Могу я Вам помочь?

«Рог изобилия» был не то чтобы самым паршивым местом из тех, где в последнее время приходилось побывать. Заброшенному грузовому кораблю, набитому хасками, всё же далеко до Фероса. Но Шепард вымотана куда больше, чем после злосчастной колонии. И зла. На себя, конечно – по большей части. Знала бы капитан, что на таком тесном клочке пространства их ожидает полчище тварей, взяла бы с собой лейтенанта Аленко – биотика куда более сильного и опытного, чем она сама. И, разумеется, Рекса. Но, не ожидая подвоха от крошечного судна, она берёт Гарруса и Эшли. Накануне эти двое опять повздорили, и Шепард думает, что совместная работа поумерит их неприязнь друг к другу, которая, в общем-то, исходит по большей части от сержанта Уильямс. Просчёт капитана обходится Эшли в переломы руки и ключицы, Гаррусу – в серьёзно повреждённую броню, им в целом – в бессмысленную трату боеприпасов, уни-геля, панацелина и времени. Ничего ценного на борту, по сути, не оказывается. Даже информации. — Капитан, да право слово, ерунда. Чего только на высадках не бывает? Я в порядке, — заверяет Уильямс. Шепард, стоящей над её койкой, тем не менее хорошо видно, как Эшли еле сдерживается, что бы не скривиться от боли. К ним подходит доктор Чаквас с медикаментами, дабы заняться травмой сержанта, и капитан отходит в сторону. — Поправляйтесь, Эш. Не вздумайте сегодня отсюда смыться, вы нужны мне здоровой и в форме, так что лечитесь как следует, — строго говорит Шепард, не пытаясь, впрочем, скрыть беспокойства. — Есть, мэм, — через силу улыбается Уильямс и тут же с подозрением косится на инъектор в руках врача. Что сказать: солдаты пули не так боятся, как медицинской иглы, капитан давно эту странность у военных людей заметила. Да и сама она медотсеки не жалует. Но когда на больничной койке оказываются её люди, Шепард ничего не может поделать – ей всегда кажется, что на их месте должна быть она. Командир, который подвёл своих бойцов, уцелев при этом, не многого стоит. Память сверлит тупая боль, оставшаяся после Элизиума… Шепард подходит к полке у стола доктора Чаквас, где, как она знает, хранятся медикаменты, и, осторожно взяв оттуда антисептик, стерильный спонж в упаковке и средство от ожогов, тихо выскальзывает за дверь. На долю капитана сегодня всё же выпала травма, хоть и весьма незначительная – в процессе борьбы с последней порцией хасков она приложилась незащищённым участком шеи, чуть ниже затылка, об оголённую трубу, по которой, очевидно, шёл сброс охлаждающей жидкости. Кожу в этом месте сильно жжёт, но вряд ли там что-то серьёзнее ожога первой-второй степени, а потому Шепард считает неприемлемым отрывать доктора от пострадавшей гораздо серьёзнее Эшли и решает, что справится с этим сама. Увы, проскользнуть в свою каюту незамеченной капитану не удаётся – её окликает Кайден. — Капитан, разрешите обратиться, — начинает лейтенант, но, когда Шепард поворачивается в его сторону, взгляд мужчины становится обеспокоенным. — У вас всё в порядке? Аленко кивает на медикаменты в руках своего командира. Шепард поджимает губы. — Да, Кайден, иду зализывать царапины. Вы что-то хотели? — Ерунда, мэм, это подождёт. Но… — Аленко переминается с ноги на ногу и продолжает: — Вы уверены, что все хорошо? Не поймите превратно, просто заметил, что вы очень внимательны к здоровью подчинённых и куда как меньше – к своему. — Я себе не враг, лейтенант, — чуть улыбнувшись, отвечает Шепард, — с пробитой головой точно из медотсека сбегать не стану. Не стоит беспокоиться. — Как прикажете, мэм, — робко улыбается Аленко и отворачивается к настраиваемой им до этого панели. Шепард едва слышно выдыхает. Ей не противна забота стоявших ниже по званию, как и чья-либо другая. Но состоявшийся недавно разговор с лейтенантом, который неправильно понял её дружелюбие, оставил неприятный осадок. Шепард не хочет давать ложных надежд, не имеет привычки