Демоны Боттичелли

Сандро Боттичелли с опаской вышел сегодня из дома, с настороженностью шел по улицам, желая не думать о том, что произошло. К сожалению, это было невозможно. Свидетельства кошмарного преступления и последовавших бесчинств наводняли улицы города. С содроганием он шел мимо Дуомо. Собор еще вчера воспринимался вершиной искусства. Сейчас же он навевал самые страшные воспоминания в жизни художника. Сандро сомневался, что есть что-то хуже, чем потеря близкого человека, особенно при таких обстоятельствах. Глядя на купол, художник вспоминал алые пятна на синем бархате. Витражи напоминали теперь о застывшем взгляде Джулиано. Ступени, ведущие к Собору, заставляли задуматься о трусости многих, и о том, что порой опоздание – самый страшный из грехов. Сандро отвел взгляд от здания Синьории, из окон которой все еще висели трупы Пацци и Сальвиати. Пробираясь сквозь толпу, художник заметил своего «брата по ремеслу». Леонардо Да Винчи, щурясь, смотрел прямо в сторону повешенных. В его руках был блокнот и карандаш. «Кто бы сомневался, что он уцепиться за любую возможность запечатлеть человеческое тело, даже если оно посинело или распухло!» - пронеслось в голове Сандро. Как и всякий художник Сандро ревностно следил за своими коллегами по цеху. Вот только сейчас его раздражало вовсе не любопытство Леонардо, вовсе не стремление запечатлеть повешенных. Он злился, но не как художник, а как человек, который чрезмерно лично принял трагедию. Как может кто –то воспринимать случившееся лишь как повод для создания очередной работы?!! Сандро ускорил шаг и вскоре очутился перед палаццо Медичи. Со стороны палаццо выглядело таким, как и всегда: ничем не отличающимся от любого другого дома. Но Сандро знал, что это не так. Не зря у ворот охраны гораздо больше, чем обычно. Не случайно его обыскали на входе. ЕГО! Того, кого знали с детства самые старые охранники и слуги! И это при том, что от Медичи к нему ранним утром прибыл посыльный, сообщив, что его желает видеть Лоренцо! В этот момент Сандро подумал, что последние события в некоторых пробудили жажду крови, а в некоторых паранойю. И, еще неизвестно, что хуже. Лоренцо сидел у себя в кабинете. Бледный, с темными кругами под глазами, с опущенными плечами и отрешенным взором, он не напоминал и тени прежнего себя. Казалось, что он и не тут вовсе, а где-то в своем мире, далеко-далеко. Сандро понимал это, потому что чувствовал тоже самое. И едва ли выглядел лучше. - Ты звал меня, - вместо приветствия произнес художник. - Да, - отвлекаясь от своих дум, ответил Лоренцо. – Проходи! На несколько мгновений в кабинете повисла гнетущая тишина. Сандро не знал, как начать разговор. Спросить прямо «Зачем вызывал?». Не слишком ли грубо прозвучит для того, кто вчера потерял брата? Да и потом, Лоренцо никогда за словом в карман не лез. - Я хочу, чтобы ты написал портрет, - наконец произнес Медичи. Не было нужды уточнять, о ком он. Сандро и сам этим утром думал, что кому-то нужно будет выполнить посмертный портрет Джулиано, так трагически и рано ушедшего. - Конечно. В том нет ничего необычного. И Сандро вовсе не удивился, что Лоренцо обратился именно к нему, к тому, с кем вырос. - И еще одно, - голос Лоренцо стал несколько непреклоннее, что говорило не о просьбе, а о приказе. - Ты напишешь фреску на стенах палаццо Веккьо. Сандро со смесью неверия и ужаса посмотрел. Может, он ошибся, неправильно понял мысль Лоренцо? Но нет, вся мимика лица говорит о том, что друг настроен серьезно. - Тебя это пугает? – поинтересовался Медичи, подняв бровь. - Я не шутил вчера. А кто вообще вчера во Фло шутил? После мессы в Соборе народ обезумел, устроив самосуд над заговорщиками, обрушивая свою ярость и ненависть даже на тех, кто был невиновен. Франческо и Якопо Пацци, Сальвиати были повешены без суда и следствия – на этом настоял лично Лоренцо. Он же приказал казнить и Монтесекко. Народу и этого было