***
Проследив направление взгляда Джехёна, Джонни хмыкает и наклоняется к его уху: – Говорят, он снова с кем-то подрался и ночь провёл в участке. – Кто? – Тэён. – Я... не удивлён? – Это не вопрос. Джехён ещё некоторое время смотрит на темноволосого, сидящего несколькими рядами ниже, и возвращается к конспекту, закрашивает квадратики на полях. От монотонной начитки лектора клонит в сон, но когда рассматриваешь аудиторию, развлекаешься тем, что сортируешь присутствующих по иерархическим ступенькам и даже пытаешься нарисовать их схематические портреты – жить можно. На вершину пищевой цепочки отправляется Марк и компания таких же состоятельных его друзей. Что он, что Мина, Юци, Джено или Джемин – ребята неплохие, вопреки всем канонам американских фильмов. Да, их родители не последние люди в городе, да, они все приезжают на занятия на своих машинах, но никаких интриг не плетут и наркотики не распространяют. Зато самые крутые вечеринки закатывают – этого не отнять. Ступенькой ниже – пловцы, и Джехёну, может, хотелось бы быть немного скромнее, но против фактов не пойдёшь. Когда первокурсницы понимают, что достучаться до того же Джемина, щеголяющего разными ролексами по чётным-нечётным, нет шансов, они переключают своё внимание сначала на Лукаса, и только потом уже – пытаются завлечь в свои сети остальных спортсменов. Третьими идут члены студенческого совета, четвёртыми восседают загадочные иностранцы то ли из Китая, то ли из Филиппин и прочие, прочие, прочие. Если весь третий курс международной экономики представить в виде лестницы, то Ли Тэён и его лучший друг Накамото Юта курят где-то сбоку от неё. Сами по себе, их никто не боготворит и не ненавидит, зачастую боятся. Юта ещё пытается социализироваться, будучи заядлым футбольным энтузиастом (настроен убедить Доёна, что отсутствие официальной секции в университете – это позор «на всю, бля, фифа»), то Тэён даже не напрягается по этому поводу. Рядится во всё чёрное, периодически с кем-то дерётся в коридорах и получает выговоры, молчит, почти всегда слушает музыку вместо того, чтобы учиться. – Расскажи мою любимую историю, – шёпотом просит Джонни. – Отвали, Со, я не в настроении. – Ну пожалуйста! Джехён шикает на него: – Тебе нравится слушать, как Тэён три года средней школы называл меня жирным? – Нет, я люблю ту часть, где в твоей жизни появляюсь я и переворачиваю мир с ног на голову. – Большое тебе спасибо, – бурчит Джехён и ложится на сложенные на столе руки. – В сто шестьдесят девятый раз. – Сто седьмой всего лишь. – Ты реально считаешь?.. Джонни качает головой и тихо смеётся, а у Джехёна немного поднимается настроение. Он и правда благодарен, поскольку долго, нудно и безуспешно боролся с лишним весом, пока на последнем году обучения в школе в класс Джехёна и Тэёна не перевёлся сияющий белоснежной улыбкой американец и не возложил на свои широкие плечи рыцарскую миссию помогать всем обездоленным. Несмотря на свои пугающие габариты, Джонни стал тем героем, которого обожали первоклассники за то, что он катает их на спине и помогает с противной домашкой на переменах. Он даже девочек от неразделённой любви лечил задушевными беседами. Ну и Джехён, да, – Джехёна он уговорил записаться в бассейн за компанию и (единственного!) определил в свои близкие друзья. История, достойная художественного фильма, который должен начаться с пафосной сцены, где Тэён толкает Джехёна плечом и насмешливо фыркает: «Тебе что, уже коридора не хватает, чтобы пройти, никого не задев боками? Может, стоит меньше жрать сладкого?». Он, конечно, не совсем так говорил, но где-то около, и Джехён не злопамятный, однако контакты с прошлым свёл ещё в первый месяц учёбы, не ответив на робкую улыбку. Он жил в мире четыре года, после того как перевёлся вместе с Джонни и закончил другую школу, и собирался остаток жизни тоже не нервничать. Не злиться на зеркала, на людей. Телефон жужжит уведомлением: «У вас новое письмо». Плюс, десять вложений общим объёмом в почти триста мегабайт, и гаджет уточняет, загрузить их сейчас