Новейшая история человечества

Ночной воздух водоворотом кружил по бетонному бункеру, задевая безликие стены, хранящие отпечатки трагических событий, тайн, о которых нельзя говорить. Безнадежно лежали кукурузные палочки, сладкая бежевая пудра осыпалась на дно бумажного пакета, проникая в расстояние между целлюлозными волокнами, смешиваясь с бесконечным течением времени. Сегодня умер Женя. Смерть, которую он безустанно призывал, жаждал чувствовать ее звенящее присутствие, пришла, приняв приглашение. Первой жертве Морена даровала заслуженное успокоение, в благодарность за открытые врата. Женин выход стал для нее входом, разверзшейся землей. Один неспящий человек, мучимый бившимся в оковах чувством вины, сидел в морозильной камере, возле окоченевшего покойника, чье обескровленное лицо не скрывало спущенное белое полотно. Стас находился здесь не так долго, но холод уже пробирал до костей. Мысли снедали, хотелось столько всего сказать, впрочем мертвым слова не нужны, пусть и искренние. Несколько часов назад Стас подходил к Ире, спрашивал, почему умер Женя, знает ли она, что послужило причиной. Девушка развела руками, объяснив, что определить невозможно, не было необходимого оборудования, да и вскрывать отмучившегося никто не собирался, никому не нужны импровизированные кровавые патологоанатомические сеансы с разрезанием легких. Женя был нездоров с самого начала, может, неизвестный порошок послужил лишь катализатором, ускорив процесс отбытия в шаттле, может, Митя действительно повредил его внутренние органы, когда высвобождал Марину. Человека уже нет. Стас тысячный раз пересмотрел фрагмент последнего видео, где еще живой покойный недоверчиво оглядывал операционную, торжественно держал в руках банку с мутной жидкостью и желтоватым мозгом, высокой тенью перемещался по помещению, раскидываясь пугающими репликами, неприятный тип. — Ботан, ты сам виноват, — Задумчиво прозвучал голос, наконец-то сокрушив угнетающую тишину, — есть люди, которых хочется разыгрывать. Они выглядят, как жертвы обстоятельств. Говоривший задумался, обвинять труп — это прямой сигнал, значащий, что пора заканчивать посиделки, брать посох мудреца и отчаливать в тихую гавань. Остров вдали от человечества, где поют фонтаны, плескаются разноцветные птицы. — Забудь. Я пришел извиниться. Извини. Не думал, что все так получится, — помолчав, он добавил, — пойду я, холодно. Держась за стену, Стас встал, двигая затекшими ногами и потирая дрожащие плечи, неспешно подошел к двери, обернувшись. — Ах, да, ты же был под одеялком. Парень подбежал к Жене и накрыл каменное лицо тканью, сразу же направляясь к выходу. — Не скучай. Выйдя из холодильника, он столкнулся с Ирой, глаза которой болезненно уставились на Стаса. Красные веки девушки опухли, наползая пленкой на склеру, растрепанные волосы грязными сосульками прилипли к шее, разодранная одежда колыхалась на ветру. Парню ее внешний вид показался странным, как Ира успела меньше, чем за четыре часа превратиться в пережившую песчаную бурю. Стас гадко посмеялся, бросив: — Ир, ты упала в мясорубку, дереводробилку? Девушка покачнулась и сощурила глаза еще больше. Ее недовольство, недавно бывшее отстраненностью, невозможно было не заметить. Конечно, ты впервые в жизни не смогла помочь человеку, который умер буквально на твоих руках, а какой-то придурок смеется над тобой. — Ты что тут делал? Пришел поиздеваться над ним, мало тебе все. — Чего сразу поиздеваться. Я, между прочим, панихиду Женечке спел, веночек на голову положил, в лобик поцеловал. Ну ты знаешь, тебе, наверное, не впервой своих пациентов хоронить. Стас громко рассмеялся, прикрыв рот рукой. Истерический смех зазвенел громом, застывая под потолком натянутой паутиной. Беспокойство как рукой сняло, стоило только найти жертву для шуток. Сердце Иры пропустило удар, ее прошибло злостью. Хотелось выкидывать из окна фарфоровые тарелки в прохожих, качаться на люстре в папином доме и боксировать с Валерой, целоваться с всеми парнями бункера, кроме Паши. Девушка встряхнула головой, отгоняя сумасшедшие мысли. — Подонок, лучше не попадайся мне на глаза, урод. — Возмущенно цедила она, кусая воздух острыми зубами. — Все, все, понял, ухожу, милая леди! Стас поднял руки, показывая ей красивые ладони, и ушел в сторону главного зала, поражаясь некультурности и бестактности врачевателя. Досадливо цокнув, он включил свет, озаривший обеденный стол с кухней и диванчик. Желтая толстовка полетела на стул, осев горной породой. Стас прислонился бедрами к тумбе и начал копаться в телефоне, подыскивая бодрую песню. Включилась "когда ты грустишь" Флер. Ирландская дудочка заиграла, будто веселая бабочка летала по свежему полю, которое светилось солнечными лучами, полынь горько пахла, кузнечики стрекотали. Лягушки квакали в отдаленной