мало. Они кидали в трупы камни, по всему городу искали сторонников заговорщиков, грабили и убивали. Все это напоминало один из кругов ада. Флоренция и сегодня ничем не напоминала себя прежнюю. Сандро не мог поверить, что флорентийцы способны на такие зверства, что на такую безудержную ярость способен Лоренцо, тот, кто еще два дня назад был полон надежды на мир, кто любое разногласие стремился урегулировать компромиссом. Именно он призвал народ расправляться со всеми, кто имеет отношения к Пацци или Сальвиати. В кострах погибло множество вещей, вынесенных из палаццо заговорщиков. Сандро попытался спасти то немногое, что оставалось от Джулиано, не смог. Тогда он направился на Виа Ларга и попытался вразумить Лоренцо. Но тот был непреклонен, сказав, что необходимо увековечить позор Пацци в веках фресками на Барджелло или любом другом общественном здании. Тогда Сандро посчитал, что друг просто не в себе, не способен мыслить здраво, ведь на его глазах погиб любимый брат. Однако недавние слова Лоренцо говорили об обратном. - Но…это настолько древний обычай, почти забытый! – попытался отказаться Сандро, которого одна мысль об этом заказе возмущала. С его точки зрения, изображения повешенных ничем не лучше, чем измывательства над трупами, которым предавались горожане. Убитый или убийца? Какая разница? Ведь все они, в первую очередь люди. И после смерти заслуживают того, чтобы к их телам относились с уважением. Кроме того, подобные заказы никогда не делали чести самим художникам. Мало бы кто из их гильдии осмелился написать подобное. - Стоит воскресить, - ядовито заметил Лоренцо. - Лоренцо, ты сам говорил, что хочешь…вычеркнуть Пацци из истории, - напомнил Сандро. - А то, что ты предлагаешь – полностью противоречит тому, что ты хочешь…хотел еще вчера! - Нет, - невозмутимо ответил Медичи. – Вовсе нет. Я хочу, чтобы в Тоскане не осталось ни одного Пацци. И так оно и будет, когда не останется ни одного представителя мужского пола этой «благородной» семейки! То, что я прошу тебя сделать, послужит уроком для всех, кто посмеет покушаться на мою семью. Это не увековечить память Пацци, но …смерть Джулиано не будет напрасной, - последние слова он произнес тихо, словно себе под нос. Впрочем, Сандро их прекрасно расслышал. - Это неправильно. Неправильно. Это может разжечь в горожанах жажду крови, а она опасна. Сандро знал, на что способен народ. Вчера они заступились за Медичи. Но толпу возмущение народа трудно контролировать. И никто не даст гарантии, что уже завтра эта толпа не обернется против тебя. Тем более, флорентийцы всегда были весьма переменчивы, как дядюшка Арно. - Эту жажду крови разжег не я. - Я и не говорю, что ты… Но, послушай, есть другие способы почтить его память. А убийцы и так наказаны адом! - Ха! – смех Лоренцо был таким же холодным, как взгляд. - Ты еще не понял? - Чего именно? Ибо за прошедшие сутки Сандро много чего не понимал. Не понимал, как можно решиться на чье-либо убийство, тем более во время мессы? Не понимал, почему все бежали, когда могли помочь? Не понимал непостоянства флорентийцев, которые меняли предпочтения ежеминутно. Не понимал он и своих собственных чувств по поводу произошедшего. - Данте врал, - с горечью признал Лоренцо. - Нет никаких девяти кругов ада. Все это здесь. Может Медичи и прав? То, что творилось вчера на улицах, то, что творится сейчас…Это было не похоже на флорентийцев, это было не похоже на людей. Сандро даже не был уверен, что в природе найдутся звери, которые поступили бы также. Как божьи создания вообще могли опустится до такой низости? Разве что их создал вовсе не Господь. Но такие мысли были сродни еретическим. Да и насилие, в любом его проявлении, было чуждо Сандро. - Ты уже отомстил! - Я не мщу, а воздаю по заслугам, - возразил Лоренцо. - И я только начал. Поймав непонимающий взгляд Сандро, Медичи пояснил. - Ты думаешь, что наши враги ограничиваются Флоренцией? Оглянись! Борьба