или дождаться подключения к сети Wi-Fi. Джехён смотрит на экран, как будто это не его телефон. Потому что на наручных только половина десятого утра, с момента переписки с Китти не прошло даже двенадцати часов, а она уже ответила. Вот только не документом и презентацией, а целой серией фотографий. Странно. От нечего делать Джехён жмёт «загрузить все». На маленьких размытых превью ничего толком не разобрать, но сразу понятно, что это не слайды с текстом. Загрузилось только тридцать процентов файлов, и уже сейчас Джехён может сказать, что это селфи. Что-то розовое, что-то серо-бежевое, по центру – совершенно точно чья-то голова с чёрными волосами. Она то наклонена на бок, то, кажется, на следующем кадре человек смотрит в сторону, то лица и вовсе не видно, только собаку. Собака – это первое, что Джехён видит в качестве. Он приближает фото и имеет честь наблюдать очаровательную мордаху той-спаниэля с забавными огромными ушами, торчащими вверх. Чьи-то губы тянутся к его – или её? – носу. Следующая фотография – пёс грустно лежит на ногах в розовых пижамных штанах и пытается спрятаться между худых коленок. Следующая – Тэён. Джехён едва ли не роняет телефон и только в последний момент спасает его от удара о парту. Ли, мать его, Тэён сидит с собакой на руках и шлёт поцелуйчик прямо в камеру, на которую фотографировался. Джехён смотрит на Тэёна настоящего, в чёрном, со свежими ссадинами на лице, нахмуренного, а потом на того, который на фото, и еле сдерживает смех. «Эй, жирный», «он снова с кем-то подрался» и лицо с капризно надутыми губами, потому что собака ушла, и в углу снимка видно только кусочек мохнатой жопки. Оставшиеся фотографии – Тэён лежит в одеяле. Огромные жалобные глаза, капюшон цвета фламинго и горсть шоколадных конфет на подушке. «Шоколапки», сладости называются «Шоколапки». Джехён ни с того ни с сего взрывается хохотом и хрипит раненой белугой, пока на него не оборачивается вся аудитория. Он даже извиниться не может – рыдает. Джонни таращится во все глаза, наблюдая, как его лучший друг буквально плачет от смеха, и говорит преподавателю, что «господину Чону, пожалуй, нужно выйти, простите». Последнее, что замечает Джехён перед тем, как выскочить в коридор, – бледное от ужаса лицо Тэёна, сжимающего в руке телефон. Интересно, очень интересно. Наспех умывшись в туалете, Джехён ещё пару минут стоит, держась за край раковины и осознаёт реальность. Выходит, Китти – это Тэён. Тот самый Тэён, что превратил предположительно самые яркие годы его детства в ад, помог оформиться не одному комплексу по поводу собственной внешности. Даже теперь он трепетно поддерживает образ бэдбоя. Трепетно, ага. Джехён снова рассматривает снимки и хихикает себе под нос. – Только попробуй рассказать кому-то или показать – и ты труп. – Звучит за спиной угроза. Ещё не обернувшись, Джехён знает, кто стоит сзади, и как себя дальше вести. Судьба решила воздать ему за все страдания, и грех этим не воспользоваться, поэтому: – Десять дней личного рабства. Ты будешь помогать мне с учёбой, делать всё, что тебе велено, и тогда каждый день в полночь я буду удалять по одной твоей фотографии. Разве не романтично? Вместо ответа Тэён громко хлопает дверью мужской уборной, и этот звук лучше райского пения.***
– Я не буду это есть, оно точно отравлено. – Если бы я хотел, чтобы ты сдох, – ты бы уже давно сдох, так что расслабься, раздвинь губы и получай удовольствие. Лукас шарахается от Тэёна, как от прокажённого, крестится, но к содержимому лотков всё же с опаской, но принюхивается. Как бы там ни было, мясо и кимчи пахнут восхитительно, живот бурчит непроизвольно, требуя это всё великолепие срочно попробовать, но инстинкт самосохранения никто не отменял. Лукас всё никак не поверит, что Тэён сидит с ним, Джонни и Джехёном за одним столом, да ещё и кормит их вкусным обедом. На них косится если не вся столовая, то половина – точно. – Очень вкусно, Тэён, спасибо. – Джонни добродушно улыбается, и теперь очередь Тэёна нервно подпрыгивать на стуле от доброжелательного