играть с мужчинами. Кайден – хороший парень, во всех отношениях симпатичный, но что-то в нём её отталкивает, и это не только субординация… Мысль обрывается, едва капитан, предавшись ей, теряет бдительность и наталкивается на кого-то, вышедшего из-за поворота к лифту. — Ох! — вырывается у Шепард, столкнувшейся лбом с твёрдым металлом. На корабле всего один обитатель выше командира на голову и не вылезающий из брони, даже в увольнительный, поэтому она не сомневается, кого увидит, подняв глаза. — Капитан! Простите, задумался. Не ушиблись? — спрашивает уже привычно вибрирующим голосом Гаррус. Мандибулы турианца подрагивают, и Шепард, за последние месяцы довольно неплохо изучившая его мимику, видит – он искренне смущен. — Нет, всё в порядке, Гаррус. Я сама зазевалась. Шепард потирает пострадавший лоб запястьем – рука занята бутылкой с антисептиком. И до этого гудящая голова отзывается неприятным давлением в висках. Но найти в себе даже каплю раздражения на Вакариана она не может. У турианца имеется какая-то такая особенность: они спорят, он говорит вещи, с которыми Шепард никак примириться не может, которых в нём не понимает, но при этом Гаррус Вакариан совершенно не вызывает к себе неприязни. Его убеждения искренни, но он не считает их абсолютными, умеет прислушиваться к чужому мнению, считаться с ним, взглянуть на ситуацию чужими глазами. И, если нужно, признать, что был неправ. А ещё Шепард чувствует в Гаррусе надёжного товарища. Она может предположить подвох от кого угодно, даже от Кайдена, не так давно признавшегося в откровенной симпатии, но только не от Вакариана. Очевидно, потому, что существа более прямолинейного в своих помыслах и побуждениях Шепард не встречала прежде. Гаррус тем временем, как и Аленко до того, замечает в руках капитана медицинские препараты. — Вам всё-таки досталось от того последнего хаска, — не вопросительно, скорее, просто озвучивая очевидное, говорит турианец. — Не от него, от трубы радиатора. Обожгла сзади шею немного, — пожимает плечом Шепард и видит, как Вакариан поднимает глаза на дверь медотсека. И тут же в его взгляде мелькает понимание. Прежде чем капитан успевает сказать, что уходит, Гаррус спрашивает: — Могу я вам помочь? Шепард приоткрывает рот, чтобы отказать, но сталкивается взглядом с Вакарианом и так и не произносит ни звука. Вообще-то в её каюте нет зеркала, а даже и будь оно там, обработать самой себе затылок всё равно будет проблематично. В голубых глазах напротив никакого намёка, никакого подтекста, Шепард не может разглядеть там ничего, кроме того, что Гаррус только что произнёс вслух – желания помочь. Это неожиданно удерживает её от резкого отказа. — Там ничего серьёзного, ерунда, а не ожог. — Значит, я точно справлюсь, капитан? — осторожно спрашивает турианец, давая понять, что не настаивает, но от предложения не отступается. Что-то в его интонации заставляет Шепард сбиться с мысли, и, так и не закончив внутреннего диалога с самой собой, она всё же кивает, соглашаясь. В каюте Шепард глубоко вдыхает и выдыхает, опуская медикаменты на стол. Ей не понравился взгляд Аленко, которым он проводил их с Гаррусом. Но турианец подходит к столу и с приглушенными щелчками отстёгивает от брони перчатки, снимает их. Шепард невольно переключает внимание на это. Капитан давит желание задать всплывающий в мозгу вопрос – неприлично ведь. Когти! Чёрт возьми, и вправду когти! Остальная часть кистей у турианца покрыта тёмной синевато-бурой кожей. Он сбрызгивает их антисептиком из бутылки с пульверизатором, по помещению разливается едкий запах спирта. Мысленно сделав себе выговор, Шепард поворачивается к Гаррусу спиной и расстёгивает ворот формы. Ткань больше не трётся о саднящий участок кожи, но ожидание чужого прикосновения и знакомого холода от мази не дают облегчённо вздохнуть. Шепард слышит, как Вакариан надрывает упаковку спонжа, как вскрывает