Не бойся

      Сначала это был водопад…       И они отдались эту чувственному, ничем не замутнённому порыву вместе. Там не было Кота и Муры, под теми обжигающе холодными струями воды остались только Вася и Женя. И они любили. Оба. Ионов был уверен в этом на все сто. Сначала он думал, что это просто банальное соперничество с Физиком за внимание красивой барышни, гордо именующей себя младший лейтенант Евгения Мурашова. Очередная его спортивная победа, очередное маленькое приключение. В какой момент все это легкое и маленькое переросло в большое и чистое, он и сам не понял. Просто как-то вдруг осознал, что потерять голубоглазую, постоянно умничающую младшего лейтенанта будет невыносимо больно. Поэтому и берег как зеницу ока, все ее растяжки забирал себе, только бы она жила, дышала где-то поблизости. Но вот поймать ее на отвесной скале так и не сумел. А потом, когда узнал, что она жива, стало плевать на все условности, приказы и запреты.       Он чувствовал, что далеко не безразличен Женьке. Так сыграть было просто невозможно. У того маленького горного водопада она любила его, отдавалась каждой клеточкой тела, и в каждом своем порыве, в каждом движении была искренна… А потом вдруг так явно сфальшивила. «На задании, товарищ командир» — Вася понимал, что Мура просто прикрылась этой дежурной, холодной и пустой фразой, напугалась собственных эмоций, но все равно было больно, больно и обидно, совсем по-детски. Но отпускать ее он уже не собирался.       А потом он устроил ей день рождение…       Женя окончательно расставила все точки над «i». И была очень довольна собой. Младший лейтенант Евгения Мурашова, гордая и неприступная, выбравшая не любовь, слезы и сопли, а сделавшая ставку на карьеру, на офицерскую честь, поставившая служение Родине выше личного и, как казалось тогда, такого приземленного, была в тот вечер бесконечно уверена в себе. Она — не обычная девушка, она — снайпер, причем отличный, спецназовец одного из лучших спецподразделений страны. Она шла к этому всю свою сознательную жизнь. И что теперь? Профукать все это, поддавшись нахлынувшим эмоциям? Ну уж нет!       Только вот почему той ночью, оказавшись в пустой квартире, вдруг захотелось сдохнуть, завыть как обычной бабе от тоски и никчемности собственной жизни. Одна грязная кружка в раковине, одна подушка на кровати, одна зубная щетка в ванной. Зачем? В ту ночь все можно было списать на излишки алкоголя, притупившего мозг и позволившего вырваться наружу так тщательно скрываемым чувствам. А утром? А весь следующий день? Черт бы побрал Пригова с этим его выходным. Женя слонялась по квартире до самого вечера, искренне убеждая себя в правильности принятого решения. И практически уже убедила, но раздавшийся звонок в дверь и подвыпивший Ионов на пороге разметали выстроенную ею толстенную стену одним ударом, точнее одним поцелуем. Он ничего не говорил, не пытался объясняться или уговаривать. Он просто взял. Взял то, что итак давно принадлежало ему. И Женя не сопротивлялась, а, если уж быть до конца честной хотя бы с самой собой, то сама отдавалась ему без остатка. И утром она готова была поговорить, готова была дать им шанс, маленькую призрачную надежду, но он ушел, бросив на прощание дежурное и пошлое «Ты была великолепна, детка». Она опять добилась того, чего хотела. Она, гордая и неприступная, и она одна. Ионов перестал смотреть на нее грустными глазами и радоваться каждой высокомерно подаренной улыбке. Он жил дальше.       А потом была Алина…       Васе надоело бегать за ее юбкой, точнее за ее камуфлированными штанами. Он давно не пацан и вытирать об себя ноги не позволит. А именно этим методично занималась Мурашова все это время. Как будто искала, где же у него предел. Нашла… Вася искренне надеялся, что ей стало от этого легче. Их ночь любви была прекрасна, а утром… утром он не стал спрашивать, что же между ними теперь. Это лишнее. Женька все ясно дала понять на вечеринке, а унижаться второй раз Вася не хотел. Он поставил большую жирную точку и стал пытаться хоть как-то себя склеить.       