баса. Джехён же попросту наслаждается хлебом и зрелищем. То есть, он совершенно спокойно ест и с таким же наслаждением наблюдает за тем, как Тэён елозит на месте, чувствуя себя не в своей тарелке. Не в его правилах водить дружбу с огромными бугаями-пловцами, быть на виду, и в чёрной кожаной куртке он похож на летучую мышь, которая забыла дорогу в родную пещеру и случайно затерялась среди людей. Он бы давно сбежал, не будь у Джехёна на него серьёзного компромата. К концу дня досье похудеет, станет на одну фотографию тоньше, Джехён обещал, но веселье не скоро ещё закончится, так что можно улыбаться паскудно, не переставая при этом жевать, и с лёгкостью сносить ледяные взгляды в адрес своей скромной персоны. Лукас и Джонни уходят на политологию, а у Джехёна окно, поэтому: – Прогуляй следующую лекцию. Тэён гнёт брови: – Ты совсем обнаглел? – Нет. Мне нужно, чтобы ты нормально объяснил третий раздел доклада по чёртовым котопсам, иначе я завалю экологию и совершенно точно не удалю фотографию. – Сам ты чёртов котопёс, – бурчит Тэён. – Доставай давай распечатки и слушай внимательно, я для бедных повторять не буду. Слушает Джехён, по правде говоря, вполуха. Его немного запоздало догоняет осознание: получается, три года он талантливо избегал Тэёна, чтобы в какой-то момент привязать его к себе на десять дней добровольно, явно не под дулом пистолета. С чего вдруг? Отомстить? За то, что было около десяти лет назад? Смешно. Смешно, но Джехён не смеётся. Он рассматривает ресницы Тэёна, его проколотые в нескольких местах уши и не знает, куда деть себя от стыда, когда его недорепетитор поднимает глаза. – Почему Китти? – ляпает первое, что приходит в голову, лишь бы не выглядеть смущённым идиотом. – Что? – хмурится Тэён. – Почему не Аноним, не Почемучка, не Красотка с Уолл-стрит? – Ничего умнее нельзя было придумать, никак. Тэён выглядит так, будто ему залепили по лицу, он даже алыми пятнами покрывается. Пальцы сжимают край стола с силой, и кажется, Тэён сейчас столешницу на две части от злости разломает. В итоге, он неожиданно сдувается – обмякает в плечах и опускает голову. Молчит. Несколько секунд он ничего не говорит, потом встаёт и закидывает рюкзак на плечо, даже не прощаясь, только: – Свали к чёрту, Чон. – Я не удалю сегодня ничего! – кричит ему вслед Джехён. – Мне плевать. Отвали, я сказал. Даже вечером привкус после этого эпизода остаётся отвратительный. После тяжёлого учебного дня – и кое-как, но закрытой экологии! – очень хотелось забыться сном, едва оказавшись в постели, но не получается. Джехён ворочается, следит за минутной стрелкой настенных часов, встаёт то за водой, то в туалет, и ближе к двум часам ночи сдаётся. Он открывает галерею телефона и долго смотрит на первую фотографию Тэёновой милой собаки, чью кличку он даже не знает, прежде чем удалить. Испытывает при этом парень какую-то странную смесь разочарования в себе, тоски и чего-то ещё труднообъяснимого. Когда на следующий день Джехён выходит на автобусной остановке недалеко от главного учебного корпуса, то меньше всего ожидает, что там, под стеклянным навесом его будет ждать Тэён. В своих привычных ботинках на высокой шнуровке, как обычно, во всём чёрном, с выбритой левой бровью, он сидит, заложив руки в карманах, и на его лице мелькает тень облегчения, когда Джехён спрыгивает из салона на тротуар. – Я хотел извиниться за вчерашнее. И вообще. – Джехён буквально заставляет себя это сказать, так надо. – Это не моё дело, в принципе, чем и почему ты занимаешься, так что... Я удалил все фотографии. Обещаю, никому ничего не расскажу, так что можешь быть совершенно спокоен. Тэён смотрит на него снизу вверх с удивлением. Он пришёл сюда, чтобы послушно выполнить два обязательных условия, выставленные Джехёном поздним письмом после короткой стычки в туалете – дотащить до локера сумку с формой и отдать приготовленный собственноручно обед, – и явно не ожидал такого поворота событий. Впрочем, его растерянность очень быстро сменяется подозрением, потому что из Джехёна