Навсегда отболевшее

А когда май рассеется легкой сиреневой дымкой, растворится в утренних теплых туманах, догорит золотом ранних рассветов, все окончательно будет хорошо. Будет забавно-сонное лицо Ткачева, только вернувшегося после ночного дежурства и уплетающего заботливо приготовленный завтрак; будут почти семейные вылазки вечером в парк, где Паша будет учить Сашку кататься на велосипеде и покупать ей небольшие простенькие букетики у уличных продавщиц; будет совместная суета на кухне с приготовлением ужина под льющуюся из магнитофона музыку и неизменные шутки; будут сумасбродно-горячие ночи и обыденно-серые тяжелые будни… Будет традиционный уже ароматный кофе в пластиковых стаканчиках; его широкая футболка на трогательно-тонких плечах; изученные черты в ворохе карандашных набросков, начерканых во время утренних совещаний, и еще много, очень много всего. И самое главное будет тоже — неловкое, светлое, искреннее и долгожданное счастье.

---

И когда тихим солнечным вечером они столкнутся с Глухаревым в огромном и шумном торговом центре, у нее в груди не дрогнет абсолютное ничего. Только вежливая улыбка просквозит давно забытым мягким теплом — данью непростого, тяжелого общего прошлого.       — Как ты, Сереж?       — Спасибо, в порядке. Только в каком-то обратном. Сглотнет болезненно-невысказанные фразы и подступившую горечь, запутается взглядом в сильнее прежнего пылающих рыжих завитках, но не выдаст что-нибудь банальное вроде "мне очень жаль" или "надеюсь ты тоже" — какой в этом смысл? Все равно уже поздно. У них всегда все было не вовремя — то слишком рано, то слишком поздно. И сама их любовь наверное оказалась тоже не вовремя — может и к лучшему? Ира уйдет не оглянувшись в обнимку со своим настоящим — сияющая, спокойная, неуловимо-легкая и чужая. А он дождется на парковке свою нынешнюю — не такую красивую, жесткую, умную, солнечную — и почти убедит себя, что у него тоже все хорошо. Окончательно останется позади невыразимо-больной февраль, тяжелый изматывающий март и тревожный горький апрель — останется только сладостное освобождение на уровне подреберья. Ведь Сергей для Ирины теперь — всего лишь отболевшее прошлое. Навсегда отболевшее.