Что там? Клин клином? Да запросто. Новая девушка, новая любовь, новые эмоции. Жаль только что не сложилось, но надо признать на время отпустило, выключило Мурашову из головы. Хотя ненадолго. Ровно до того момента пока Женя, злющая как мегера, не заявилась к нему тем же вечером после возвращения в Питер. Она ничего не говорила, залепила пощечину, а потом припала к губам в страстном поцелуе. Она не давала ему перехватить инициативу, да он, если честно, и не пытался. Она просто брала свое. То, что и так всецело принадлежало ей, и он был счастлив. А наутро Женька сбежала. Удрала как самая последняя трусиха, пока он спал. Вася не стал выяснять отношений. Было и было. Ну и пусть больно. Это же не вечно. Найдется другая, которая сможет вытравить Мурашову из сердца, и он снова станет любимым и любящим.       А три дня назад Пригов отстранил ее от операции…       Отдал сухой приказ «Мурашова в КТЦ», глянул на нее исподлобья, и она вдруг не стала спорить и сопротивляться. Молча кивнула, потупила глаза и покраснела. Такому повороту событий удивилась даже Багира. Чтобы язва Мурашова и смолчала? Да она даже Бате однажды предложила спинку потереть, а тут такое удивительное послушание и подчинение. Но выяснять причины или издеваться над ее поведением было некогда. Террористы не дремлют и не ждут.       Они вернулись домой. Измотанные, уставшие, голодные, двое суток не спавшие, но живые. Все. И это радовало. Только почему-то в КТЦ показалось, что Женя неестественно бледна и постоянно смотрит на него, как будто пытается просветить рентгеном. Да не ранен он и на гранатах не подрывался, ее же рядом не было. Просто остались на двое суток без связи. Первый раз что ли? Хотя… Может быть ему все это и показалось с недосыпу. Ионов кое-как добрался до дома и кажется умудрился уснуть, еще стоя под душем.       — Васька… Голос вопреки ожиданиям прозвучал надрывно, а дальше поток слез хлынул стихийно и совершенно неуправляемо.       — Мне плохо… Страшно… Панически… Я больше так не могу… Задыхаюсь — Мурашова, ты что ли? — Ионов с трудом разлепил глаза и, нажимая прием, даже не смог разглядеть от кого входящий. — Ты на время смотрела? — проморгался и все же смог сфокусировать взгляд на экране смартфона. — Твою ж… два часа ночи, — выругался, а потом замер и нахмурился. — Ты что там рыдаешь? Что случилось?       Женя говорила практически не останавливаясь, плакала, захлебывалась собственными слезами. Понятно. Кошмар приснился. Она, он, группа, дети, кровь, взрывы, выстрелы, не успели, убили, погибли — в общем ничего нового, схема стандартная, кошмары у них у всех примерно одинаковые. Кот ее особо не слушал и в подробности не вдавался. Человек в неконтролируемой истерике всегда несет полный бред. Нужно дать выговориться, поэтому он лишь изредка отдельными междометиями обозначал свое присутствие.       — Двери открой!       — ….       — Двери, говорю, открой! Мне что тут до пенсии стоять!       Женя вздрогнула, судорожно со всхлипами и придыханием вздохнула, слезы и истерика, как по мановению волшебной палочки, прекратились. Неужели она так долго ревела, что он успел к ней доехать. А она ведь даже не слышала ни шум двигателя, ни звуки открывающихся/закрывающихся дверей его машины. Но перед ней действительно стоял Ионов: заспанный, взъерошенный, помятый, но точно настоящий.       А что ему еще прикажете делать в подобной ситуации? Слушать, как она рыдает? Мурашова, конечно же, дура. Но своя, любимая…       — У тебя чего все форточки настежь? На улице октябрь, отопление еще не дали, а ты проветриванием решила заняться.       