отвратительный лжец: – Разблокируй и дай мне свой телефон. – Тебе придётся поверить мне на слово. – Фарс, он удалил только одну, и то, со скрипом. – Чёрта с два! – Тэён вырывает у Джехёна спортивную сумку, суёт в руки два лотка с едой и быстрым шагом удаляется в сторону кованого забора университета. – Через неделю ты покажешь мне свой телефон, иначе я его разобью. День, второй, третий проходят без происшествий. На выходных Джехён видится с Марком, который как бы невзначай просит держаться от Тэёна подальше, потому что тот может втянуть во что-то нехорошее, на что Джехён только неопределённо мычит. Он уверен, что у Китти заказов более чем достаточно, и Тэён физически не разорвётся, чтобы успеть всё отработать, да ещё и в криминал ввязаться. Несколько раз он подходит к зеркалу, раздетый по пояс, и долго всматривается в очертания собственной фигуры, словно от частого контакта с Тэёном рельефы могли куда-то исчезнуть. Джехён понимает, что глупым сценарием мести только глубже загоняет себя в моральную яму, и в воскресенье напивается на дне рождения Джемина так, что в понедельник еле просыпается к последней, четвёртой, паре. Ни Джонни, ни Лукаса сегодня нет – у них индивидуальная тренировка по брассу, так что можно с чистой совестью падать лицом на парту на самом последнем ряду и молиться, что за полтора часа появится желание жить и плавать. По факту же, Джехён хочет только никого не видеть и блевать. – Хорошие выходные? – За минуту до начала занятия рядом материализуется Тэён и протягивает бутылку холодной минералки с лимоном, и это становится последней точкой. Его невозможно ненавидеть, как бы Джехён ни старался. Да, когда-то давно он вёл себя как мудак, но дети – монстры, и исключений нет, это можно только перерасти. Да, у него может быть тридцать любимых розовых пижамок и слабость к странным селфи, но это не Джехёново собачье дело. Разозлившись, он достаёт телефон из кармана и при Тэёне удаляет всё: и сохранки в галерее, и письмо, и даже чистит корзину. – Видишь? Добби свободен. А теперь дай мне пострадать в тишине и спокойствии. – Джехён ложится на свой рюкзак, брошенный на стол, закрывает глаза и слышит, как Тэён молча уходит. Ему стыдно.***
Жизнь возвращается в привычное русло. В одно не очень прекрасное утро Джехён очень вежливо отказывает очередной девочке-первокурснице, решившей признаться в любви, и весь следующий день проводит в бассейне, пока не начинают печь от хлорированной воды кончики пальцев и щёки. Он долго отмокает в душе и уже собирается уходить, а команда только-только подтягивается в раздевалку. Основной состав. В том числе и сияющий от радости Доён, который улыбается даже Джехёну, и тот кивает в ответ. Джонни хлопает его по спине с понимающей улыбкой: – Постарайся выспаться перед завтрашним зачётом по прикладной, окей? – Окей. – Он уже в коридоре, распутывает на ходу наушники, когда Джонни догоняет его у самых дверей и театрально взмахивает руками: – Ладно, я признаюсь: я знал! Я знал! – Что знал? – недоумевает. – Он лучший друг Тэна, так что когда мы начали встречаться, мне пришлось слушать про Тэёна в два раза больше, чем когда мы были просто друзьями. – Закатывает глаза как великомученик. Джехён лично не знаком пока с тем самым Тэном, молодым и уже известным на всю Азию танцором, но наслышан, так что просить аудиенции пока не спешит. – Тэн говорит, что в школе он не был подарком, да, и после того, как мы перевелись, его здорово переклинило. Он грыз себя, грыз ужасно, замкнулся, и... Пара-ра-рам! Специально пошёл учиться туда же, куда и ты, чтобы попробовать сблизиться с тобой и загладить вину. – Со Ёнхо, ты что, пьяный? Но Джонни и не думает говорить, что пошутил. Он хватается за волосы, продолжает махать руками на манер сошедшей с ума мельницы, суетиться и заглядывать Джехёну в глаза с такой надеждой, что хочется дать ему денег и разрешить никогда не возвращать. – Да, теперь ты не можешь встречаться с девочками, потому что твои комплексы не дают тебе спокойно жить, да, поведение Тэёна сыграло