давно вышла за рамки Тосканы. Якопо перед смертью обмолвился, что его поддерживают за пределами города. И не трудно догадаться, кто именно. - Рим? – переспросил Сандро. - О да! Прекрасный, величественный, благочестивый Рим. И Папа Сикст, разумеется. - Это лишь твои предположения, - возразил Сандро. Ему становилось плохо от мысли, что глава Церкви способен благословить убийство. Да. В последнее время между Римом и Флоренцией были напряженные отношения, но ведь только из-за вражды Пацци и Медичи. И потом, кто сказал, что Якопо не мог солгать? Все это Сандро и высказал Лоренцо. - Ты же присутствовал при вынесении приговора, - напомнил Лоренцо. – Ты слышал, что сказал Сальвиати. Карло в заложниках. Или ты полагаешь, что его держат узником под носом у Папы Римского, а последний он этом не знает? В любом случае, у нас в темнице сидит его племянник. Сальвиати – заговорщик. Казненный заговорщик, но Сикст не оставит это без внимания. Миру конец. - Твоя бабушка не одобрила бы…, - сделал последнюю попытку Сандро. - Но ее здесь нет. Давно нет. Нет ни ее, ни Козимо, ни….Джулиано. Никого из них больше нет! На краткий миг в словах Лоренцо промелькнула боль, настоящие эмоции, а не расчетливая маска правителя. На краткий миг Сандро увидел того человека, которого знал когда –то. Всего лишь на миг, потому что последующие слова молодого банкира повергли в шок. - Если ты откажешься, то я найму Да Винчи. В конце концов ты простой художник, а во Флоренции таких много. Лоренцо не первый раз вспоминал о Леонардо, желая склонить Сандро на свою сторону. В прошлый раз художник был возмущен тем, как банкир сыграл на его тщеславии. Но это еще можно простить, учитывая, что среди живописцев всегда была конкуренция, может не такая кровавая, как между финансистами, но не менее жесткая. Отчасти Сандро завидовал тому, что да Винчи все дается так легко в то время как ему приходилось доказывать свое мастерство несмотря на покровительство Медичи, а подчас и вопреки ему. Сандро рано потерял родителей. Мать умерла при родах, вместе с младшим братишкой. Отец в тот день напился, а утром его труп обнаружили в реке. В один день пятилетний Сандро остался сиротой, никому не нужный, всеми покинутый. Ювелиры, коллеги отца по цеху, сочувствовали мальчику, но вопреки правилам не помогали. Сердобольные жены ювелиров подкармливали малыша, но у них были и своих дети. Сандро чувствовал себя никому не нужным. Но однажды на улице он заметил, как работает живописец, мессер Липпи. Мальчик заинтересовался и стал наблюдать за художником. В один из дней, заметив внимание к своей персоне, Липпи дал мальчику бумагу и уголь. Первый рисунок Сандро вышел неказистым, но Липпи подбодрил мальчонку, позже накормил обедом. Сандро стал каждый день работать с Липпи на улицах Флоренции. Там, месяц спустя, его приметила Контессина де Барди Медичи. Ей понравились работы Сандро. Мадонна договорилась, что мальчик будет учеником Липпи, но жить станет в палаццо Медичи. Липпи принял предложение, а Сандро попал в самый богатый палаццо Флоренции. С пяти лет он знал братьев Медичи. Они росли вместе, учились, тренировались, играли. И хоть Сандро чаще общался с Джулиано, но и Лоренцо стал считать практически братом. Чем старше становился Боттичелли, тем явственнее понимал, что не может претендовать на наследие Медичи. Все достанется Лоренцо и Джулиано. Но для Сандро материальные преимущества не имели значения. Он радовался тому, что у него есть семья, пусть и не по крови. Ему не нужны были деньги Медичи. Ему стали нужны они сами. Он не хотел быть нахлебником, но быстро привык считать Лоренцо и Джулиано братьями, а Бьянку – сестрой. Хотя с каждым годом она становилась все краше и краше…Сандро не мог этого не замечать, но и не смел и мечтать. Что он мог бы предложить такой девушке, как она? Но, пожалуй, можно было сказать, что она была его первой любовью, которую философы