тюбик с лекарством. Неосознанно затаив дыхание, она ждёт, когда он подойдет. Наконец волос на макушке касается неожиданно горячее дыхание. — Позвольте?.. — турианец еле ощутимо касается плотного ворота, и, когда Шепард кивает, он мягко оттягивает его чуть сильнее. Очевидно, ожог всё-таки шире, чем казалось поначалу. Она жмурится, когда Гаррус сбрызгивает антисептиком края раны – травмированную кожу нещадно печёт. Но в следующую секунду приходит облегчение от густой охлаждающей мази, наносимой Вакарианом с осторожностью, которую едва ли можно было ожидать от обладателя самых настоящих когтистых лап. — Я не специалист, но, мне кажется, было бы хорошо наложить повязку, — говорит турианец спустя минуту, откладывая спонж и тюбик, — на клейких краях, знаете, такую… — Вы о пластыре? Сейчас, у меня вроде была пара подходящих, — отзывается Шепард, с удивлением открывая глаза, ведь она не может понять, когда закрыть их успела. Ожог больше не причиняет дискомфорта, кожа на том месте будто занемела, но капитан вынуждена повести плечом, сгоняя другое, гораздо более приятное и вместе с тем странное ощущение от чужой заботы. Шепард кажется, будто она всё ещё чувствует тепло дыхания на волосах, когда подходит к рабочему столу и открывает ящик в поисках пластыря. — Вот, — говорит капитан, возвращаясь к Гаррусу, вручает ему прямоугольную упаковку и снова поворачивается спиной. — Вижу, вы не впервые обходитесь без врача, — с явной усмешкой в голосе замечает Вакариан. Возможно, будь в этой фразе укор, такой, как она слышала от Аленко, Шепард бы почувствовала раздражение. Но она только усмехается в ответ. — Я полностью доверяю нашему бортовому медику. Просто медотсеки не люблю. Капитан слышит шелест, а затем снова чувствует мягкие, почти трепетные прикосновения – Гаррус разглаживает края пластыря, фиксируя его. Руки у него горячие, даже слишком, но память тут же подкидывает информацию из школьного курса ксенобиологии о том, что выходцы с Палавена имеют не только повышенное содержание металлов в организме, а ещё и повышенную в сравнении с человеческой температуру тела. — Докторам должно быть обидно. К ним никто не приходит с удовольствием, — снова усмехается Вакариан и добавляет: — Готово, капитан. А затем он делает одно крошечное движение – аккуратно поправляет ворот формы Шепард, возвращая его в исходное положение. И капитану требуется несколько секунд, чтобы справиться со смесью недоумения, некоторого смущения и неожиданного удовольствия – потому что тело её отзывается на такую незначительную вольность мурашками от макушки до пят. Сморгнув и сделав вдох-выдох, Шепард поворачивается к турианцу. — Благодарю вас, Гаррус. Самой мне было бы сложнее справиться, — совершенно искренне говорит она. Мандибулы Вакарина вздрагивают в турианском подобии улыбки. — Не за что, капитан, прикрывать ваш тыл – моя обязанность. Неважно, каким именно способом. Шепард не может сдержать ответной улыбки и даже смешка. — У вас тяжёлая работа. — Да? — с притворной задумчивостью в голосе турианец слегка склоняет голову. — Ну, вроде не жалуюсь. На этот раз Шепард уже откровенно смеётся. Что ни говори, а с юмором у него всё в порядке, и это тоже неожиданно для представителя совершенно другого народа. — Я всегда к вашим услугам, — уже более серьёзно добавляет Гаррус и тянет руку к перчаткам, лежащим на столе. Шепард не знает, что именно толкает её сказать то, что при обычных обстоятельствах она бы никогда себе не позволила. Она, как правило, обдумывает слова, прежде чем их озвучить… — А ведь я большую часть жизни пребывала в уверенности, что это просто форма перчаток у турианцев такая. Так и не донеся руку до стола, Вакариан поднимает на капитана взгляд. — Ну, до сегодняшнего дня не верила, что у вас действительно когти, — добавляет она и тут же чувствует подступающую к щекам кровь. Гаррус снова усмехается и переводит взгляд на