в этом свою роль, но нужно уметь прощать, и я подумал, что если вас ненавязчиво столкнуть, то может выйти что-то хорошее. Кто знал, что всё так обернётся, и... – Джонни, я не могу встречаться с так называемыми девочками, потому что я гей. – О... О! Я не знал. – О господи, – тянет Джехён и начинает смеяться. – Это похоже на очень драматичную сцену, так что я пойду домой, Со. Расслабься, со мной всё в порядке. – Позвони Тэёну? – кричит в спину Джехёну Джонни. – У меня нет номера! Буквально через секунду Джонни скидывает и его. По дороге домой Джехён позволяет себе мысль, что Тэён ему нравится. Точнее, он нравился ему ещё тогда, в шестом классе. Самоуверенный, умный, собирающий вокруг себя толпы юных почитателей и с лёгкостью заводящий друзей – он был тем, кем, как казалось самому Джехёну, невозможно было стать нарочно. Он тянулся к нему, пытался считать себя достойным такой классной компании, но раз за разом получал грубый отворот и сдался. После слов Джонни хочется сдаться ещё раз. Джехён понимает, что всё, что он делал до сих пор, он делал назло Тэёну. Занялся спортом, изменился внешне, у него теперь куча друзей, знакомых, вечера не бывают скучными, и кто знает, смог ли он себя замотивировать на такие подвиги самостоятельно. Джонни прав, нужно уметь прощать, извлекать хорошее и двигаться дальше. Только вот в какую сторону – вопрос хороший. – А-алло? – Кто это? – Тэён звучит уставшим. – Это Джехён. – А сам думает: «Господи, зачем я звоню, зачем я звоню, зачем я звоню», а ещё до ужаса хочет сесть посреди тротуара, чтобы на него наступали прохожие. – Я... Эм, нужна твоя помощь. – Мозг, работай. – Какая ещё помощь? – С экологией. – Ты же всё сдал. – Я хочу пересдать. Тэён молчит. – Почему я должен это делать? Внутренности словно ухают в никуда. Джехён, возможно, и сказал бы, что расскажет про фотографии в розовой пижаме, но язык прилипает к нёбу, и он просто молчит. – Ладно, – вдруг выдыхает Тэён. – Только я уже дома. Сейчас напишу адрес. Прежде чем спускаться в метро, Джехён покупает в супермаркете конфеты. Он зачем-то берёт не одну, а десять упаковок, и кассир смотрит с подозрением, но вслух гору сладкого на ленте не комментирует. У каждого свои недостатки. Пробивается это всё нарочито медленно, дотошно проверяется каждый штрих-код и пересчитывается сдача, Джехёну кажется, что он потерял уйму времени, поэтому дальше бежит и задыхается. Он не может выровнять дыхание даже тогда, когда звонит в дверь одноэтажного дома в частном секторе и теребит ручку наплечной спортивной сумки. Волосы, которые он даже и не пытался уложить, высохли кое-как и теперь ложатся на глаза пушистыми волнами. Джехён думает об этом, впопыхах старается пригладить, но уже поздно – Тэён открывает дверь. Поправка: Тэён, в розовом худи и шортах, открывает дверь. Один недоверчивый взгляд – и Джехён понимает, что только что коснулся пятками илистого дна. – Привет. – Привет.***
Папильон оказывается взрослой десятилетней девочкой по имени Руби. Пока Тэён сидит на кровати и раскладывает конспекты, Джехён забавляется с собакой тем, что делает вид, что претендует на всё, что есть в этом гостеприимном доме. Они играют так: сначала Руби важно ставит лапу на свою корзинку в углу и оглушительно тяфкает, заявляя права собственности, – Джехён ставит руку рядом; Руби говорит, что банка с кормом её – Джехён уверен в обратном. Во время своеобразной экскурсии по комнате Тэёна Джехён подмечает и идеальный порядок, и ряд антисептиков и освежителей воздуха на столе, и редкие рамки на стенах с фотографиями то моря, то покосившегося домика в деревне. Книги на единственной полке над кроватью – в одинаковых белых обложках, цветочные горшки на подоконнике – чётко в одну линию. Джехён может только догадываться, насколько беспорядок выбивает Тэёна из колеи. Насколько ему сложно, когда не получается всё выстроить в ряд, как привык, в собственной голове. Через минуту заглядывает мама Тэёна – она маленькая и невозможно красивая. Джехён вскакивает на ноги, кланяется, представляется, и