называют платонической. Первой, до того, как он увидел Симонетту. Вот тогда-то он и понял значение слов «любовь» и «красота». Простой художник? Так сказал Лоренцо. Вот значит, как! Даже не друг, а человек, каких много в городе, тех, кто и к палаццо не допущен. И это после всего что было! После того, как он вместе с ним вышел против армии Сфорцы! После того, как он вместе с Джулиано расследовал покушение на Пьеро де Медичи. После того, как он был в Соборе, а потом на площади. После всего, через что они прошли, Лоренцо смеет называть его простым художником? Это не просто умоляет его значение как живописца. Это сводит на нет те семейные узы, которые сложились между ними. - Не ты один вчера потерял близкого человека, - произнес Сандро. Боттичелли больше и минуты не хотел проводить в этих стенах, которые разом стали давить своей лепниной, позолотой и скульптурами. Он развернулся, зашагав прочь. - Выйдешь – и можешь уезжать из Флоренции и никогда не возвращаться! – крикнул вдогонку Лоренцо. - Когда будешь подписывать указ о моем изгнании, вспомни, кто был рядом, когда целый город мог от тебя отвернуться! – не остался в долгу художник, на миг выплеснув эмоции. Сандро покинул палаццо, ощущая острое желание выпить и забыть кошмар последних двух дней. Он направился в одну из менее популярных таверн города, надеясь просто напиться и забыться, не видеть и не слышать всех тех ужасов, которым наполнен город. Но едва переступив порог, художник понял, что ошибся в своих оценках. Таверна была наполнена людьми. Он заметил, как в центре сидят братья Кавалькати, а вокруг них собрались слушатели. Всем было интересно, какую роль сыграли они в трагедии, как пони помогли Лоренцо отстоять Синьорию. Бастиано Содерини как раз говорил о том, как он бил в набат, насколько для него это было волнительно и почётно. Не забыл он сказать и о том, что благодаря его действиям власть в городе осталась у Медичи. Сандро скривился, услышав одобрительные свист и хлопки. Как же противно было от такого бахвальства! Разве им, таким верным друзьям, не полагается быть сейчас в палаццо вместе с Лоренцо? Как могу они превозносить свои подвиги и пить, когда в городе смута, а они сами потеряли друга? Сандро взял себе бутылку вина, но не присоединился к товарищам, а поискал глазами свободное место. Такое нашлось в самом дальнем углу таверны. Замечательно! Подальше от этих невыносимых героев. Но даже в пропахшем виной сумраке таверны сидели люди, которые обсуждали произошедшие события. компания бурно делилась впечатлениями от вчерашней мессы, обсуждая, что будет с кардиналом Риарио? Иные опасались, что Папа Сикст может ответить войной на казнь архиепископа. Были и такие, которые поддерживали жестокие меры Лоренцо. В принципе, таких было большинство. Часть публики высмеивали Пацци, уже практически несуществующий род и открыто гуляли на их деньги. С каждым бокалом вина Сандро становилось все тошнее смотреть на этих людей. - Неужели вы не понимаете, как гнусно все это звучит? – не сдержался он, вскакивая с места – Как можно опускаться до такого, так низко пасть? - Ты защищаешь заговорщиков? – послышался вопрос. - Я никого не защищаю. Но и вы все ведете себя не лучше! - А где был ты? Кажется, ты же художник Медичи. Почему тебя не было на мессе? - Как и многих других! – возразил Сандро, в глубине души понимая, что упрек справедлив. - Как смеешь ты судить тех, кто пережил все это, пока сам ты отсиживался в мастерской? - Нет! – возразил Палициано, осмелев от выпивки. - Он был на площади перед Синьорией. И вновь люди, позабыв о Сандро, вернулись к обсуждению речи Великолепного. Сандро не мог больше этого выносить. Насколько же все они…грешные. Одних обуяла гордость, других – зависть, третьих – чревоугодие. Дышать становилось все труднее, а голова кружилась. Сандро, пошатываясь, вышел из таверны, толком не видя ни куда идет, ни кого встречает на пути. Да ему было все –равно! Он даже не понимал, куда идет, пока не замер на площади, где запах смерти был особенно силен. Теперь Сандро смело посмотрел на трупы. Лоренцо хочет, чтобы он их написал? Он напишет. Напишет так, что все флорентийцы ужаснуться! И Да Винчи будет локти кусать от зависти! Напишет, чтобы все они, все горожане, увидели со стороны сами себя! Он не станет показывать гадство полуразлагающегося тела, но покажется все гадство человеческой души. Возможно, это отрезвит народ, заставит задуматься. Возможно…. Сандро шел по горящему нефу собора. Каждый шаг отзывался болью. Он чувствовал, как огонь, пожрав сапоги, принялся за плоть. Казалось бы, как можно такое терпеть? Но он не останавливаясь шел вперед, чувствуя, как кровь кипит, чувствовал запах обгоревшей плоти. Каждый новый шаг – адская боль. Но словно сам Дьявол не давал ему погибнуть ни от шока, ни от огня. Сандро видел перед собой крест, который плавился под действием жара. Стены собора кровоточили. А под куполом, до которого он добрался, летают не ангелы, а веселятся черти. Они готовы принять его в свои объятия, а он уже и не против…. Сандро пришел в себя в своей мастерской. Как он тут оказался? - Тебе нужно меньше пить, - посоветовал некто, то ли насмехаясь, то ли порицая, то ли все вместе. - Ты?! Меньше всего он ожидал увидеть в своей мастерской Леонардо Да Винчи, своего, пожалуй, главного соперника. - Тебя это удивляет? Ты потерял сознание на площади синьории. Или мне нужно было оставить тебя там? – не дождавшись ответа, Леонардо продолжил. - Знаешь, Сандро, может мы и не ладим, но…это не значит, что мы не люди. Сказав это, Да Винчи покинул мастерскую, оставляя Боттичелли наедине с не самыми веселыми мыслями. Люди…А в этом городе остались люди? Лично Сандро в этом уже сомневался. Да даже тот же Леонардо! Он вот говорит, что помог, пришел на выручку в трудный час, но не для того ли, чтобы в тайне посмеяться над соперником? Не для того ли, чтобы увидеть над чем тот работает? Узнать секреты мастерства? Не для того ли, чтобы порадоваться чужому горю? Да Винчи ведет себя так, словно то, что произошло такое же обыденное событие, как поход на рынок за продуктами. ***** Над Арно стелился утренний туман, густой и холодный, пробирающий до костей. Он поднимался от реки, заползая на узкие улочки города. Сандро же он казался сизым и удушающим, как пыль и пепел Помпей. Художнику, работающему над фреской в столь ранний час, чудилось, что туман облепляет все его существо, мешая даже дышать. Работа стопорилась, поскольку краска схватывалась плохо. Но Боттичелли утешал себя мыслью, что в дождливую погоду он вообще не смог бы работать. Не то, что бы «Повешенные» представляли для него особо желанный заказ, но все же избавиться от него хотелось быстрее. Настолько, насколько возможно. Холода Сандро не ощущал, а лишь жар преисподней. Но лучше уж так работать пока Фло толком не проснулась. Единственные часы, когда он мог видеть плоды своих трудов. Предсмертный испуг Франческо Пацци. Ухмылка, не сходящая с лица Сальвиати даже после смерти. Холодный взгляд Якопо Пацци. Да, это лишь ненавистная фреска, но работая над ней Сандро все чаще вспоминал заговорщиков. Все чаще думал о том, что власть портит людей, причем независимо от того на вершине политического Олимпа, как Медичи, или ниже, как Пацци. Власть развращает и ведет всех к Дьяволу. Эти мысли отчасти помогали, когда Фло просыпалась и горожане высыпали на улицы. И хоть леса, на которых работал Сандро, были закрыты от прохожих навесом, Сандро не отпускала мысль, что каждый глазеет на его работу. Это сводило с ума и единственный выход он видел в том, чтобы ближе к полудню возвращаться в мастерскую. Так продолжалось из-за дня в день, как ритуал. И едва ли он понимал, сколько времени действительно прошло. Время потеряло для него значение. Сандро оказался запертым в миру своих работ. «Повешенные» – утром, а в остальное время – портрет Джулиано. Над ним работать было еще тяжелее. Любой набросок – все не то: не та улыбка, не тот взгляд, не те скулы. Не тот человек. Сандро бросал в огонь один набросок за другим, не решаясь перенести хоть что-то на холст. Он никак не понимал, почему у него не выходит изобразить друга? Он не желал выполнять заказ? Бред! Сам же и согласился. Ни попроси Лоренцо, он и сам бы написал Джулиано как сейчас делают многие. И эти многие раздражали! Почему у них получается, а у него нет? Почему ему никак не удается уловить то, что составляло саму сущность друга? Неужели он все забыл? Неужели из памяти выветривается все, что еще недавно имело значение? Боттичелли недоумевал. Ему нужна была помощь. Нужен был свежий взгляд. В один из дней Сандро побывал в мастерской Верроккьо где увидел неплохие работы. Несколько учеников трудились над портретами, среди которых художник узнал погибшего друга. - Почему я так не могу? Он увидел мальчугана, который вообще не пользовался набросками, предпочитая работать сразу на холсте. Художник посчитал, что стоит и ему так попробовать. Верроккьо был не против, предоставив и холст и краску. Некоторые любопытные подмастерья наблюдали, как из-под кисти Сандро постепенно вырисовывается силуэт юноши с опущенными веками. Молодые люди не смели отрывать живописца от работы, даже шепотом не позволяя себе комментарии. Но каждый из них считал, что их собственные творения далеки до того, что выходит у маэстро Боттичелли. А ведь он только начал! Но каков контур! Каково выражение лица! Насколько уверенно движутся руки! Взглянув на свою работу, Сандро, однако, ощутил ярость. Опять не то! Не вполне отдавая отчет в своих действиях, он схватил резак, желая распороть холст. Кто-то даже вскрикнул, но лезвие так и не коснулась холста. - Нет лучшего изображения тех, кто ушел, - произнес Вероккьо, перехватив руку Сандро. – Потому что лучшее в нашей памяти. Слова собрата по ремеслу врезались в сознание Сандро. Он осознал, что смерть Джулиано ударила не только по Медичи. На удивление, но месса объединила даже художников, которые, по определению не склонны к поддержанию цеховой этики, к поддержке. Сколько себя помнил Сандро, ему постоянно приходилось доказывать свое мастерство. Конкуренция не оставляла места для дружбы и поддержки. Так ему казалось еще несколько дней назад. Но вот сейчас, стоя в мастерской Верроккьо, Сандро чувствовал поддержку и сострадание. И на краткий миг, но ему стало легче. Слова Вероккью навели на мысль, что ушедшие не умирают навечно, если есть те, кто хранит о них память. И именно в памяти стоит искать утешение и мотивы для творчества. С такими мыслями Сандро вернулся к себе, забрав и портрет. Верроккьо взял с него обещание, что изображение Джулиано будет завершено. И Сандро не был намерен отступать от данного слова. Несколько дней Сандро работал над портретом, не делая попыток его переписать или уничтожить. По вечерам он создавал небольшие наброски, навеянные воспоминаниями. Первая встреча с братьями Медичи. Их проделки. Их занятия. Их шутки. Их ссоры – все моменты жизни. Сандро писал все, что мог вспомнить, завалив набросками всю мастерскую. Он работал, пока не понял одного. Портрет был ему не по нраву из-за чувства вины. Вины за то, что последние недели перед мессой они с Джулиано провели порознь, несмотря на все попытки Лоренцо их примирить. Вина за то, что он не пошел на мессу. Вина за то, что успел только к последнему «Прости». Едкое чувство становилось невыносимым, когда он начинал думать: «Почему ты посмел оставить меня? Оставить нас всех?!». Сандро ненавидел себя за столь крамольную мысль, бесконечно жалея, что время не повернуть вспять. Каждый рисунок оживлял ту или иную степень вины, от которой художник хотел избавиться, но не находил возможности. Вот тогда –то, находясь в самой сердцевины отчаяния, он и запер наброски и рисунки Джулиано в дальнюю комнату мастерской.