Он обошел квартиру, позакрывал окна, вернулся к Жене, осторожно тронул ее за руку. Нет, не холодная, ледяная, губы синие, глаза красные, заплаканные, кожа бледная, почти прозрачная, исхудавшая какая-то, хрупкая. Не рубенсовская барышня, надо сказать. Да и сексуальный пеньюарчик это, безусловно, круто, но сейчас совсем не к месту.       — Раздевайся!       — Чего?       — Раздевайся! Это приказ!       Ионов смотрел так, что Женя, еще не отошедшая от шока его появления на пороге своей квартиры в два часа ночи, как загипнотизированная подчинилась. Она робко потянула вверх края шелковой ночнушки, стянула ее через голову, уронила на пол и тут же была одета и укутана словно в кокон в теплую, только что снятую с его тела тельняшку. Вася подхватил покорную как мягкий пластилин девушку на руки и понес в спальню. Замотал их обоих в большое уютное одеяло и тесно прижался своей грудью к ее спине.       — Ну и какой у нас срок?       Нет, Ионов не хотел детей. Сейчас не хотел. Может быть лет через десять, а то и пятнадцать… И точно не от Мурашовой. Он обязательно найдет ту, которая полюбит его, не будет бояться, убегать, испытывать на прочность. Будет любить, просто потому что он есть. И он будет любить также. Обязательно будет. Ну и пусть пока он до одури любит эту упертую Мурашову. Когда-то же это пройдет.       А вопрос такой нетривиальный задал просто так. Во-первых, она всю дорогу несла чушь про каких-то детей, а, во-вторых, Вася, если честно, побаивался Женьку в таком состоянии. Уж лучше пусть возмущается, ехидничает, высокомерничает, тогда хоть понятно, чего от нее ожидать, а тут… он просто не знал, что делать с рыдающей Мурашовой. А после такого вопроса она быстренько придет в себя. Сейчас обязательно устроит истерику из серии «Ионов, ты охренел, и ты много на себя берешь», а он под ее нудный бред спокойненько вырубится дальше, а завтра или опять молча уйдет, или она его выгонит. Плавали. Знаем.       — Шесть недель.       Женька всем телом почувствовала, как он вздрогнул и напрягся. А что ей делать? Скрывать? Рано или поздно правда все равно вылезет наружу. Пригову вон уже начмед доложил. Скоро по КТЦ во все стороны слухи поползут.       Она вообще не поняла, зачем позвонила Ионову. Приснившийся такой явственный кошмар выбил ее из колеи, и пальцы сами набрали заученный на память номер. А услышав его голос, она просто сорвалась. Два дня в КТЦ без связи с группой… Это были самые мучительно страшные два дня ее жизни. И как только Багира все это выдерживает? А она вот и одного раза вынести не смогла. Буквально приползла домой, рухнула в кровать, но воспаленный мозг вместе с пляшущими гормонами подкинули ее воображению такой недетский сон, что кровь буквально застыла в жилах. И только один человек мог ее спасти, вытащить, отогреть.       Человек этот за спиной расслабился также резко, как и напрягся всего несколько секунд назад.       — Ничего не бойся, малыш!       Чего? Какой она ему малыш? Она спецназовец покруче многих. И что значит ничего не бойся? Это вообще не ему решать. Это она заявилась той ночью к нему, это она в пылу злости забыла о том, что следует предохраняться. И теперь это только ее проблема, ее головная боль или бесконечная радость. Его она всего лишь поставила в известность.       Женя глубоко вздохнула, набирая в грудь побольше воздуха, чтобы высказать все, что она о нем думает, но замерла, так и не проронив ни слова. Оказывается, Ионов обращался вовсе не к ней.       Вася аккуратно положил ладонь на ее совсем еще плоский живот, улыбнулся и, перед тем как опять провалиться в такой манящий сон, уверенно произнес:       — Не бойся! Спи, мой хороший! Папка с тобой!