женщина с улыбкой говорит, что помнит его, и сейчас принесёт чая. – Мам, не нужно, – кривится Тэён. – Забери только Руби, она будет мешать. Руби тем временем продолжает держать лапку на бедре Тэёна и с вызовом поглядывать на Джехёна, виляя хвостом. Она даже расстраивается, когда её закидывают под мышку, не позволив дождаться ответного шага от злющего врага; жалобно поскуливает, пока дверь за мамой Тэёна не закрывается. – С чем у тебя проблемы? – А? – Джехён не успевает придумать, что соврать. – Со всем? – Джехён, у меня нет времени на шутки, давай быстрее. Без долгих лирических отступлений Джехён раскрывает сумку, подходит ближе и пачку за пачкой скидывает конфеты на аккуратно застеленную кровать. – Это что? – Тэён смотрит на происходящее так, как будто наблюдает танцы голых призраков. – Тупой способ извиниться. – Согласен, довольно необычно. Набрать в грудь побольше воздуха и: – Я не ненавижу тебя, окей? Не буду врать и скажу, что было непривычно и очень смешно видеть тебя в розовом и с губами уточкой, да ещё и узнать, что тебе нормально живётся и зарабатывается под кошачьим псевдонимом. Не знаю, чем я думал, когда выставлял тебе какие-то условия. – Садится рядом и, ужасно нервничая, что не сможет донести мысль, даже тянется ближе, отчего Тэёну приходится чуть отклониться назад, широко распахнув глаза. Джехён же, как со склона на велосипеде без тормозов, несётся: – Мне льстила мысль, что на этот раз я загнал тебя в угол. Детское поведение, согласен, нам давно не по двенадцать, но, знаешь, что самое странное? Мне хватило дня, чтобы понять, что это полный бред, и это не психологический реванш, а хрень, потому что... – Джехён. – Что? – Твоя рука на моей ноге. – О... – Но не двигается. – Это неважно! – Нет, это важно. – Но мне нужно договорить. – Окей. – Спасибо. Тишина. Уже более спокойным тоном Джехён заканчивает исповедь: – В общем, я пришёл извиниться и сказать, что ты не должен корить себя за прошлое. Что розовый – это классно, котопсы супер, конфет тебе до конца жизни почти хватит, надеюсь, и всё будет хорошо. И если ты не против, то мы могли бы нормально общаться, как взрослые люди, а не как не пойми кто. Всё. – Шумно выдыхает. – Точно всё? – Точно. – Я уж думал, ты не заткнёшься. – Я тоже так ду... – не договаривает Джехён, потому что его целуют. Держат ладонь на щеке и мягко, осторожно целуют, не отстраняясь до тех пор, пока не приоткрываются губы. Тэён даёт время подумать, осознать, чтобы потом не было никаких сожалений, и в этом простом жесте, на самом деле, намного больше заботы, чем хотелось бы показать. Теперь тот, кто целует, – Джехён. На чужие бёдра он укладывает обе ладони, гладит покрывшуюся мурашками кожу и улыбается, до невозможности счастливый. Он не представлял этот момент в деталях, не мечтал о нём и не планировал, когда нёсся по указанному адресу, как сумасшедший. Возможно, прикоснуться хотелось сразу после Руби, но это так, мимолётная мысль. Всё складывается ещё лучше. Они целуются лёжа, переплетаются ногами. На пол летят тетради, и Тэён вскочил бы убирать, если бы его не схватили за талию и не вернули на место под одеялом. Губы сухие, обкусанные, опухшие, одно сердцебиение накладывается на другое, и только сейчас Джехён позволяет себе не поверить в то, что происходит. Он перекатывается на спину и не сдерживает нервного смеха: – Надо же, я тебе нравлюсь... – Прекрати сейчас же. – Тэён прижимается ближе, совсем вплотную, и стыдливо прячется в изгибе шеи. – Иначе я тебя ударю. – Ли Тэён! Ходячая проблема! Харизма года! Котик в глубине души! – Эй! – Попытки наказать с натяжкой можно назвать ударами. Так, тычки лапками, и Джехён понимает, почему Китти. «Soft kitty, warm kitty, Little ball of fur. Happy kitty, sleepy kitty, Purr, purr, purr...» Пока его не сталкивают на пол.***
– Джехён, это Тэн. Тэн, это Джехён. – Привет, секси, я тоже не промах. – Тэн... – Ну что опять «Тэн»? Как я должен представляться? «Я тот, кому этот лох проспорил фотки в пижаме и оказался лохом дважды»? Так лучше? – Тэн!