше, одним меньше — Клаус уже не видит разницы. И Дэйва он тоже не видит, и это расстраивает больше всего. Он просто обязан увидеться с Дэйвом, чтобы попрощаться нормально… или встретиться. Там уж как повезет. Днем Клаус еще может держать себя в руках, но с наступлением ночи он до тумана в голове хочет почувствовать руки Дэйва. Хочет, но не может. Как он ни старается — видит только Бена. Где в этом мире справедливость? У Клауса ее точно нет, у него есть только Бен, верный бесполезный Бен, и он его никогда не бросит. Бен говорит, потому что ничего другого делать у него не получается. Утешает, просит, настаивает на чем-то своем. Клаус слушает в пол-уха, однако слова тянутся, как карамель, оплетают невидимой вязью, и Четвертый расслабляется, отдается этим словам, как наркотикам. Потом, как в дурмане, видит что Бен складывает свои руки на его члене так, как делал это Дэйв. Он это что? Хочет создать на несколько минут иллюзию, что они снова втроем? Мило. Клаус всегда жил иллюзиями, теперь уже поздно что-то менять. Клаус закрывает глаза — так легче обмануть и себя, и обстоятельства. Сосредотачивается и заставляет себя поверить в то, что иллюзия перерастает во что-то конкретное и материальное. В то, что Бен стал чуть плотнее воздуха, впитал в себя часть Дэйва и задержал ее по эту сторону. И в какой-то момент это срабатывает. Мрак принимается стремительно обрастать деталями, становится правдоподобным, плотным, убедительно-живым. Клаус пытается разглядеть в нем Бена, а может быть все-таки Дэйва, получше, но ничего толком рассмотреть невозможно. Зато Клаус не перестает чувствовать. Чувства говорят, что рядом с ним тяжело дышит роскошная, мускулистая фигура и меж ног у Клауса горит, сердце у Клауса проваливается в пустоту, по позвоночнику идут мурашки. Чувства Клауса просто кричат о том, что его касаются горячие мягкие губы, прихватывают ухо и начинают ласкать. Клаус непроизвольно выгибается навстречу и разводит колени в стороны, задыхаясь и замерзая, словно вокруг него сгустилась могильная тьма. Губы с уха плавно перемещаются к виску, прижимаются к коже, чтобы поймать выступающий от напряжения и желания пот. — Дэйв?! В ответ темнота напряженно молчит, отступает, словно ее обидели, и прячется в дальний угол. — Тогда почему? — спрашивает Клаус у темноты, ждет ответа и смотрит в окно, за которым начинается утомительный, долгий и неблагодарный рассвет еще одного дня. Возможно последнего. Клаус хочет верить, что Дэйв будет его ждать где-то там, за пределами всего предстоящего безобразия. — Потому что я тоже люблю тебя, — отвечает темнота голосом Бена. Слова превращаются в легкий ветер на щеках и холод на губах. Бен прикасается к нему мертвыми звуками, дотягивается до него бесплотными губами. Или это Дэйв дотягивается до него через Бена? Клаус медленно протягивает руку и касается впалой щеки, подушечки пальцев колет щетина, словно он действительно коснулся живого человека. Клаус водит по слегка заросшей коже, как в наваждении, не может оторвать руку. — Хватит, Клаус, это уже неприятно, — Бен превращается в Дэйва, перехватывает запястье, гладит пульсирующую венку, сдавливает кожу так бережно, что у Клауса в горле встают слезы и щенячье чувство радости: — Ты? Или только иллюзия? Дэйв смотрит на него такими живыми, грустными глазами. Смотрит так, как умеет только он: — Никогда не знаешь наверняка, верно? — Ты говорил, что у нас впереди куча времени. Я тебе поверил. — Но это правда. Теперь все зависит только от тебя, Клаус. На секунду призрак теряет контроль над лицом, которое он каким-то образом принес из мира небытия и снова становится Беном. — Клаус? Клаус?! Клаус!!! Четвертый открывает глаза с именем Дэйва на языке. — Какого черта, Клаус, уже почти полдень, а ты дрыхнешь, как ни в чем не бывало. Собирайся, ехать пора, — Диего привычно зол и привычно возбужден. Клаус садится на диване по-турецки, вытирает мокрые от слез глаза, притворяется, что все хорошо, и хлопает Кракена по плечу: — Куда ехать, говоришь? Я опять что-то пропустил?  Диего привычно сбрасывает худую нервную руку со своего плеча, от его бедер идет жар и напряжение. Диего такой живой, суровый и так не похож на ночных гостей. Диего живой и злой. Злой — это хорошо. Это то, что Клаусу сейчас нужно, чтобы довести задуманное до конца.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.