реке, щуки охотились на попавших в воду неудачливых насекомых. Парень вспомнил детство, как искал с друзьями неприметный пень, за которым легко было прятаться и курить стащенные в магазине сигареты. — Что за мудак там шумит?! — грозно закричал Валера, будя всех тех, кто не успел проснуться от музыки. Стас испуганно выключил песню и спрятался под столом. Валера пнул дверь ногой, с безумным взглядом вылетая на середину комнаты. Канареечная тряпка, печально оставленная в одиночестве, привлекла его внимание. — Стас! Ты ебанулся, признайся честно, мы тебя мигом вместо ботана в одиночку засунем. Скинхед перевел взгляд на пол, он увидел, как Стас пытается незаметно отползти подальше от края. Синие штаны неоновым светом маячили на фоне серого бетона. Бабочки опасливо сели в цветы, сложив усы. Лягушки спрятались в зарослях камышей. Нырнув под столешницу, Валера вытащил барахтающегося Стаса, крепко схватив того за футболку и поволочив к раковине. — Сейчас голову освежим тебе, ты походу совсем поехал крышей. — Валер, ты чего делаешь?! У меня телефон заглючил, музыка не выключалась! — Стас не оставлял попыток вырваться из железного захвата, но скинхед уже цепко держал того за шею, опуская под кран. Полилась вода, капли разбрызгивались по всему полу, попадали на одежду парней, стекали в приоткрытые ящики со столовами приборами, четыре склизкие руки развязали войну. — Пусти, идиот! — Нравится, а? — не без удовольствия поинтересовался Валера, ему давно хотелось высвободить скопившееся напряжение с помощью старого доброго ультранасилия. — Дебил! — отплевываясь от воды, прохрипел Стас, стремясь отпихнуть от себя нападавшего оборотня, но все было тщетно. Подоспели Саша и Митя, разняв беснующихся. Стас сел на стул, вытирая потемневшие волосы бумажными салфетками, светлые брови были раздраженно сведены к переносице. Валера накинулся на Митю, нанося удар по животу и валя на пол. Брюнет кое-как свергнул гнет, скрываясь в коридоре и бросая напоследок: — Долбоеб, подраться не с кем. Сашу начинали выводить из себя постоянная душераздирающие крики и оглушительные ссоры. Молодой человек с грустью вспоминал, как сидел с компьютером в парке, любовно протирая монитор тряпкой из микрофибры, как обдувал клавиши сжатым воздухом, закрываясь в зеленой тени Чистых прудов. Тогда ни одна живая душа не могла нарушить его вселенского спокойствия, а сейчас приходилось затыкать уши смоченной ватой, чтобы в безмолвии пообщаться с техникой. Валера старчески кряхтел на полу. — Ты говорил, — Саша подошел ближе к Стасу, устанавливая зрительный контакт, — что твой телефон глючит, давай посмотрю. Стас положил на стол мокрый разбитый телефон, выглядящий так несчастно, что единственным желание было завернуть его в бинты и убрать в железную коробку для пуговиц. — Бык этот сломал, че тут смотреть теперь. Валера поднялся на ноги, хватаясь за ноющий бок, безумно хотелось курить. — Слышь, олень, нефиг было будить. — Успокойтесь, хватает проблем и без ваших драк. Валера доковылял до стола и присел напротив Стаса, постукивая пальцами по гладкой поверхности. Саша насыпал кофейный порошок в кружку, добавил две ложки сахара и включил электрический чайник, вода зашумела, облизывая желтоватые стенки посудины. Стас закончил вытирать волосы и бросил скомканную бумагу в мусорное ведро, где возвышалась гора из использованных целлофановых пакетов, консервных банок, продуктовых крошек. — Может, у Лимонадика попросим муки? — нарушил хрустящее молчание Стас. — Ему самому нужно, видишь, как его штырит, ласты склеит скоро. — Лихо парировал скинхед. Саша отпил приготовленного кофе. Сладкая крашеная вода опалила горло, но была охлаждена плеснувшимся молоком. Необходимо было прекратить разговоры о наркотиках, хакер сделал это, взломал систему, разрушил клетку из циркония, сжег пальмитиновую кислоту: — Чем займетесь утром? — Тем же, чем и всегда, Пинки. Попробуем не оказаться в холодильнике. — Лично я устрою этим наблюдателям хреновым, идейка появилась. — Валера загадочно поглядел на собеседников, поиграв бровями. Услышав это, Стас мгновенно оживился, заканчивая крутить сломанный чефон по часовой стрелке. Скат почесал голову, мечтающую о шампуне с черным углем. — Поведай же нам о своих планах, хитрый человек! — Нет, друг, все утром! Я спать. Валера довольно поднялся из-за стола, предвкушая, как будет разносить предметы слежки, крушить бункер, устраивать всемирный потоп, взрывать петарды, пить лимонный сок, дикость и только. Стас и Саша остались одни, сон не приходил, кого-то будоражил хладный труп, кого-то — горячий кофе. В душевой засвистела вода, в операционной скептично шелестел скальпель, летящий в сухую стену. На ночь девушки склеились в одну страшную фигуру, удалось отделиться лишь Ире, которую притягивали кости, покрытые мясом.