свои кисти, перевернув их ладонями вверх. — Подозреваю, выглядит и правда жутко, — говорит он, — но мы их затупляем, так что они не опасны. Шепард впервые за долгое время вынуждена стиснуть зубы, не от бессильной злости или боли, а в попытке сдержать смех. Она вдруг представляет, как Вакариан сидит между делом с пилкой для ногтей, и приходится сжать ещё и губы, чтобы уж точно не расхохотаться. Какая пилка, тут как минимум напильник нужен! — Да, люди тоже так делают, — дабы справиться с эмоцией, говорит капитан и аналогично приподнимает руки ладонями вниз, демонстрируя свои ногти. — Правда, нашими когтями разве что физиономию кому расцарапать можно. Эволюция решила, что нам такие средства защиты без надобности. Впрочем, на Земле есть виды животных, когтям которых позавидовали бы даже турианцы. Большие кошки, в частности… Она замолкает, встречаясь взглядом с Гаррусом. На долю секунды Шепард становится неловко за свою болтовню, но взгляд турианца кажется заинтересованным. И капитан вдруг отмечает, что он как раз таки большого кота ей и напоминает. Снова хочется улыбнуться. — Человечеству пришлось побороться за выживание на своей планете, полагаю, — говорит Вакариан, рассматривая ладони капитана. — Точно не больше, чем кроганам с их молотильщиками. По крайней мере, наши звери кислотой не плюются. За исключением некоторых политиков разве что. Гаррус смеётся. Смех у него такой же вибрирующий, как и голос в целом, но не раздражающий. И только в этот момент Шепард чувствует, что рукам горячо. С неподдельным удивлением капитан опускает глаза и видит, что турианец подставил под её протянутые ладони свои раскрытые, а она даже и не заметила, как и когда позволила своим пальцам лечь на его. Картина в какой-то мере сюрреалистична – бледные беззащитные человеческие ладони в тёмных, когтистых, раза в два больше руках инопланетянина. Шепард замирает, не отводя взгляд. Гаррус не сжимает пальцев, лишь держит её руки в своих на весу и, судя по неловкому молчанию, так же не знает, как это вышло. В жесте ничего непристойного. Один взгляд Лиары на капитана куда как порочнее, чем это рукопожатие. Но интимность, которая однозначно присутствует, неуместна. Главным образом потому, что Шепард никак не может найти в себе протеста на это действие Вакариана. Она мягко, чтобы не обидеть турианца излишне резким движением, решает убрать руки. Пальцы её проходятся по ладоням Гарруса, и он расправляет кисти, отчего движение становится более длительным. Оно оканчивается скользнувшими мягкими подушечками тонких белых пальцев по чёрным, гладким когтям. И Шепард с ужасом понимает – это выглядело, чёрт возьми… Сексуально?!.. Щёки всё же заливает краской, капитан в этом абсолютно уверена. И ей определённо кажется, что дыхание турианца участилось. — Едва ли стоит тревожиться. Вашими стараниями все они скоро вымрут. Неосторожных политиков это тоже касается, — немного сбивчиво говорит Гаррус, снова потянувшись за перчатками. Он явно предпринимает попытку разрядить атмосферу, а Шепард не без труда вспоминает, о чём речь. — У людей есть такое понятие, как гуманность. Так что всё-таки оставлю парочку. Для зоопарка, — отзывается она, справившись с замешательством. Гаррус снова смеётся и, защёлкнув наручи, встречается с капитаном взглядом. Неловкость понемногу отступила, оставив после себя лишь ощущение недосказанности. А чего именно – не разобрать. — Ещё раз спасибо за помощь, Гаррус. Я рада, что вы со мной, — говорит Шепард с осторожной улыбкой, и Вакариан кивает, понимая намёк. — Всегда пожалуйста, капитан. И я действительно не жалею, что отправился с вами. Разрешите идти? Шепард остаётся в каюте одна и только тогда позволяет нестройной толпе мыслей в своей голове скопом навалиться на неё. И ещё довольно долго, почти до отхода ко сну этим вечером, капитана не покидает это ощущение – сухой мягкий жар рук турианца на её ладонях…